Я уже не раз писал, что в предвоенной и, особенно, военной ситуации во всех странах резко ужесточаются законы, резко ужесточается дисциплина.
В предвоенном и военном СССР законы тоже стали суровее, хотя, к примеру, ничуть не строже британских законов, скажем, немцев Поволжья не в лагеря сажали, как англичане сажали в концлагеря своих британских немцев, а вывезли их на восток страны. Но сам факт ужесточения дисциплины был естественным, поскольку речь шла о выживании государства.
Однако, при всём при этом, в сталинском СССР, как в государстве народа, была очень велика роль народа. В результате и суды, и власть боялись вызвать своими решениями народное недовольство.
Я хочу это показать на примерах воспоминания Михаила Иосифовича Друинского, главного инженера Ермаковского завода ферросплавов. Он построил этот завод, а я лет 15 работал под его началом.
Но во время Великой Отечественной войны Друинский подростком был эвакуирован в Актюбинск, и здесь же начал работать на Актюбинском заводе ферросплавов, а в 90-х Друинский описал в своих воспоминаниях военные порядки в промышленности СССР. Однако надо понять, что Михаил Иосифович прожил жизнь в условиях антисталинской пропаганды, и описывая события он старался не сильно уходить, скажем так, от привычной ему «линии партии».
Тем не менее, главным являются излагаемые им факты, а его оценка этих фактов второстепенна.
Итак, Михаил Иосифович вспоминает:
«Как я уже рассказывал, в 1943 году у нас в цехе были серьезные трудности с разбивкой металла. В разливочном пролете цеха скопилось большое количество неразбитых слитков. По этой причине оборонные заводы не получали нужную продукцию, снизилось производство танков.
В таких исключительных условиях начальник цеха по согласованию с профсоюзом издавал распоряжения об отмене выходного дня. В выходной день вся бригада во главе с начальником смены выходила в цех не на свои рабочие места, а на разбивку металла. …И вот однажды, когда вся наша смена вышла на разбивку металла, не вышел один плавильщик – Рэм Полюков. На второй день была нормальная рабочая смена, начальник цеха проходил по цеху вдоль ряда печей, увидев Полюкова у печи, подошел, поздоровался и спросил его, почему он вчера не вышел, в соответствии с распоряжением, на разбивку металла. Я присутствовал при разговоре. Полюков сослался на то, что у него был законный выходной день. Лешке возмутился и бросил одну фразу:
– Пойдешь в штрафной батальон.
После войны как-то встретился с Полюковым. Он рассказал о себе. Получил серьезное ранение в голову, оформляет документы на инвалидность».
На самом деле отправили Полюкова, конечно, не в штрафной батальон, в который отправляли только осуждённых офицеров, и не в штрафную роту, куда тоже отправляли только осуждённых. Просто начальник цеха снял с этого Полюкова «бронь» (запрет военкомату призывать этого рабочего), и его тут же призвали в армию и отправили на фронт.
Как вы понимаете, снятие с рабочего «брони» и призыв его в армию, был и главным способом поддержания дисциплины. Причём, Друинский в воспоминаниях, как видите, ужасается жестокостью того, как поступили с Полюковым, но ни словом даже не намекает, что это возмутило хоть кого-то из рабочих. Почему? Почему рабочих это не возмутило?
А сами представьте ситуацию. Вы вышли в выходной день разбивать молотами слитки металла, вышли, так сказать, на субботник, вышли потому, что фронту были нужны танки. А этот умник на рыбалку пошёл? А остальным рабочим и за него надо было молотом махать?! Ведь от того, что он не вышел разбивать металл, количество металла, которое необходимо овабыло раздробить, не уменьшилось. Этого Полюкова победа в войне не интересовала?
Не сомневайтесь, что все рабочие одобрили это решение начальника цеха (таких наглых хитрованов нигде не любят), да начальник и не рискнул бы принять, как сегодня бы сказали, «непопулярное» решение.
А вот ещё факты военного времени, но тут должен сказать, что Друинский, писавший воспоминания уже начале этого века, скорее всего, детали уже не помнил. Он пишет:
«Многие читатели, вероятно, знают, что еще за год до войны был издан Указ Президиума Верховного Совета СССР, согласно которому за опоздание на работу более 20 минут работник привлекается к суду. К суду также привлекались работники, самовольно оставившие предприятие. Я и мои товарищи присутствовали во время войны 3 раза на заседании суда, проходившем в красном уголке нашего цеха. Во всех случаях на скамье подсудимых находились бывшие рабочие цеха, которые самовольно оставили работу на заводе и подались в бега. Двое были осуждены на 3 года лишения свободы, один – на 5 лет».
