Без использования талантов
И из всех этих полутора тысяч страниц воспоминаний Афанасия Фета всего две вещи показались мне достаточно значимыми, чтобы о них поговорить. И хотя первый момент, вряд ли многие поймут, но меня он «зацепил».
В родовой усадьбе отца Фета был крестьянский 12-летний мальчик, обладавший исключительным зрением – «глазастый». Фет приводит три, действительно удивительных примера, когда этот мальчик в реке или лесу, просто пройдя примерно по тому маршруту, по которому шёл человек, потерявший мелкую вещь типа золотой запонки, очков или застёжки к портсигару, эту вещь находил в воде, в кустах, в траве. Крестьяне использовали мальчишку для поиска случайно утерянных вещей, вот от крестьян и помещики знали и использовали это свойство паренька.
И при этом, эта куча дворян, знавшая о таком свойстве некоторых людей, никак не видела в этом какой-либо иной пользы, кроме бытовой. А ведь это было исключительное свойство для армии – это талант для разведчика или артиллерийского наблюдателя, или командира батареи – «стреляющего».
Время от времени пишу о разнице между мужчинами и женщинами, и привожу в пример рассказы Героя Советского Союза, лучшего аса Корейской войны, сбившего 23 американских самолета, - в те годы командира 196-го истребительно-авиационного полка полковника Е.Г. Пепеляева. (В Корейской войне лучший американский ас капитан Макконел сбил 16 советских, китайских и корейских самолетов, а второй ас США капитан Джабара сбил 15, и его, кстати, тоже сбил Пепеляев). Евгений Георгиевич так описывает причину успехов его полка.
«Был в полку летчик капитан П. Гриб, который раньше всех обнаруживал противника, будь то один самолет, пара или группа. Если во время полета самолет капитана Гриба начинал «дергаться» в строю, то есть выходить немного вперед или немного отставать, - значит, капитан видит цель. Спрашиваешь:
- Где противник?
П. Гриб высоким, слегка приглушенным голосом отвечает:
- Справа (слева), выше (ниже), впереди группа (четверка) «Сейбров».
Капитан Петр Гриб был хорошим, добрым человеком. Участник Великой Отечественной войны, он честно тянул свою лямку, никогда не отказывался от боевых вылетов».
А увидев американцев первым, Пепеляев мог выбрать направление атаки и первым внезапно атаковать, нанеся американцам потери и вызвав у них панику. В книге о тактике истребительной авиации «в боевых примерах» из опыта Великой Отечественной войны, прямо говорилось, что для успеха в бою, в вылетающей на задание группе истребителей обязан быть как минимум один летчик с хорошим зрением и минимум один забияка - летчик, который не заробеет первым броситься на врага и этим увлечет за собою остальных. (Иначе они заробеют от неизвестности исхода боя и не решатся его начать). В Корейской войне в полку Пепеляева забиякой был сам Пепеляев, а лётчиком с очень острым зрением – П. Гриб.
Но почему армия ни тогда - во времена этого штаб-ротмистра Фета, - ни по сей день не выявляет среди призывников людей с таким зрением, чтобы использовать их максимально эффективно? Это вопрос? Почему ни на что, кроме роста и общего здоровья призывников, не обращается внимания? Почему таланты призывников оставались и остаются без использования?
Повторю, для обычного читателя это вопрос, скорее всего, сложный и не понятный, но я и начал с того, что, много написав о военном деле, я сам никогда не обращал внимания на то, что армия не стремится комплектовать себя с учётом талантов. Причём, не только в СССР или России.
И второй момент, навеянный воспоминаниями Афанасия Фета. Этот пример уже попроще.
Разъединение и ограбление свободой
Уже много веков в России в тех или иных районах в среднем каждые 6-7 лет случались неурожаи и длились они в среднем два года, в это время крестьяне тех областей, где были неурожаи, разумеется, страдали.
