Обострение политической борьбы в Республике Беларусь способствует поиску различных проектов, способных изменить политические расклады в борьбе за власть. В поиске креативных идей появляются, на первый взгляд, причудливые теории, которые овладевают умами политически ангажированных граждан. Общественное мнение раскалывается в процессе обсуждения отношения разных групп к этим теориям. Возникают процессы, способные повлиять на позиции и авторитет как «партии власти», так и оппозиции. Их политическая устойчивость проявляется в умении реагировать на эти явления, трансформировать свою идеологию, применять её в политической борьбе.
Противоборство происходит в рамках существующего государства, с привлечением внешних сил и противодействием потенциальным угрозам. Поэтому, не так важно, какого порядка идеи, важно, что их можно использовать для влияния на общество, формируя для себя платформу и условия прихода к власти. Элита, не предлагающая обществу серьёзной идеологии, объясняющей людям их место в мире, не может быть уверенна в своём будущем, даже обладая государственным механизмом власти.
При имеющемся вакууме вразумительных причин, объясняющих необратимость белорусской государственности, а, значит, и необходимости надолго строить самостоятельную государственную структуру, любой опыт прошлого признаётся позитивным и обрастает всевозможными преувеличениями. На благодатной почве существующей государственности возможна реинкарнация определённых идей из прошлого. Такие примеры демонстрирует Украина, как бы шероховато и неоднозначно они не воспринимались в самой стране и за границей.
В отличие от Украины, Беларусь после распада Киевской Руси и монгольского разгрома в XIII веке, до 1569г. (Люблинская уния и образование Речи Посполитой) имела свою особенную государственность в виде Великого княжества Литовского (ВКЛ). Этот факт не даёт покоя особенно тем, кто в данный момент не имеет реальных шансов получить рычаги управления государством и надеется на «эффект бабочки», когда удачно найденная отправная точка приведёт к цепной реакции и изменит политическую конструкцию в их пользу.
1. Историческая подоплёка событий середины XIII-XVI веков достаточно хорошо известна и описана в исторической литературе, можно только смещать акценты, усиливая или ослабляя значение отдельных фактов. Начало ВКЛ проистекало, на то время, из преимущественно балтской этнической территории (бассейн верхнего Немана), под управлением литовских князей, что и послужило названием княжества. Славянские княжества с центрами в Полоцке, Турове, Пинске, Бресте, Витебске, Смоленске и т.д. не стояли в начале литовской государственности, но в короткое время, вторая половина XIII века, как и большая часть современной Украины, были интегрированы энергией победоносных литовских князей в ВКЛ, одно из самых крупных территориальных образований того времени.
Этническая восточнославянская доминанта стала брать верх уже в XIV-XV веках, но католическое влияние, особенно после избрания Ягайло на польский престол, развернуло славянолитовскую знать в сторону Королевства Польша и оппозицию набиравшему силу Великому княжеству Московскому. Брестская и Кревская унии укрепили эту тенденцию, а Люблинская уния окончательно подчинила земли ВКЛ Польше, оставив только некую административную самостоятельность территории, примерно соответствующей современным Белоруссии и Литве. В дальнейшем, в составе Польши, Литва соответствовала территории восточнее рек Неман и Западный Буг.
Всё шляхетское сословие было католическим, в языковом и культурном отношении полонизированным, что создавало пропасть с восточнославянским этническим массивом, к тому же православным по вероисповеданию. При разделах Речи Посполитой во второй половине XVIII века вопрос восстановления ВКЛ образца XIII-XVI веков уже не стоял, а восстания XIX века на западе Российской империи были исключительно за восстановление государственности Польши. Понятие «литвинизма» возникло не на пустом месте, оно символизирует понимание обретённой государственности Белоруссии, как разорванную эпохой преемственность от ВКЛ. При этом происходит подмена понятий, которые переносятся на современное белорусское государство, современных белорусов, их язык, культуру, мироощущения. В чём она состоит?
Примерно 300 лет существовало государство ВКЛ, пройдя немалый исторический путь, полный драматических событий и изменений. В течение этого срока, многоэтническое население этого государства представляло собой нацию, как и всех остальных, осуществляя разнообразные функции, в том числе, защищая это государство в многочисленных войнах. Граждане и жители этого государства называли себя литовцами или литвинами, и балты, и славяне, и тюрки, католики, православные, протестанты, мусульмане, иудеи. В настоящее время предлагается считать литвинами этнических белорусов, хотя в ВКЛ «литвин» обозначал не этнос, а подданство.
«Не заметив» такой подмены, возникает соблазн развить этот тезис в противопоставление балтам, которые дали начало ВКЛ, полякам, внутри государства которых, Речь Посполитая, после 1569 года, якобы, независимо и равноправно продолжало существовать ВКЛ. Но самое вызывающее размежевание предлагается с русскими и украинцами, которые считаются, этнически недостаточно чисты, чтобы быть ближайшими этническими родственниками литвинам. Автоматически предлагается переход к государственным символам ВКЛ – бело-красно-белому флагу и гербу «Погоня», которые были провозглашены при образовании Республики Беларусь, а затем, заменены ныне существующими. В языковой политике предполагается переход только на литературный белорусский язык, который совершенно не соответствует восточнославянскому государственному языку времён ВКЛ.
