Сколько существуют независимые государства нынешней Центральной Азии, а существуют они уже 16-й год, столько же времени дискутируется вопрос создания некоего интегрированного пространства региона. И не только в самих центральноазиатских странах.
Созданием единого пространства в регионе сильно озабочены и внерегиональные силы. В самих странах Центральной Азии создание единого интегрированного пространства представляется эффективным инструментом для решения актуальных социально-экономических проблем, снижения избыточного давления больших государств на процессы, развивающиеся в регионе, предотвращения дестабилизации ситуации в каждой из стран региона и повышения уровня их сопротивляемости негативным влияниям извне.
Для внерегиональных сил, например, для западных стран, создание единого пространства Центральной Азии интересно с точки зрения обеспечения их собственных политических и неполитических интересов. Например, с точки зрения обеспечения доступа к ресурсам региона и ослабления позиций и влияния России.
Примерно по этим же причинам, но с другим знаком, в создании некоего интегрированного пространства Центральной Азии заинтересована и сама Россия. В самое последнее время проблема центрально-азиатской интеграции была актуализировано президентом Казахстана Нурсултаном Назарбаевым, который полагает, что «…самым лучшим было бы создать союз центрально-азиатских государств, куда я включаю Казахстан и Среднюю Азию. Просто потому, что во всем мире идет такой процесс… Нам сам Бог велел объединяться: 55 миллионов населения, нет языковых барьеров, взаимодополняемая экономика, находимся на одном пространстве, есть транспортные связи, энергетические. Этот регион может обеспечить себя продовольствием, не выходя на внешние рынки, может полностью обеспечить себя энергетикой и так далее. Что еще надо? Мы уважаем друг друга. Население от этого только выиграет».
Здесь возникает ряд вопросов. И первый из них можно сформулировать так — существуют ли реальные предпосылки для формирования нового единого регионального пространства? Сторонники скорейшей интеграции центрально-азиатских государств полагают, что для формирования такого пространства в Центральной Азии набор основных необходимых предпосылок уже имеет место быть. Они и перечислены в цитированном высказывании Назарбаева. Некоторые к этому списку добавляют и такой фактор, как общность исторических судеб стран и народов региона.
Действительно, республики бывшей советской Средней Азии являются соседями. Но это ещё ни о чём не говорит. Таджикистан, например, в гораздо большей степени является соседом Афганистана и Китая, нежели Туркменистана и Казахстана. С первыми он имеет общие границы. При этом, на государственном уровне проблем у Таджикистана с ними гораздо меньше, нежели с некоторыми постсоветскими соседями по региону.
Нынешние экономики стран региона никак нельзя назвать взаимодополняемыми. О родстве же культур можно говорить лишь в том случае, если они базируются на общей цивилизационной платформе. Культуры народов региона сегодня базируются, как минимум, на двух таких платформах — исламской и советской. Но, как представляется, силы способные определять развитие стран региона, упорно стремятся как можно дальше уйти от них обоих.
Одновременно народы Центральной Азии разделяет принадлежность одних к оседлой ираноцентристской цивилизации, других — к тюркско-номадической, третьих к некоей комбинации и той и другой. В этом плане общего между ними, в целом, не очень много. В плане же языка их в большей степени объединяет привнесенный в регион русский, нежели какой либо иной язык, который постепенно сдаёт свои позиции.
Не всё ладно и ясно и с общностью исторических судеб стран и народов региона. Тут, как минимум, надо определиться с тем, что же подразумевать под этой общностью. Очевидно, что у руководителей каждой центрально-азиатской страны, а от них в конечном итоге, зависит судьба интеграционного проекта, свое и далеко не схожее с другими видение и понимание этой самой «общности исторических судеб региона».
Из всего сказанного следует лишь одно — названные предпосылки никак не могут служить реальной основой развития интеграционных процессов в регионе. Возникает и такой вопрос — в какой мере формирование единого интегрированного пространства действительно отвечает национальным, скажем Таджикистана и таджиков, интересам. По крайней мере, в настоящий и в обозримый период времени? Так ли уж очевиден и, что более важно, приемлем для них положительный ответ?
Для Таджикистана и таджиков создание интегрированного, без государственных границ, пространства в Центральной Азии, в условиях, когда процесс формирования современной таджикской нации только-только начинает развиваться по настоящему и завершится еще далеко не скоро, чревато далеко не позитивными последствиями. В частности, возможностью распространения на территории республики такого явления, как имеющий место быть процесс «детаджикизации» территорий, исторически населенных таджиками, но после национально-территориального размежевания Центральной Азии в середине 20-х годов прошлого столетия оставшихся за современными границами республики.
Уже одна эта перспектива, а она вполне реальна, делает идею скорейшей реальной региональной интеграции неприемлемой для таджиков. Создание интегрированного, т.е. объединившегося, слившегося воедино, пространства в Центральной Азии обязательно будет сопровождаться добровольным, а возможно и не совсем, отказом каждого интегрирующегося государства от части своего суверенитета в пользу наднациональных органов. По мере развития интеграционного процесса эти органы будут стремиться к расширению своих полномочий за счёт передачи им национальными государствами все большей части своего суверенитета.
В условиях Центральной Азии скорейшая интеграция приведет к тому, что наднациональные органы будут отражать, прежде всего, национальные интересы государств, обладающих более сильной экономикой. С этой точки зрения Таджикистан не может конкурировать с Казахстаном, Узбекистаном или Туркменистаном. Таким образом, совершенно очевидно, что сегодня поспешная интеграция в единое центрально-азиатское пространство совершенно не отвечает интересам республики.
Вместе с тем, представляется весьма проблематичной полезность немедленного развития интеграционных процессов и для самого Казахстана, как страны и казахов, как этноса. Только лишь высокого уровня и динамики экономического развития не достаточно для обеспечения безопасности той или иной центрально-азиатской страны как государства и, что особенно важно, для этнической безопасности его титульного населения. В последнем случае не меньшее значение имеет численность этого этноса, уровень осознания им своей этно-цивилизационной идентичности и готовности жестко её защищать.
Нынешнее население Казахстана составляет всего лишь 15–16 млн. человек. Из этого числа самих казахов чуть более половины, причём приличная часть уже этой половины испытывает явные проблемы с собственной этно-цивилизационной идентичностью. И это притом, что подавляющая часть соседей Казахстана испытывает такие проблемы в гораздо меньшей степени, если вообще их испытывает. И не может ли в этих условиях статься так, что создание единого интегрированного пространства Центральной Азии будет всего лишь прелюдией процесса этнического переформатирования Казахстана, процесса его повторной, как это было уже однажды в советское время, «деказахизации», конечно, не физической, а в смысле утраты казахской частью населения республики своей этнической идентичности?
г. Душанбе
|
|
