Искушение варварством

«В чем сила, брат?»

Как достичь успеха в обществе? Как повысить свой социальный статус?

Если отбросить шелуху исключений, лишь подчеркивающих правило, оно не меняется с начала эпохи Просвещения и вполне сводится к ленинскому «учиться, учиться и учиться!»

К этому выводу приходили практически все серьезные практики и политики, задумывавшиеся о повышении конкурентоспособности своих обществ - от Бэкона с его сакраментальным «Знание - это власть!», кастрированным испуганными советскими переводчиками до простой «силы» (а народ довел дело и до «силоса»), до махрового аристократа Черчилля, указывавшего на категорическую необходимость выявления и реализации максимальной доли талантов, в сколь бы низких социальных слоях они бы ни появлялись. Советники Кеннеди обратили внимание на связь образования с доходами и рекомендовали развитие образования как способ борьбы с бедностью, а Сталинградскую битву, как наконец-то заметили проницательные историки, выиграл советский учитель точно так же, как битву под Садовой выиграл учитель прусский. (Советская система образования, как и предшествовавшая русская, чуть ли не единственная в мире воспитывала творческие способности у всех детей и не делила их изначально на «быдло» и «высший класс». В этом была главная причина и жизнеспособности, и краха Советского Союза, - ибо управлять относительно самостоятельными и творческими людьми всегда труднее, чем «винтиками».)

Однако все это в прошлом. Мы живем в качественно новой ситуации, в которой социальный успех определяется уже не знаниями и личной квалификацией, но совершенно иными причинами - кругом общения, пропагандистскими навыками, лояльностью и так далее. Образование нужно в нашем мире не как объем знаний и умений, но лишь как чисто формальный пропуск в «высшую лигу» - необходимое, но совершенно не достаточное условие, - а также как первичный социальный капитал в виде личных связей.

Хочу подчеркнуть, что это касается всего мира. И начинаю я с России лишь потому, что наше общество выражает тенденции мирового развития в предельно яркой и резкой форме. Если мир улыбается - то очень часто лишь потому, что это мы хохочем до упаду. И если мир кашляет - то очень часто потому, что это мы выхаркиваем в туберкулезе ошметки легких.

В 2003 году я еще застал в госаппарате появление качественно нового поколения молодых чиновников, интересующихся лишь мнением начальства и полностью игнорирующих реальность. Конечно, во все времена молодые карьеристы понимали, что мнение начальства о мире значительно важнее его реального устройства, однако они никогда не забывали оглядываться и на реальность, - хотя бы из-за простой осторожности, если не любопытства.

Мне посчастливилось увидеть не отдельные экземпляры, а целую волну людей, искренне не понимающих значения реальности вообще. Подсознательно они отрицали сам факт ее существования и являлись законченными объективными идеалистами, считающими, что мир существует лишь так и в той степени, в которой он существует в мозгу - правда, не их собственном, а их руководства.

Согласитесь, это качественно новая степень неадекватности, - и вызвана она была, как представляется, общей тенденцией деградации российского образования, в первую очередь высшего. Благодаря рыночной переориентации в отсутствие всякого контроля оно из системы «образования», то есть создания общества, его элиты и отдельных личностей, не говоря уже о системе передачи знаний и умений, превратилась, за редким исключением, в инструмент простого зарабатывания денег на молодежи. Выпускники даже лучших московских вузов (не говоря уже о печально знаменитых заведениях вроде социологического факультета МГУ) часто не обладают минимально необходимыми знаниями и лишены навыков усвоения новой информации.

И, в общем, это им не очень мешает.

Система управления не может навязывать обществу правила, отличные от тех, по которым живет сама. Наша система управления из социализма провалилась, минуя капиталистические, сразу в феодальные времена, когда важны не какие-то там абстрактные знания, а умение конкретно замочить оппонента в сортире или на худой конец на турнире (а можно и просто из-за угла), а также такие понятные вещи, как личные связи, землячество, верность при почти полной незначимости профессионализма.