Естественно, подразумевается переход государственной власти к националистически настроенной элите, противопоставляющей себя окружающим этносам, особенно близким. Затем, вхождение «на равных» в великую демократическую европейскую семью, с моральным правом поучать и ненавидеть менее цивилизованных восточных и южных соседей.
2. «Литвинизм» пока не сложился в какую-то серьёзную идеологию, но мало кто рискнёт обойти или игнорировать столь перспективный проект, начиная от радикалов и до «партии власти». Его элементы используются как вспомогательные механизмы для борьбы с оппонентами или как консолидирующая основа для приобретения единомышленников.
Наблюдается тенденция к размежеванию на этой основе с другими этническими группами и давлению на белорусов с требованием определиться с литвинским мироощущением. Можно выделить несколько взглядов использования литвинского проекта:
1. Радикальный. Подразумевает невосточнославянское происхождение литвинов (готы, балтославяне, венеды и т.д.). Презрение к соотечественникам восточнославянской культуры, претензии к России за многовековое угнетение, призыв к историческому реваншу.
2. Умеренно-радикальный. Непризнание участия балтов в формировании ВКЛ, присвоение этнонима «литовцы» славянам, требование вернуть древние литвинские земли (Вильно, Белосток, Смоленск, Брянск). Отрицание у полешуков украинской самобытности, подозрение за местными русскими стремления создать «пятую колонну», ревнивое отношение к употреблению русского языка, стремление вытеснить его из любых сфер жизни белоруса.
3. Умеренный. Отождествление литвинской культуры с польской, истории, этнической сути, религии, ментальности. Поддержка униатства, внедрения полонизмов в белорусский язык, шляхетское самосознание. Отрицание этнического единства в восточнославянском мире, общности исторической судьбы, ощущение унижения и угрозы со стороны России.
4. Умеренно-либеральный. Ощущение наиболее сохранившихся восточнославянских черт, по сравнению с русскими и украинцами, нежелание становиться вровень. Стремление во что бы ни стало сохранять свою государственность, отгораживаясь от проблем восточных и южных соседей. Требование от небелорусов лояльности, ощущения себя некоренными жителями, уважения литвинского понимания истории.
5. Либеральный. Признание за белорусами права пользоваться привычной для них разговорной формой языка. Осознание себя как части Европы, куда России вход закрыт. Российская государственность рассматривается как антагонизм и угроза поглощения Белоруссии. Сознательное отгораживание от единого культурного пространства в пользу своих особенностей. Среди этих вариантов стоит отметить, что ни один не рассматривает Белоруссию как часть восточнославянского мира в его культурной, языковой, исторической интеграции.
Литвинизм, как псевдоэтнический проект, работает на поддержание раскола, разделения близких этносов и стагнацию государственного разделения России, Украины и Белоруссии. Это делает его востребованным в политической борьбе, расшатывании общественного мнения в любых вопросах давней и близкой истории.
3. Наиболее сформированная часть литвинизма отражена в символике, бело-красно-белый триколор и герб «Погоня». Цвета флага взяты как производная от герба. Сам герб символизирует борьбу Польши и Литвы с Тевтонским орденом, апофеозом которой явилась победоносная Грюнвальдская битва 1410 года. То есть, за «Погоней» и соответствующим флагом стоит славная история шестисотлетней давности, которая через 150 лет превратилась в предание с потерей независимости ВКЛ.
Объединившись с Польшей в одно государство, Грюнвальдская битва осталась событием общей истории Литвы и Польши, но герб «Погоня» не стал государственным символом Речи Посполитой. В XXI веке антигерманский смысл Герба, при общем стремлении сил, его олицетворяющих, вступить в Евросоюз, основой которого является Германия, странен. Примерно так же, как уважение немецких оккупационных сил к этим символам, принятым белорусскими коллаборационистами во время Второй Мировой войны.
Двусмысленно выглядит претензия оспорить право на «Погоню» у Литвы, которая приняла его государственным символом с обретением независимости в 1991 году. Но истинный смысл «Погони» проявляется у белорусских националистов, как антироссийский признак, отрицающий добровольность вхождения белорусского этноса в совместные государства восточных славян Киевскую Русь, Российскую империю, СССР. По их мнению, это мешает им считаться истинными европейцами и вредит их демократическому имиджу для вступления в Евросоюз.
