Нет, здесь не должно так пахнуть! – не отпускала меня мысль. Как внутри звездолёта, устремлённого в коммунизм, может вонять котами?! Паркет на этажах тут, кстати, недавно циклевали и лакировали даже. Но котовий секрет впитался – и почему-то отчётливее именно на лестницах, где не паркет, а плитка.
Скажете, это дело самих жильцов и ТСЖ? Нет, это дело всего города. Вы можете себе представить подобное амбрэ в Храме Василия Блаженного или даже в Елоховском? Тогда почему тут такое уместно?
Следующие этажи дали в основном впечатления фонового порядка – но я набирал скорость и наглость сверху вниз. Жильцы чаще отсутствовали. Несколько дам сказали «Извините, я не одета». Я не растерялся:
- Как потенциальный ваш депутат, могу и подождать!
- Нет-нет, извините…
В том-то и дело, что речь – старомосковская, тонкой выделки. Но доверия ноль.
«Здравствуйте, я кандидат в депутаты… собираю подписи за возможность выдвинуться…» - ведь на такой путаный текст проще всего ответить односложным «нет».
Лишённый подчас роскоши человеческого общения, я всё же восполнял копилку восприятий зрительным «допингом».
Сколько почёта в выделке этих дверей! Как изогнуты ручки, какой тончайший узор на них (который мне лишь отчасти удалось сфотографировать)! И какие удивительные тут почтовые ящики посередь двери!.. Ведь тогда это было новейшее слово – обычно ящики были навесные, в коммуналках на входной двери висело несколько с наклеенными на них логотипами газет, выписываемых жильцами. А тут – просто медная прорезь в двери с козырьком на пружине. Вот через неё-то я одной недоверчивой бабушке доверчиво опустил бюллетень (уже имеющую две подписи, рисковал невозвратом оных) – и она, дорогая, не обманула, высунула его с подписью!
И всё же пребывание в священных для меня стенах ощущалось непрерывно как задача. Движение по этажам – как попытка разбудить пространство, разбудить в пространстве посеянные смыслы времени… Суммарно (эмоционально-ретроспективно/прагматично-актуально) её, задачу пребывания, можно сформулировать так: вот храм Моего времени, и мне нужно лишь верно сформулировать то, что прошу я у верховного божества (соответственно, пятиконечной звезды, которой так или иначе служили все сюда заселённые семьи). А верховное божество Советской эпохи – конечно же, не звезда, а человек, который с большой горьковской буквы… Не могли они тут забыть этого огня в глазах человека, набравшегося окаянства вклиниваться во власть в интересах не верха, но низа.
Момент самый неподходящий – это, наверняка, продумано избирательными божками, ведь большинство на дачах. А уж в таком-то доме… Но квартир – на один подъезд почти три сотни, это обнадёживает. (Помните, как они на ЗИМах открытых уезжали отсюда на дачи? Какой точно фильм – сам забыл, но цветной, 1950-х). И словно бы надо подготовить ко взлёту высотку, проверить - все ли по местам. Понимают ли, куда летим...
"Скажите, вы здесь? Скажите, не сдали?
Идут ли вперёд, не стоят ли, скажите?..
Достроит коммуну из света и стали
республики нашей сегодняшний житель?"
(с) Маяковский
Вот какое право и чьим именем я имел наглость в эти громкие, - настойчиво свербящие большие пространства квартир, - звонки звонить. И двери открывали чаще, чем я предполагал. Хотя были и пустые для меня этажи, а за некоторыми дверьми, деревянно-исконными, сквозь почтовую прорезь слышался ветер, сквозняк из-за распахнутого ушедшими (навсегда?) жильцами окна – ветер времени… Спасали, конечно же, советские бабушки, внимание которых к такому явлению, как кандидат всё же распахнуто… Если помните соответствующую сцену из «Июльского дождя», там герой (Александр Белявский) вместе с возлюбленной (Евгенией Ураловой) пробегает по подъездам с предвыборной программой и один ветеран Революции и Великой отечественной задерживает его, убеждает в благонамеренности Де Голля (а год почти 1968-й – снимали в 1966-м, Парижская весна «на носу»). О, как бы рад я был так побеседовать!
Но скорость движения по этажам звездолёта не позволяла останавливаться. Особенно когда при переходе в среднюю «ступень», где уже по 8 квартир на этаже, и когда проглянули башни-крылья высотки, к которым, по слухам (или по легенде – но даже как легенда она делает честь москвичам) по первому проекту планировали пришвартовывать городские транспортные дирижабли… Надо разбудить все отсеки! Гебарян, Крис… Вот открыл товарищ Успенский – невысокий, в простой голубой джинсовке. Наверняка сын авиаконструктора – на шкафу в прихожей дорогие, шикарные, в нашем детстве немыслимые (мы-то клеили ГДРовские, массовые) модели Илов, Яков и Ту… Выслушал, улыбнулся и подписал.