Но вот те случаи последствий неурожаев в России, когда число голодающих начало достигать 40 миллионов человек и сопровождалось массовыми смертями, и которые историки называют «голодом», начался после отмены крепостного права и продолжался чуть ли не сто лет до самой коллективизации сельского хозяйства в ХХ веке. Скажем, в том же XIX веке страшнейший голод был в 1873, 1880, 1883 годах, но особенно сильным был голод 1891 года, когда умерло только русских около 2-х миллионов человек («инородцев» тогда не считали). Голод 1900-1903 годов снова охватил 40 миллионов, и снова умерло только взрослых около 3 миллионов, в 1911 года голодало 30 миллионов и умерло 2 миллиона взрослого населения.
А это, согласитесь, как-то дискредитирует сам факт освобождения крестьян в 1861 году, поскольку получается, что, будучи в крепостной зависимости, крестьяне были на самом деле гораздо более защищены, чем освобождённые.
И как это объяснить?
Ещё необсуждаемый штрих к вопросу об освобождении крестьян. Слёзные вопли о «русских крестьянах-рабах» и о необходимости их освобождения всегда неслись с Запада (ещё Наполеон нёс на своих знамёнах освобождение русских крестьян от крепостной зависимости) и сверху, в общем - от «культурного класса» России. Точно так же, как в конце 80-х – начале 90-х годов ХХ века от этих «культурных» неслись аналогичные вопли о «рыночных отношениях».
Смотрите, Россия и до освобождения крестьян славилась множествами бунтов. Крестьяне могли бунтовать из-за повышения подати, из-за взыскивания недоимки, из какой-нибудь неправильной иконы, против произвола власти или помещика (кстати, не в большую диковинку было и вырезать всю семью помещика-крепостника), но никогда не было крестьянских бунтов с требованием освободить крестьян от крепостной зависимости как от таковой. Как никогда не было требований от промышленности и сельского хозяйства СССР ввести в стране «рыночные отношения» и ликвидировать плановое народное хозяйство.
Вся гадость России всегда пёрла сверху и от интеллигенции – от праздных болтунов, от московско-петербургских «культурных» уродов.
Но вернёмся к голоду. Почему при крепостном праве в России не было случаев масштабного голода в том же XIX веке, хотя развитие производительных сил на селе (транспорта и сельхозмашин) стало выше после отмены крепостного права? Как объяснить, что в России голод стал сопровождать прогресс в сельском хозяйстве?
И Фет, совершенно не акцентируя на этом внимания, рассказывая о темах споров с Тургеневым во Франции, пишет: «Принимая в земледельческом государстве мерилом общего благосостояния зерновой хлеб, невозможно не сознаться, что до шестидесятых годов отсутствие у крестьянина двух-трехлетнего запасного одонка, обеспечивающего, помимо сельского магазина, продовольствие семьи на случай неурожая, -- было исключением; тогда как в настоящее время существование такого одонка представляет исключение». Вот за этот довод Фета в споре и «зацепился глаз».
(Одонок – это сложенная из снопов кладь хлеба с острым навершием, и тут нужно пояснить, что для длительного хранения хлеба – на год или более – его лучше всего хранить в колосе – в снопах, поэтому и одонок складывался необмолоченным хлебом в снопах. И раз у крестьянина одонки были, значит крестьянин хлеб оставил для длительного хранения).
И Фет в этой цитате утверждает, что до отмены крепостного права крестьяне имели страховой запас хлеба на случай засухи и прочих неурожаев в каждой семье. В каждой! И, если я правильно понял Фета, крестьяне имели этот запас на два-три года, да ещё имели и общий для всего села запас хлеба на случай того же неурожая, хранившийся в «сельском магазине» - общем складе, общем амбаре. (В некоторых областях предпочитали иметь не запас хлеба, который трудно хранить, а запас денег в обществе для покупки хлеба в случае неурожая).
Так откуда при такой подстраховке быть голоду? Неурожаи были и до отмены крепостного права, но голода не было, поскольку в случае неурожая крестьяне использовали собственные и общественные страховые запасы хлеба.
А после отмены крепостного права всё это вдруг исчезло, и каждый неурожай начал вызывать голод. Вот тут и возникает вопрос: почему крестьяне перестали делать страховые запасы хлеба?