Таким образом, литвинизм обнаруживает в вопросе о символах крайнюю политизированность, ничего общего не имеющую с исторической справедливостью или этническим смыслом для современных белорусов. Их аргументация ведётся от противного, неприятия постсоветских государственных символов, которые, так же, нельзя признать удачными. На такой почве и происходит столкновение политических интересов. Другим важным пунктом противодействия литвинистов является отношение к русскому языку. Опираясь на белорусскую государственность, выдвигается требование о признании русского языка как иностранного и чужеродного истинным белорусам. Отрицается его передовая и доминирующая роль для восточных славян, значение для межнационального общения всех славян и интеграции к славянскому миру алтайских, кавказских, уральских и сибирских этносов.
Апологетам литвинизма представляется, что подъём авторитета современного белорусского языка (не исторически литвинского!) возможен только при унижении и умалении значения русского языка, что не приветствуется населением, которое предпочитает общаться на привычной разговорной форме с узнаваемым акцентом и интонацией. Языковая проблема – самая неразрешимая и неубедительная в идеологии литвинистов. Наблюдается тенденция, аналогичная украинской, когда в восточнославянский язык привносятся полонизмы, с надеждой превратить его в переходное состояние к западнославянским языковым нормам.
4. Есть ли у литвинизма политические перспективы? Надо признать, что есть, как и у аналогичных государственно-исторических и религиозно-культурных проектов. Конечно, возрождение ВКЛ в его сути или территориальных границах утопия и фарс, как давно перевёрнутая страница истории или река, в которую нельзя войти дважды. Смысла повторять кровавую историю противоборства за доминирование на восточнославянском поле тоже нет, необходимо мирно объединять потенциал, который уже наработан, в том числе, во время совместного существования.
Почва, на которой такой проект может быть востребован, очевидна – белорусская государственность, которая требует подпитки в обосновании и подтверждении своего существования. Другая составляющая в том притяжении, которое создаёт Евросоюз, несмотря на своё рыхлое состояние, которое, впрочем, тоже является привлекательным для малых и неуверенных в своей сути государств. Вышеуказанные причины стимулируют политическую борьбу различных элит Беларуси за обладание государственной властью, для чего идут в ход разнообразные идеологические проекты. Литвинизм может не хуже других служить таковым идеологическим инструментом не только для рафинированных националистов, но и «крепких государственников».
Мне приходилось слышать точку зрения, что когда возникнет угроза потери государственности, то сама власть будет вынуждена литвинизироваться, переведя весь патриотизм на этот уровень. Можно было бы отнести эти проблемы на внутреннее усмотрение белорусской общественности, которая сама ответственна за будущее развитие формы своей государственности, если бы не одно «но». Литвинизм – одно из идеологических явлений, наносящих ущерб этническому восточнославянскому миру, устанавливая внутренние разделительные рубежи из своих корыстных побуждений.
Эти рубежи внедряются в сознании белорусов в государственном, территориальном, языковом, культурном, религиозном, ментальном и других измерениях. Это уже совсем не безобидно, так как, люди, приходящие к власти под такими знамёнами, будут проводить заведомо враждебную политику по отношению к этнической сути своих граждан и восточнославянским соседям. Достаточно обратиться к истории, чтобы увидеть, как разделение восточных славян приводило к братоубийству и истощению потенциала, открывая дорогу враждебному проникновению и потерям этнических территорий. Как реагировать на возникновение и развитие политических проектов литвинистов?
Во-первых, без серьёзных эмоций и противопоставления им аналогичных ура-историкопатриотических проектов России и Украины. Такая реакция даёт литвинистам моральное право встать во главе борьбы за «литвинско-белорусскую незалежность».
Во-вторых, необходимо указать на очевидную подмену понятий «нация ВКЛ» и современный белорусский этнос, то есть, литвин – это не этническая характеристика какой-то части современных восточных славян.
В-третьих, нельзя относиться снисходительно к проектам, которые, по любым причинам, нацелены на этнический раскол восточнославянского мира или вытеснение каких-то этнических групп за его пределы.
В-четвёртых, необходимо избегать политического соблазна построить европейское государство в ущерб своей славянской сути. Одно проистекает из другого и не одно государство не должно кому-то что-то доказывать, надо просто следовать своей этнической ответственности и консолидироваться именно на этой основе. Подводя итог этого небольшого исследования, хочется обратить внимание на тот факт, что литвинизм не является каким-то серьёзным явлением общественной мысли современной Беларуси, хотя, его наиболее ангажированными представителями являются люди гуманитарных видов деятельности.
Понятен интерес к этому вопросу со стороны, так называемой, демократической оппозиции, которая использует всё, что можно противопоставить сегодняшней власти. Было бы плохим признаком, свидетельствующим о неуверенности властной элиты, если бы она стала заигрывать с махровыми националистами. Это прямой путь к расколу в обществе и политическим потрясениям в государстве, результат может быть самый непредсказуемый и трагический, о чём говорит исторический опыт самих белорусов.
Политические выгоды не должны противоречить этнической перспективе и судьбе восточных славян, их природному стремлению к единству и занятию достойного места в славянской семье и европейской цивилизации.
|
|