А к другой двери, напротив которая, шагать нет смысла – иностранец с высокой собакой элитной породы возвращается с прогулки.
- No, я нэ-е…
Квартиры, где нянчили тех, кто должен был нести на плечах сверхдержаву в коммунизм – теперь практически оккупированы идеологическим противником, пешками капитала, высокооплачиваемыми иностранцами. И они, а не дети деревянных дверей и высоких потолков направляют страну…
О, сколько надежд не только страна, но и я «после» неё возлагал на эту высотку! В частности, был уверен, что в 1993-м именно отсюда (ведь у выездных тогда встречались видеокамеры) кто-нибудь из сотен не побоялся, догадался заснять расстрелы на стадионе «Красная Пресня», чтобы предъявить спустя годы где-нибудь в Гааге «семье», нынешним Юмашевым…
Машина для жилья – не то слово… Как ракету сравнить с грузовичком? Вон, стоит внизу, ближе к посольству США такая машина для жилья первого поколения – Дом Наркомфина. Корабль для жилья, точнее. С элитным верхом, солярием для руководства, для самого наркома и семьи. Но насколько выше тех «машин» взлетел после войны этот звездолёт, внутри которого я сейчас!.. Под этими статуями и стенами не раз целовался, а один раз даже завязался семейный сюжет (но это уже в худ. текстах, отдельно).
Но я шагаю дальше – то есть ниже. Ощущая веяния следов, словно бы слоёв времени - на каждом шагу. Выходить с лестницы на этаж приятно всегда: тут не столь кошачий Амбр. Иногда веет теми духами и вообще едва уловимыми флюидами элитности, что некогда прельщали меня и в моём родном дому на Каретном: в третьем подъезде эстрадников, у Жэки Стычкина в прихожей. Квартира «выездных» отличалась запахами ещё на пороге…
Улыбающаяся, милая, на вид белорусская девушка стоит у дверей с сумкой-пакетом. Дружелюбна…
- Нет-нет, я не здешняя, - улыбается ещё дружелюбнее, её голосовать-подписывать не сагитируешь.
Чуть позже от лифта подходит долговязый тёмнопиджачный сутулый парниша, и дверь ему с девушкой тотчас открывают по мобильному звонку, становится ясна её радость – сродни мелькнувшей в «Москве слезам…». Девушка устроилась на работу, семья выезжает на курорт, а долговязый – менеджер, занимающийся таким трудоустройством девушек «со славянской внешностью». Собачку выгуливать, за квартирой смотреть, прибираться. Вот они, и классово-различные будни. «Проголосуют» они, Хозяева, за меня? Сомневаюсь, но подхожу, произношу стандартное вступление… Успеваю на их пути к лифтам «огрести» взгляд молодой, упитанной, но гламурной жены, на вид немосквички: «Знаете, мы всему этому не верим» - о, да я попал под леденящую ненависть к действующей власти?
Так мы-то ваш шанс выступить против!.. (впрочем, это как раз вполне капиталистические граждане) Но вскоре отец семейства (троих детей, что с большим интересом миновали меня в направлении лифта) развеял тучи: они тут просто не прописаны, коммерческие жильцы на сданной площади. У меня ближайшие соседи – такие же. Вечно сдаваемая «квартира Мавроди»…
И вот, когда я озирал расширившуюся лестницу – чтобы, вероятно, зазвучала её потрясающая, вдохновляющая и окрыляющая акустика, мне позвонил… Армен Бениаминов! Хоть и обсуждали дела сугубо литературные, но был приятно удивлён:
- Ты от КПРФ идёшь?
- Нет, конечно же, самовыдвиженцем…
- Если надо, я свяжусь, наши поддержат!
О, безотказный человечище! Как хорошо и символично, что ты позвонил именно в этот момент и в этом месте прилетел звонок. Ты поднимал флаг СССР над враждебной Госдурой в 2003-м, я сейчас примерно на его высоте, а выше – могучая звезда пяти поколений, к которой, как к последней на утреннем небосклоне (на самом деле, вечереющем) я обратился как к путеводной…
В квартире левого крыла, если смотреть от лестницы, приоткрылся язычок почтового ящика, выглянула очкастенькая девушка офисного вида, вполне готовая к диалогу…
- Ну, а от какой вы партии?
- Самовыдвиженец, но по убеждениям-то я советский патриот. А родом мои предки с Композиторской. Ну, до революции…
Девушка зримо чем-то на старте озадачилась и далее слушала невнимательно, словно за рубежом кассы – даже в маленькой рамочке доступного мне через почтовый ящик зрительного поля это стало ясно, глянула она за подсказкой в сторону площади Восстания, лишённой имени в 90-х…
- Но как это – советский патриот? Страны этой давно нет.