А из-за пакостных свойств русского народа (может, и другие народы не лучше, но не о них речь). В целом русский народ будет безропотно нести общественные тяготы, если их несут все одинаково. Все! И одинаково! И одновременно, множество народу в отдельности будет искать, как от этих тягот уклониться, – как ухватить халявы и поживиться за счёт обществах. Такие умники ещё и гордиться будут – вон они какие умные! А остальные – лохи! И остальным, само собой, обидно было быть лохами.
Я просто подтвержу это запомнившемся с юности опытом. В 1972 году был я на преддипломной практике в Челябинске на ЧМЗ. Практика была больше двух месяцев, и я, естественно, устроился работать на этот же завод. Из-за плохого зрения к печам меня не взяли, а поставили работать на шихтовый двор цеха № 6 шихтовщиком. В мою задачу входило разгрузить прибывающие платформы с ферросплавами, для чего нужно было зацепить стропами крана, и снять с платформ короба с ферросплавами, поставить на платформы пустые короба и выполнять прочую похожую работу подкранового рабочего (стропальщика). Я был сдельщик, а операции по разгрузке платформы стоили довольно дёшево.
Была и более тяжёлая, хотя и хорошо оплачиваемая работа, - загрузить флюсами и ферросплавами мульды – стальные короба метра 1,5 в длину и примерно 0,6х0,6 в сечении. Мульды специальная мульдозавалочная машина подавала в окно электросталеплавильной печи и там переворачивала. Загружать мульды надо было лопатой. С флюсами (известью, песком, флюоритом) проблем не было – они лёгкие и лопатой брались хорошо. Ферросилиций тоже лёгкий и тоже грузился без проблем. А вот с безуглеродистым феррохромом, металлическим хромом и ферромарганцем дело обстояло паршиво – куски этих ферросплавов очень тяжёлые, с острыми краями. В закромах с этими ферросплавами даже по стальному полу подсунуть лопату под эти куски было практически невозможно. Приходилось ковырять их лопатой по одному куску или, если они были более-менее крупными, вообще грузить руками. А если печи начинали плавить нержавеющую сталь, то подать на них за смену нужно было тонн 10-15 безуглеродистого феррохрома. Тогда к концу смены устаёшь страшно.
Но мне ещё в первый день, когда я только учился, показали эффективный приём. Короба, в которых завозили ферросплавы, состояли из двух шарнирно соединённых половин, т.е. имели конструкцию грейфера (если кто знает, что это). Когда цепляешь за верхние серьги у шарниров, и кран короб поднимает, то груз давит на днище короба и не даёт ему раскрыться, а когда цепляешь за нижние боковые серьги, то кран, выбирая стропы, сначала раскрывает короб, и содержимое остаётся на полу. Так вот, если был короб с феррохромом ещё не вываленный в закром, то нужно было составить вместе штук 6 мульд, поставить на них сверху короб и дать крановщику осторожно его открыть. Феррохром в образовавшуюся в коробе щель просыпался в мульды, а если остаток феррохрома ещё оставался в коробе, то стропы снова цеплялись за верхние серьги, кран тянул, короб снова закрывался, и этими остатками феррохрома можно было загрузить очередную порцию мульд. Проблема, однако, была в том, что полные короба с феррохромом редко оставались неразгруженными в закром, поскольку железнодорожники не забирали платформы, если они не были уставлены пустыми коробами. Придёт платформа с 10-12 коробами, один используешь для облегчения себе работы, а остальные приходится разгружать в закром, чтобы отправить платформу.
И вот однажды приходит платформа с феррохромом, но я не стал его вываливать в закром, а обежал весь цех, собрал все пустые короба, однородный материал ссыпал из одного неполного короба в другой и т.п., выполнив кучу бесплатной работы, но загрузил платформу пустыми коробами и отправил её. А полные короба феррохрома выставил рядком, один разгрузил в мульды своей смены, а остальными любовался, предвкушая, как шихтовщики всех смен суток на 3-4 облегчат себе работу.