Эпоха Просвещения - это ведь уже агония феодализма, а наш феодализм, если верить официальным «спецпропагандонам» (приношу извинения - как некоторые из них называют себя сами), крепок, как никогда, и агонизировать не собирается.

Феодализация власти и общества (в том числе благодаря поощрению массового въезда в страну носителей феодальной культуры) обесценивает знания не уже, чем в конце 80-х - начале 90-х обесценивала их дикая «капитализация».

Это происходит стремительно. В моей юности, накануне и во время агонии СССР, и в моем самом обычном московском кругу, страшным оскорблением было слово «сынок», под которым понимали человека, вольно и даже невольно эксплуатирующего в своих целях возможности родителей.

Сегодня это норма: по-другому сделать карьеру все еще можно, но тысячекратно сложнее, чем даже в балабановском паскудном лубке про СССР.

При этом феодализированное государство не может создать никакой внятной идеологии не только из-за своей фатальной коррумпированности, которая стала едва ли не основой государственного строя, но и в силу невольного отрицания знания как такового: без знания идеологии не создашь, без него доступна только религия.

И мы видим безумную, наглую экспансию даже не православия - если бы! - хотя и она неминуемо подрывала бы единство многоконфессиональной страны с большой долей атеистически настроенного населения, - но кликушеской православнутости как единственного доступного нашей гниющей тусовке (именующей себя «элитой») эрзаца идеологии.

Кстати, как вспоминают сами священники, церковь перед революцией предопределила свою трагическую судьбу тем, что в значительной степени превратилась в пристанище ленивых и неумных людей, которые получали гарантированное содержание при крайне малообременительных обязанностях - до такой степени мало обременительных, что деятельные натуры в принципе не могли стремиться к подобной участи. И блоковский поп, который «портил девок», - выражение не личной обиды художника, а очевидного для современников длительного отрицательного отбора, сформировавшего негативное в целом отношение религиозного общества к церкви как учреждению.

Насильственная феодализация общества прогнившей «тусовкой», стремящейся низвести еще вчера высокоразвитую страну до уровня своих едва ли не пещерных «понятий», среди прочего ведет и к закупорке социальных лифтов. Результат всего изложенного - дебилизация молодежи как государственная политика, эффективно объединяющая реформаторское стремление избавить себя от ответственности за что бы то ни было с коммерческим интересом - в первую очередь правящей бюрократии, на половину состоящую из тех же самых профессиональных реформаторов.

Вывариваясь в путинской России, понимаешь: действительно, все страны проходят один и тот же путь, но некоторых ведут по нему в другую сторону.

Однако обесценение знания как такового - симптом отнюдь не только России. Это глобальная тенденция.

Элиты развитых стран охвачены синдромом «туннельного зрения», хорошо известным большинству наших читателей: при определенном уровне опьянения воспринимаемое человеком пространство резко сужается, так что человек практически теряет периферийное зрение. Одновременно он становится исключительно чувствительным к личным выпадам, что на уровне обычных забулдыг проявляется в сакраментальном «ты меня уважаешь?», а на уровне развитых стран - в категорическом требовании приверженности демократии.

Это вызвано не только кризисами управляющих систем и демократии в ее современном западном понимании, порождаемыми глобализацией, но, к сожалению, и существенным изменением места процесса познания в современном социуме.

Знание усложнилось и специализировалось настолько, что процесс его получения и даже усвоения требует от человека слишком больших усилий, практически несовместимых с существенным повышением своего социального статуса. Грубо говоря, вы тратите время либо на успех в обществе, либо на получение новых знаний. И на то, и на другое одновременно вполне объективно не хватает ни времени, ни сил.

Даже в науке произошло четкое разделение на администраторов, управляющих ресурсами и направляющими исследования, и самих исследователей, непосредственно пытающихся получать новые знания.

