- Если в предыдущей книге, которую ты всего год назад презентовал у нас в библиотеке, мне было многое сперва непонятно, то в этой всё вроде бы ровно. В смысле: ровно, без заглавных букв перетекают предложения одно в другое, тут ты верен стилю. И всё же – рассказы, повести (тут деление ясное, на предсказуемые отрезки твоей узнаваемо вязкой, сплетающейся и трудно делимой речи), - как сам считаешь, Дмитрий, что легче писать? Роман или эти малые формы – рассказы, очерки? Я бегло ознакомился, но своё мнение пока приберегу.
- Рассказ пишется как правило легко, повесть гораздо сложнее. Но ты прав в главном: ещё сложнее не просто соответствовать намеченным масштабам, а подразделять эти вполне сопоставимые иногда по размерам и внутренней скорости повествования тексты внутри книги. Вот это самое сложное! Помещая под одну обложку разные истории и разные плотности спрессованных в них времён, ты как бы создаёшь общий уровень давления. Это уже сообщающиеся сосуды. Замыкаешь обложкой, и теперь там, как в квартире – все друг друга знают, узнают, возникают отношения, в том числе и простейшие, иерархические. Где-то должна встать повесть, где-то – очерк. У меня там, если успел заметить, и смысловые переходы, и переходы героев, ссылки-отсылки. И потому порядок важен. Это не произвольный набор текстов и не сборник – это именно тщательно выстроенный порядок историй. Для меня это первый опыт, и должен признаться (но только в ответ на твоё прибережённое мнение), что опыт давался мне нелегко. Собирал, то есть компоновал, а потом ещё по издательствам рассылал, распихивал – два с половиной года. Ведь это тоже фактор и форматирование – в каком издательстве тебя издают. Мне досталось в итоге очень подходящее и по прежним направлениям и вообще по духу издательство «Родина». Тут, знаешь ли, почти судьба или её неизбежные созвучия, перезвоны времён: первую свою политизированную и вторую по счёту вообще книгу стихов в 2000-м «Револ материал поэмы Дом» я издавал под лейблом «Юность» (не путать с журналом – Издательский дом), который имелся у издателя журнала «Вавилон» Димы Кузьмина про запас, видимо, для таких отморозков… И суть совпадала с обложкой стопроцентно. Это была неистовая, беспощадная даже Юность с большущей указующей на собеседника буквы «Ю». Are Ю ready for the revolution? «Поэма-инструкция бойцам революции» (вместе с Манифестом радикального реализма) вышла там же, в 2001-м. И как бы мы впоследствии не отдалялись идеологически с господином Кузьминым (он отдалился ещё и географически), за эти комплементарные «выходные данные» я ему благодарен. Как и почти двадцать лет назад, то самое «внутреннее давление» смысловое в книге зависит от всех составляющих, включая анонсы, выносы, и даже название издательства… Мне кажется, тут всё сошлось верно. Даже лужа на обложке, сфотографированная мною в 2006-м году – вступил в лужу, значит, она уже изведанная кроссовком, но всё такая же заповедная, отражающая что-то своё, многослойное. Почти как память, высшая психическая функция…
- В книге отражены не только моменты твоей личной и семейной истории, какие-то даже биографические углубления, но всё же и общественная жизнь «боевых нулевых» и местами девяностых, восьмидесятых. Но вроде бы роман-эшелон «Времявспять» о тех же временах? Не боишься застопориться в пределах прожитого, только этих трёх десятилетий? Всё-таки наши с тобой современники, особенно юные, нынешние школьники и студенты хотят в удобочитаемом виде иметь образ того светлого будущего, за которое мы с тобой, хоть и в разных организациях, но одинаково убеждённо боролись – ты в СКМ, а теперь в ОКП, я в АКМ… Мне пока больше нравится в книге общеполитическое, узнаваемое – тот же Лимонов или идол всех поэтов-патриотов журнал «Наш Современник», а потом ещё эти оперА из очерка «Случай в редакции», ненавидящие мигрантов.