Прихожу на следующий день и вижу – все мои короба разгружены в закром, причём так, что феррохром вывалился в проход и теперь его брать из закрома чрезвычайно тяжело. А пустые короба стоят аккуратненьким рядком. То есть, мой сменщик облегчил себе работу, разгрузив один короб в мульды, а остальные разгрузил, подлец, в закром – позарился, сволочь, на те копейки, которые стоила эта разгрузка! Мне было обидно до слёз, я бы тогда потерял веру в человечество, если бы уже не знал, что человечество – это штука достаточно сложная.
Поэтому для того, чтобы понять, как это было со страховым запасом хлеба после отмены крепостного права, и к бабке ходить не надо. Просто один какой-то ушлый решал, что в случае голода соседи ему помогут, а он может свой страховой запас продать и на вырученные деньги купить бабам дополнительные юбки, а себе – водки. И моментально всё село обезумело – а мы что – дураки? Лохи?? И пошло-поехало! Все стали продавать страховые запасы, перестали пополнять хлеб в сельском магазине. Это было безумие, которое потом повторилось в «голодомор», когда украинские крестьяне и казачество массово вырезали волов – то, на чём они пахали. «Поднятую целину» перечитайте, если не верите.
А почему крестьяне не боялись голода? Так ведь «все»! «Все» для русского, это волшебное слово: если «все не боятся», то зачем самому бояться? И после отмены крепостного права крестьяне бесстрашно уничтожили собственные страховые запасы хлеба. И пошёл голод за голодом.
А как же помещики и прочая интеллигенция на селе? Они же видели уничтожение страховых запасов хлеба у крестьян, почему же не били в колокола?
А по тем условиям это уничтожение крестьянами страховых запасов было крайне выгодно помещикам, у которых ведь всё равно оставались запасы хлеба при любых неурожаях. Теперь ссужая этим хлебом оголодавших крестьян, помещик заставлял их за бесценок на себя работать (Техника этого насилия над крестьянами хорошо описана Энгельгардтом в «Письмах из деревни»). А видя пример помещиков, подобные операции начали проводить и богатые бессовестные крестьяне, которые после отмены крепостного права появились, получив кличку – «кулак». Заметьте, и при крепостном праве было множество рачительных, богатых крестьян, были крепостные-миллионеры, но не было такого понятия – «кулак», - не было тех, кто эксплуатировал (заставлял работать на себя за бесценок) своих односельчан.
Итак, развивались техника и технология сельского хозяйства, а голодные годы в России шли свой чередой. И ведь понятное дело, что голод не прекращался потому, что он был выгоден тем же Тургеневу или Толстому – голод давал возможность их управляющим за бесценок нанимать крестьян, чтобы обеспечивать тому же Тургеневу тупое препровождение времени во Франции.
Но почему же при крепостном праве не было голода? А потому, что помещики заставляли крестьян иметь страховые запасы, заставляли крестьян быть богатыми, поскольку количеством сильных крестьян определялось богатство самого помещика, и помещику не было никакого резона видеть, как умирают его крестьяне от голода или мучаются от недоедания.
В соответствующем разделе книги Милова Л.В «Великорусский пахарь» можно в обилии прочесть указания помещиков старостам типа: «Всем людям и крестьяном друк за другом прилежно смотреть, ежели кто не радея о себе станет в домашнем деле, в работе, в смотрении дому и скота своего ленитца, долго спать, лакомить, мотать, пьянствовать, отлучатца без ведома, с недобрыми людьми знатца, воровать, грабить и не проча себе хлеб, скот, одежу и протчее свое, в чем ему самому нужда, тайно продавать... тот час ему самому говорить и унимать и прикащику с старостою сказать...», «а им тово плута жестоко высечь». «Есть ли ж паче чаяния, в случае недорода хлеба или в дороговизне, должен всякий прикащик у крестьян весь хлеб собственный их заарестовать и продавать запретить, дабы они в самую крайнюю нужду могли тем себя пропитать». Или вот помещик требует, чтобы по сравнению с тем, что его крепостные крестьяне вспашут и посеют ему, на себя бы эти крестьяне вспахали в два раза больше - «против того вдвое, не отговариваясь тем, что посеять нечем или не на чем пахать, понеже на то им определяется ссуда. И тако всеми мерами ленивцев принуждать и накрепко того за ними смотреть». Или вот фельдмаршал граф Румянцев даёт указания управляющему своих имений: «За нерачительными о себе крестьянами... накрепко смотреть, чтоб оные земель своих без посеву не покидали, или исполу посторонним не сеяли и в протчем дом свой не разоряли».