Судя по озвученным Друинским срокам наказания, этих бывших рабочих осудили не по Указу Президиума Верховного Совета СССР от 27 июня 1940 года «О переходе на восьмичасовой рабочий день, на семидневную рабочую неделю и о запрещении самовольного ухода рабочих и служащих с предприятий и из учреждений». По этому Указу:
«5. Установить, что рабочие и служащие, самовольно ушедшие из государственных, кооперативных и общественных предприятий или учреждений, предаются суду и по приговору народного суда подвергаются тюремному заключению сроком от 2-х месяцев до 4-х месяцев.
Установить, что за прогул без уважительной причины рабочие и служащие государственных, кооперативных и общественных предприятий и учреждений предаются суду и по приговору народного суда караются исправительно-трудовыми работами по месту работы на срок до 6 месяцев с удержанием из заработной платы до 25%.
В связи с этим отменить обязательное увольнение за прогул без уважительных причин.
Предложить народным судам все дела, указанные в настоящей статье, рассматривать не более, чем в 5-дневный срок, и приговоры по этим делам приводить в исполнение немедленно.
6. Установить, что директора предприятий и начальники учреждений за уклонение от предания суду лиц, виновных в самовольном уходе с предприятия и из учреждения, и лиц, виновных в прогулах без уважительных причин, - привлекаются к судебной ответственности».
То есть, эти осуждённые рабочие действительно могли самовольно покинуть место работы (что и запомнилось Друинскому), но раз им дали по 3-5 лет лишения свободы, то осудили их не только за самовольный уход с места работы, но и за что-то более значительное. В любом случае, вот их-то безусловно отправили в штрафную роту.
Кстати, в начале войны «хитрые» призывники совершали преступления, чтобы не попасть на фронт, а пересидеть войну в лагере. А заключённые уже в лагерях совершали новые преступления, чтобы в лагерях остаться до конца войны. Но к 1943 года нехватка людей в армии была такова, что осуждённые, скорее всего, до лагерей не доезжали, а прямо посылались в штрафные роты. В годы войны заключенные в лагерях что только ни делалось, чтобы избежать призыва. И побеги - чтобы срок добавили, и членовредительство. Ведь сидели в основном в лагерях аналоги сегодняшней элиты - не люди, а трусливая дрянь.
И опять, у Друинского и намёка нет на то, что эти приговоры хоть как-то возмутили рабочих.
А может это потому, что рабочие всего боялись (боялись отправки на фронт) и не могли и слова сказать против начальства?
Так вот, следующий эпизод его воспоминаний довольно интересен тем, что показывает реальную роль народа в системе правосудия сталинского СССР.
«Кроме этих трех, никто из работающих на заводе, к суду не привлекался. В нашей смене был один случай нарушения трудовой дисциплины, подпадавший под действие Указа, но нарушителя под суд не отдали. Было это так.
Мы работали в ночную смену (с 000 до 800 утра). Рабочий поезд уходил из города на завод в 2300. Старший горновой печи № 1 Дмитрий Старчак опоздал на поезд. Что делать? Не раздумывая, Дмитрий отправился на завод пешком. Расстояние около 10 км. Понимая, что к началу смены он не успеет, временами переходил на бег. Так он и двигался к заводу, подгоняемый еще и страхом. Добежал он к своему рабочему месту весь мокрый и от страшной усталости повалился на пол. Было 040, то есть Митя опоздал на 40 минут. Бригадир печи позвал начальника смены, который тут же пришел. Он очень был взволнован, Старчак – дисциплинированный и квалифицированный рабочий, никогда не имевший замечаний по работе, а тут дело может закончиться судом».
Как вы прочли выше в пункте 6 Указа от 27 июня 1940 года, если начальник не отдаст под суд опоздавшего рабочего, то сам подлежит суду. И вот, что делает начальник смены.
«И он принимает решение обойти все рабочие места и опросить рабочих, узнать их мнение. Мнение у всех было одно – просить администрацию цеха и завода не отдавать Старчака под суд. В 8 часов утра, после окончания смены, коллектив собрался в красном уголке и, поскольку все рабочие были уже ознакомлены с сутью вопроса, собрание прошло дружно и быстро. Начальник смены оформил протокол, написал сопроводительную записку и передал начальнику цеха. Старчак был спасен от суда».
А что удивительного? Государство задумывалось, как государство народа, Верховный Совет от имени народа принял закон, а народ на месте в данном конкретном случае этот закон отменил.
А как, по-вашему, должна выглядеть власть народа?
Неужели так: «Жители Екатеринбурга записали видеообращение Владимиру Путину, в котором на коленях попросили у президента помощи в решении квартирного вопроса». «…вслед за владельцами не полученных квартир из Екатеринбурга, обратились к Путину на коленях дольщики в Сочи».
И эти стоящие на коленях дебилы считают, что в Рашке власть народа - их власть, и считают только потому, что они лично ходят голосовать на выборах за того, перед кем хотят стоять на коленях!
|
|