- Публицистическое просто бросается в глаза скорее. И – спасибо за искренность, я бы примерно так и читал книгу относительно известного мне автора. Сперва проходишься по узнаваемым маршрутам, потом уже углубляешься в его индивидуальные. Она и устроена таким образом, как будто учишься нырять: сперва ненадолго задерживаешь дыхание и не очень глубоко удаётся погрузиться, потом всё глубже и всё надольше. Это, правда, не связано с величиной текстов – книгу не случайно завершает небольшой рассказ «Восток-2(018)» (ранее публиковался под другим названием) о заросшем лесом пионерлагере, как бы разъясняющий, иллюстрирующий название всего сборника, а точнее всей последовательности историй, где и повесть о пионерлагерях есть…
- Вот ты говоришь «историй» - но как это согласуется с принципами радикального реализма? Там же, в Манифесте и особенно в Методах (2001) ты требовал не рассказов-пересказов, а только максимально подробного изложения события из самой точки этого события. Тут же, хоть ты сторонишься этого жанра и жанровости вообще, - неизбежные воспоминания, а значит мемуары? И как ты сегодня сам смотришь на тех, с кем ассоциировал своё творчество в «нулевых» и немало общался тогда же, с переходом в «десятые» – на Шаргунова, Прилепина, Сенчина, Садулаева? Ты ведь не только писал одновременно, вместе с ними, ты же много писал и о них – как критик и летописец нового реализма.
- Истории это обобщение, конечно. Историей (в нём изложенной, случающейся, вспоминающейся или только начинающейся) любой художественный текст не исчерпывается, потому что в нём всегда важно не только ЧТО произошло, но и КАК оно произошло в виде речи, в виде собственно текста. Точно так же можно обозвать многое из этой книги мемуарами, но там нет даже намёка на типичные для мемуаров интонации. Да и стыдно это вообще – в наши годы мемуарить. Многослойность времён там есть, замысловатые маршруты в них (из 1980-х в 1920-е), порой захватывающие дух даже у меня – уже как читателя. Есть как бы разные возрастные костюмы и обстоятельства, в которых нисколько не меняется сам пристальный взгляд на случающееся. Есть ирония, самоирония, есть печаль и переживания, выходящие за рамки воспоминания – вот это тоже радикальный реализм, когда условности трещат по швам, когда сбивается речь и валится навзничь менторство. Точно так же, с иронией или восхищением, изначально дружескими, но теперь уже без этих рудиментарных «щенячьих нежностей», гляжу я на сторонящихся былой революционерской славы соратников-новреалистов. Меня вот тут подкалывали на телеканале Сталинград: мол, ты так часто в политических текстах ругаешь Прилепина, что любой решит – ты просто завидуешь… Я как-то стушевался, постеснялся сразу ответить, задумался. Но чему тут можно завидовать?..
- Кстати, да – вот его книги в полиэтиленовых обложечках, а у тебя без! Я бы завидовал.
- Шутка принята – это (значит, внутри матюги) между прочим снижает продаваемость любой книги, ведь полистать перед покупкой это необходимое действие… Но что может вызывать сейчас в этом персонаже мою зависть как писателя? Что, он стал лучше писать после всех этих запутинско-путанских, а точнее цирковых трюков с прыжками и переобуванием в воздухе? «Россия без Путина!» (2012) - «Россия только с Путиным!» (2014), «Умру за Донбасс, водружу триколор над Киевом» (2015) - «Но местечко в ОНФ и МХАТе всё же за мной оставьте» (2018)... Начиная с «Обители» пошла откровенная, скорострельная лажа – про последний «фантастический» роман даже говорить не хочется, потому что там обещанный обложкой ад, такое в своей искренности чудовищное воспевание феодализма на примере поведения покойного Захарченко (и как это кроме всего прочего по-христиански!), что и самые бандеровские проклятия в адрес «Лугандона-бандустана» меркнут на фоне репортажа инсайдера русского мира. Когда Белинский бичевал Гоголя за его воспевание царя и плётки помещика – ей-богу, ещё не было подобных падений в ад не вымышленный, а реальный на шкале с двумя полюсами «социальный регресс – социальный прогресс». Окончательный акт преображения из писателя в царедворца был недавно, когда одноразовое сценическое явление «партии», которая конечно же «За правду» и ни за что кроме правды, потребовало этой опереточной буффонады с детектором лжи. Видимо, опыт работы телеведущим тут изрядно поскакал над ходячим прахом писателя. Увы, то что когда-то казалось подававшим надежды (и не более), сулившим проблески народной эдакой мудрости – было лишь «чуйкой» из того самого блатного мира, который сопутствует нижегородскому «филологу». Конечно, многие придворные поэты – тот же Расин, например, или Державин, не были бессодержательны в своей профессиональной любви к монархам. Там хоть есть, что почитать. Но не надо забывать, какие это века. У Прилепина же как только прозвучала мелодия «мой президент» - кончилась литература. То есть внешне-то она продолжается, писательские форумы, заграницы, премии ещё могут воспоследовать – но целостности автора нет, отречение случилось. Не просто от идеалов мятежной юности, от революции и Советской родины, а от новреалистического права первородства, от самого голоса своего. То какие-то банные пьянки с чинушами Расеи-матушки умиляли – где проступала не провинциальная простота даже, но откровенно лакейское компанейство, пошлость неимоверная... То уже взяло верх государственничество, переходящее в подмену государства государем, а родины – феодальным вырождением социума, которое Прилепина ещё и радует, там, оказывается, есть что воспеть! Как лошадку вместе с девушкой «батя» (Захарченко) купил в Москве и в вагончике отправил в отвоёванные края. Ну, чисто Рамзан такой удалой – «а за это за всё ты отдай мне жану»… Ну и хватит об этом, мерзость это всё липкая, как позолота кремлёвских куполов. И ещё обращение это слащавое каждый раз «люди русские». Что они вообще-то советские в основном – принципиально умалчивается.