В результате знание, наука становятся социально мало значимыми, а подготовка решений, в том числе важнейших государственных, все больше основывается на эмоциях и предрассудках, а не на фактах.

Разумеется, изложенное весьма напоминает обычные стенания в стиле «Раньше бабы были моложе» или, в лучшем случае, «О времена, о нравы!» Строго говоря, это судьба почти всех неутешительных наблюдений.

Однако буквально на наших глазах, в последние 15 лет наука трансформировалась из поиска истины в сложный социальный ритуал, красивый и изощренный, но вполне бесполезный с точки зрения общественного прогресса. На поверхности это ярче всего проявляется в финансировании на основе грантов, требующего заранее предсказуемого результата, в угасании прорывных исследований и в раздувании разного рода «панам» (от торсионных полей до водородной энергетики).

При этом фундаментальная наука, будучи задушенной или вульгаризированной, больше не восстанавливается. Фундаментальная наука, задушенная Гитлером за длительность и непредсказуемость результата, так и не возродилась в Германии, несмотря на титанические усилия. После физического вымирания еще уцелевших ученых (не путать с администраторами от науки) погибнет и советская наука. И в мире останутся только фундаментальная наука США и отдельные научные школы, действующие в Великобритании - маловато для продвижения человечества и вдобавок слишком легко блокируемо глобальными монополиями, далеко не всегда заинтересованными в технологическом прогрессе.

Кризис науки маскирует собой поистине чудовищный факт: наука как таковая перестала быть главной производительной силой.

Это шокирует, но это так.

Причина проста и фундаментальна: с началом глобализации (и именно это, а не смс-сообщения и порносайты, сделало глобализацию вехой в истории) человечество перенесло центр приложения своих сил с изменения мира на изменение самого себя - в первую очередь своего собственного сознания.

Предметом труда, подлежащим изменению, все меньше становится окружающий мир и все больше - человеческое сознание. Соответственно, и производство во все большей степени - изготовление уже не материальных предметов или, как переходного этапа, услуг, но создание и поддержание определенных, в той или иной степени заранее заданных состояний человеческого сознания.

Чтобы менять мир (в том числе и социальную его составляющую), надо было его знать - и наука, обеспечивавшая это знание, была важнейшим инструментом человечества.

Однако сегодня надо менять уже не весь мир, но его относительно небольшую и отнюдь не всеобъемлющую часть - самого человека. Причем на современном этапе пока еще даже не всего человека, а лишь его сознание. И, соответственно, сфера первоочередной значимости резко сжалась с науки, изучающей все сущее, до относительно узкого круга людей, изучающих человеческое сознание и методы работы с ним. При этом надо учитывать, что в силу специфики предмета (объектом изучения является сам инструмент этого изучения - сознание человека) среди работающих с человеческим сознанием слишком мало ученых и слишком много узких практиков, ограниченных своей ориентацией на достижение конкретного результата.

В итоге социальный подъем обеспечивается уже не овладением актуальными знаниями как таковыми и даже не приращением их, а относительно простыми манипулятивными способностями, в том числе и достаточно примитивными, известные полицейским всего мира под названием «синдром честного мошенника».

По сути дела это закрытие научно-технической революции, в 50-е годы уже прошлого века кардинально изменившей мир и, более того, резкое торможение роста возможностей человечества.

Вероятно, таким образом проявляется инстинкт коллективного самосохранения: возможности человечества по изменению мира настолько обогнали его способность осмысливать последствия своих действий, что возникла объективная потребность, как выразился по другому поводу канцлер Горчаков, «сосредоточиться».

Нет сомнения, что человечество модернизирует свои инструменты познания и сможет вновь вернуться к познанию в подлинном смысле этого слова.

Но это будет, как представляется сейчас, отнюдь не линейный и безболезненный процесс, и время, в течение которого он будет разворачиваться, еще предстоит прожить.