Каким бы ленивым ни был сам помещик, но даже от помещика-дурака здравый смысл требовал уберечь своих крепостных крестьян от голода. Да. на строгость и даже жесткость помещиков крестьяне всегда жаловались (как же жить без этих жалоб на начальство?), но этой же жестокости и радовались, поскольку эта жесткость помещика предназначалась ленивым и тем хитрованам, которые желали бы не быть «как все», в том числе и в деле создания страховых запасов хлеба. Помещик определял единство своих крестьян, и благодаря помещику-крепостнику крестьяне были гораздо более едины в борьбе и с природными трудностями, и с житейскими.
Шли годы, шли десятилетия, российская интеллигенция сбор средств в помощь голодающим сделала своим главным занятием, демонстрирующим её любовь к народу. Вот и Лев Толстой в 1891 году большую статью об этом написал, прямо повесть – «О голоде», - в которой славил тех, кто помогал голодающим, кто открывал общественные столовые, лично подсчитал Лев Николаевич, сколько хлеба и картошки надо в среднем на одного голодающего, указал правительству, что нужно делать, - как же без этого? А описывал граф голод чуть ли не под Москвой, в Тульской губернии - там, где и его имение находилось. Вот только о страховых запасах хлеба, как у крестьян, так и в обществах, Толстой в этой статье промолчал! И, разумеется, промолчал «матёрый человечище» о том, что он лично, как помещик этой губернии, сделал для того, чтобы предотвратить голод как таковой. Хотя бы так предотвратить, как это делалось до отмены крепостного права.
Вот и получается (как это ни странно звучит), что освобождение крестьян образца 1861 разъединило их, а разъединив, сделало крестьян бессильным перед их ограблением. Можно сказать, что в 1861 году крестьян освободили, чтобы удобнее было безнаказанно грабить.
Никто не спорит с тем, что крепостное право в XIX веке себя отжило, и паразитов-помещиков в любом случае надо было земли лишать (что потом и сделали большевики), но узнавать, как освобождать русских крестьян, нужно было не у Вольтера, не в досужей болтовне на французских курортах, а у самих крестьян.
Но русские крестьяне на отдых во Францию не ездили, петербургские салоны не посещали, посему свободолюбивая русская интеллигенция до чего смогла додуматься умишком своим хилым, до того и додумалась, и то от царя и требовала.
Ну а голод... Зато свобода!
В плане этой темы интересно, что когда большевики начали реализовывать свою грандиозную цель, благодаря которой они пришли и удержались у власти, - «Земля – крестьянам!», то не умничали, а приняли проект, разработанный социалистами-революционерами, а те тоже не умничали и опёрлись на 242 крестьянских наказа о том, как крестьяне видят справедливость в этом вопросе. И в этом вопросе у большевиков никаких проблем не было – они не оставили белым в земельном вопросе никаких шансов.
Но большевикам это впрок не пошло. Когда принимали решение о коллективизации, то её детали разработали умники из Москвы. В результате, и поэтому тоже, коллективизация прошла с большим скрипом.
Ну, а уродство перестройки, противно и вспоминать.
***
Какой вывод надо сделать?
Если вы решили облагодетельствовать жизнь и работу людей, то уберите сначала с информационного поля всех этих московских интеллигентсвующих засранцев, которые немедленно выскочат со своим дебильным профессорским умствованием, и узнайте, как улучшить жизнь и работу людей непосредственно у тех, кто живёт, и кто работает.
|
|
