Ежегодные "прямые линии" с президентом Путиным давно стали по-настоящему "твёрдым жанром" его коммуникации с российским обществом — впрочем, их место всегда определялось чуть "ниже" федеральных посланий. Оно и понятно — здесь "простой народ", а там — "вертикаль власти". Зато представителям "народа" в ходе "прямых линий" положено задавать вопросы, а президенту — на них отвечать, в то время как "послание" озвучивается в режиме жесткого монолога — даже более жесткого, чем было принято на последних съездах "руководящей и направляющей силы советского общества", КПСС.
Тогда партийные руководители разных рангов и другие делегаты, согласно установившейся традиции, должны были обсудить доклад генсека, внося свои предложения и поправки. Со временем, правда, эта практика переродилась в полный "одобрямс", а затем вообще была устранена за ненадобностью — вместе с партией…
Но "прямые линии", которые не без издёвки называют "высшей формой современной российской демократии", вообще переворачивают всю коммуникативную ситуацию "власть-общество" с ног на голову: "народ" задаёт вопросы, а президент, как носитель истины в последней инстанции, на них отвечает. Никакой демократией в этом случае, разумеется, и не пахнет — сплошной авторитаризм и патернализм. Можно даже походя пообещать избавить от наркотиков город Бор Нижегородской области и остановить снос здания патриотического клуба в Екатеринбурге…
Но ведь анонсированные два с лишним миллиона звонков означают, что вопросов к действующей власти у людей накопилось "выше крыши", а ответить на них, кроме президента, некому. Т.е. к нижним этажам нынешней "вертикали власти" у общества доверия нет. Вообще. И чего, спрашивается, ждать дальше?.. Того, что и к "царю-батюшке" оно иссякнет, как это уже не раз происходило в отечественной истории? Во всяком случае, социологические службы фиксируют снижение рейтинга "прямых линий" приблизительно вдвое с декабря 2001 года, когда такая форма общения с населением страны была осуществлена Путиным впервые.
Возникает, на первый взгляд, парадоксальная ситуация: число обращений к президенту России в рамках "прямой линии" растёт, а общественный интерес к его ответам падает. Однако этот видимый парадокс разрешается сам собой, если принять, что социальная поддержка нынешней политической системы РФ резко сужается, ожидания населения в значительной мере переносятся/перетекают "на самый верх", но в еще большей степени "испаряются", "тают", порождая безразличие и неверие в адекватность действующей "властной вертикали".
Выборы в местные законодательные собрания 8 октября с.г. показали, что даже 25%-ный кворум избирателей преодолевается с трудом, а из проголосовавших очень многие отдают предпочтение кандидату "против всех". Тем самым в политической реальности возникают и конституируются два взаимообусловленных феномена: "государство без общества" и "общество без государства".
В подобной ситуации важнейшим и даже единственным связующим звеном между обществом и государством оказывается, как правило, легитимный лидер последнего. В нашем случае — конкретно президент Путин. Его устранение/уход/исчезновение сами по себе чреваты уже полным и окончательным разрывом связи между государством и обществом. Именно поэтому разговоры о "третьем сроке" получают столь серьёзную и всё растущую поддержку во всех слоях российского социума снизу доверху. Однако Путин, как явствует из его многочисленных заявлений, включая и прозвучавшее в ходе "прямой линии", намерен уйти со своего поста. Уйти вроде бы "не совсем", назвав имя своего преемника и оказывая влияние на "властную вертикаль" уже "со стороны" — но всё-таки уйти.
Подобного рода заявления, если только принимать их всерьёз, а не в рамках привычной для Путина практики "думать одно, говорить другое, а делать третье", демонстрируют прискорбное непонимание президентом и его ближайшим окружением действительного положения дел в современной России.
Путин и "преемник Путина" — вовсе не одно и то же. Если Путина называли и продолжают называть "преемником Ельцина", то сугубо формально, поскольку президент Ельцин после расстрела Дома Советов в 1993 году, фарсовых выборов 1996 года и дефолта 1998 года полностью утратил свою легитимность в глазах общества. Его ухода ждали все: одни (подавляющее большинство) — с надеждой, как манны небесной, другие (властно-олигархическое меньшинство) — со страхом. И то, что произошло 31 декабря 1999 года, было, по сути, дворцовым переворотом, уничтожавшим "ельцинскую" легитимность по сути, но сохранявшим её по форме. И в этом качестве приход Путина в Кремль оказался не просто компромиссом, устроившим и "верхи", и "низы", но и началом новой, собственно "путинской" легитимности, затем лишь подтвержденной выборами 2000 и 2004 годов.
Назначение в подобных условиях "преемника", которого, напротив, не хотят и не приемлют ни "верхи", ни "низы", — окажется и политической ошибкой, и концом этой путинской легитимности. Поскольку неизбежно будет иметь своим последствием схватку соперничающих властных кланов: и в федеральном Центре, и на местах.
Все нынешние противоречия моментально прявятся наружу — причем в острых и даже в максимально острых формах. Разумеется, при этом резко изменится и отношение общества к Путину, как человеку, который имел все возможности предотвратить подобное развитие событий, но не сделал этого. То есть "поезд уйдёт", поскольку за Владимиром Владимировичем нет ни "прав рождения", как у Ивана Грозного, ни "прав доблести", как у генерала де Голля, — но только одно "право момента". Момента, который и без того растянулся невообразимо долго, почти на восемь лет, но будет безвозвратно упущен при передаче высшей власти гипотетическому "преемнику".
Да, "по-человечески" такое решение Путина понять несложно. Во-первых, его "третий срок" будет прямым вызовом Западу, и прежде всего — Соединенным Штатам, которые делали, делают и будут делать всё, чтобы не допустить возрождения России в качестве мировой державы, и которые по-прежнему держат финансовую удавку на горле нашей страны в целом и её властной элиты в частности.
Во-вторых, нарастающие социальные и связанные с ними межнациональные напряженности в российском обществе невозможно разрешить в рамках "либерально-монетаристского" экономического курса, который продолжает проводить правительство РФ. Пока они кое-как демпфируются за счет потока "нефтедолларов", но при смене власти в Вашингтоне и падении цен на энергоносители даже "кислородная подушка" Стабфонда не спасет — просто из-за феномена "дефицитного спроса". Только в конце 80-х годов солью, спичками, сигаретами и мылом впрок запасались "физические лица", а в конце 2000-х тем же самым касательно денег будут заниматься лица "юридические": корпорации и регионы. Да так, что мало не покажется никому. То есть перспективы "России после 2008 года" представляются сегодня кризисными и, более того, катастрофичными.
Поэтому соблазн вовремя сбросить ответственность на некоего преемника, "сохранив доверие народа", у нынешнего "хозяина Кремля" непредставимо велик. Но, как уже отмечено выше, в этом случае Владимиру Владимировичу Путину предстоит остаться в истории "слепым поводырем слепых", которые все вместе упали в бездну.
|
|