- Но дом-то этот есть. И всё материальное вокруг вас. Градозащитники и пытаются отстоять это, в первую очередь – вон, что с булыжниками пресненскими творят…
Не надо было хитрить. Поколение «свободы» споткнулось именно на идеологическом моменте. А не захочет ли этот, один-в-поле-воин, слившись где-то с другими такими же, снова придать звездолёту прежнее назначение и заселить, поправ постулаты частной собственности, сюда сподвижников? Возможно, это всё мелькало за очками. А я всё рассказывал и рассказывал, как важно прорваться оппозиции в местное самоуправление. Девушка кивала очками, но…
- Нет, извините, но всё же я подписывать не буду. – Ответили в кассе. В кредите отказать, плохая кредитная история. Уже брали кредит доверия на 70 лет…
Десять минут в корзину. Точнее, в почтовое отверстие, не выдавшее желаемого ответа. Всё-таки бабушки надёжнее. Они могут побояться оставлять паспортные данные сперва – но потом всё подпишут. И скажут окрыляющее: «Дерзайте!» Потому что им не чужды коммунистические и пролетарско-столичные истины. Да-да, именно в этом солиднейшем доме.
Начинался разговор с одной очаровательной, прибежавшей на зов будоражащего звонка с кухни бабулей, со слов её – мол, но что мы можем, «безликая масса». А я в ответ – пароль «исторический оптимизм». Вот она и назвала небритого окаянца «солнышко»… «Сейчас, солнышко… Плохо вижу»… Да я подержу. «Дерзайте!» – вот это финал. «Это очень удачный финал!»
Настали 19 часов, ожидался приток жильцов, и мне можно было позвонить председателю ТСЖ – а это очень высокий общественный чин. И вахтёрши это подтвердили при прощальном диалоге, когда давал его «в своей трубе»: «как там наш вопрос?...» Николай Борисович (да-да, тот самый, которому через два дня – кастетом… уверен: причина территориально расположена на уровне экс-гастронома, «ресторанный дом центральный», жестоки потенциальные арендаторы с нашим братом-градозащитником) ответил не сразу, но всецело поддержал и посоветовал сидеть на первом этаже первого подъезда, ловить всех входящих… Однако я уже следовал своему пространственному «впитыванию» высотки, вживанию… Оно не на каждом этаже было приятным – некоторые квартиры отзывались не только идеологическим, но и реальным зловонием, и хотелось всю половину этажа пройти быстрее. Случались и целиком запертые с лестницы этажи.
Авгиевы конюшни? Да, настанет время почистить и их, настанет. Но пока я, как мой двоюродный дед (бабушкин родной, старший брат) в 1917-м, Первый комиссар Красной Пресни Василий Былеев-Успенский – пришёл только принюхиваться… Вот так – от и до, от двоюрдеда до внука, и познаётся дом и район. И кстати, ничего на уровне лестничных клеток по нынешним временам нет элитного. И курят как везде, оставляя на ступенях на этих уникальных, да-да) консервные банки. Запустение... Это когда-то казалось – звонок персональный, почтовый ящик в самой двери. Ну а теперь нашлись уникумы, сделавшие внешнюю копию этой уникальной работы столяров – чтобы наложить её на традиционно железную дверь, чтоб защитить недвижимость, утяжелить звездолёт…
Это вполне могло быть и во сне: прохожу этажи, вдумываясь в переливы запахов и признаков быта, от запустения до элитности (а ведь на старте всё было одинаково аккуратно – но прошли полвека, даже более, тут прошагали поколения по паркету, сохранившему прекрасный вид), ищу Человека с «фонариком» подписного листа. Преодолевая бытовую неприязнь полагающих, что звездолёт это незыблемая крепость, и к коммунизму лететь не обязан, собирая дороже любых подписей взгляды солидарных, взгляды Граждан. И собирая вместе с пожеланиями удачи даже подписи не попадающих в округ подруг (это уже из 4-г подъезда) отсутствующих парней-прописанных, с Красногвардейского бульвара, но «не моего» - я прошёл до третьего этажа, где как бы знаменуя финиш, ответила дама моей усталой небритой роже: «мы организация». Сплошь, как и у нас дома, эта чёртова аренда-субаренда… Вплоть до типично офисных звонков выше – которые, правда, и в частных квартирах быть могут.
Решая и решив, наконец, локльную задачу, я научился лучше профессиональных домушников слышать, есть кто-то за пределами тяжёлых дверей или нет – и оценивать по звонку, а точнее его эху, квадратные метры. Комиссарам Красной Пресни надо уметь учиться всему быстро и надёжно, чтобы отвечать за пространство, чтобы преобразовывать его в направлении шпиля, восходящим образом…
Материал по теме:
|
|