- Хорошо, Дим, в основном с тобой согласен. Но он же не один такой, уверовавший в мудрую внешнюю, а затем и заботливую внутреннюю политику Путина. Есть же и депутат во фракции КПРФ, между прочим, Шаргунов который. И тоже член КПРФ Герман Садулаев…
- Ну, вот Германа я бы в этот ряд пока не ставил. Слава богу (а он ведь верующий коммунист, как раз КПРФ подходящий), его попытки двинуться во власть с этого официального боку-припёку пока остались безуспешны. Его «Ауслендер» конечно на грани постмодернизма и гораздо хуже того же «Шалинского рейда», но всё ещё живая литература. А вообще, монетизация славы, этакая трансформация своих литературных успехов в место под солнцем («а солнце российской политики – одно», как говорил Белковский), в думскую зарплату и машину с мигалкой – это вечный соблазн. Тут, как правило, one way ticket – как неразменный рубль. Писателем ты был, пока не оглядывался в свободном высказывании, в окаянстве обличения буржуазной власти, топчущей нашу Советскую родину и уже её конституцию (точнее, то что от неё нехотя оставил Ельцин в 1993-м) – а путинизм сейчас ещё как есть в чём обличать, это поле не сравнить с нулевыми, когда выходила моя «Поэма Столицы», «Санькя» Прилепина или «Птичий грипп» Шаргунова. Становясь же государственным деятелем, то есть именно той буржуазией, которую раньше можно было атаковать пером, на горло прежней песне приходится наступать – и вот тут уже не позавидуешь. Завидовать категорически нечему. Вальяжно и преданно из думского кресла слушать комичного модернизатора, либерального маломерка этого Медведева? И ради этого надо было все прежние книги писать?! Работа писателя исключает работу на государство, особенно на государство буржуазное, когда классовый враг у руля. Лично мне дороже счастье неподцензурной, не придавленной и самоцензурой (строжайшей из цензур) речи. Да, быть пролетарским писателем в наш век приватизации и монетизации непросто, некассово, немодно, но я именно такой и таким останусь. Ну, а кто искал другого, элитного места под солнцем, тот его и нашёл. Из всей плеяды новых реалистов сохранил и голос и позицию (правда, после Евромайана радикально сомкнувшуюся с либерал-антисоветчиками) не очень-то политически грамотный, но литературно куда более Прилепина и Шаргунова одарённый Роман Сенчин. Мы с ним пикировались по поводу Евромайдана, он нёс несусветную чушь о том, что в 2014-м могла быть социалистическая революция в Киеве, но книги его от этой политбезграмотности не стали хуже… Ладно, остальное уже устно расскажу в библиотеке желающим.
- А песни ваши эшелонские споёшь?
- Отчего же не спеть в подходящем собрании? И эшелонские, и даже более ранние, отходовские можно - привезу с собой вокалиста специально для этого нашего нового, Алекса из Эшелона. И под акустику - споём!
Итак: 29 февраля, 17:00, Руза, улица Федеративная, дом 4.
Материалы по теме:
Все мои пионерлагеря. Восток-1
Все мои пионерлагеря. Гришуня (ч.1)
Восток-1, Восток-1, я - Земля! Верните пионерлагеря
|
|
