Вот и снова мне пришлось отложить работу над четвертой частью моей главной статьи «Кто возглавит грядущую революцию. Прошу прощения у читателей, но на статью Рослякова я просто не могла не откликнуться. А возражения у меня серьезные, принципиальные, так что в комментарии под его статьей всего не скажешь.
Итак, статья Александра Рослякова «В плену негодных слов» от 7 января.
Вот как начинается его статья:
Есть слова, которые я не выношу. Никогда сам не говорю – и морщусь, как от скрипа по стеклу, когда их слышу.
Да кто бы возразил против этого? Лично я тоже таких слов не выношу. Таких слов действительно очень много, гораздо больше перечня, приведенного автором. Такие слова и в самом деле корёжат наш язык. Это – мусор или слова-паразиты, как их еще называют. Но вот рассуждения Рослякова насчет того, как избавиться от таких слов, мне представляются в корне неверными. Читаем:
И я бы всех пользователей нашего великого и красочного языка призвал очиститься от сорных слов. Глядишь, по принципу «сначала было слово» очистимся и от желания жечь кнопки в лифте, и от других, уродующих жизнь пороков. Конечно же, не сразу и не до конца – но хоть слегка!
Нет, уважаемый Александр. Принцип «Вначале было слово» - это из религии. А в реальной жизни всё наоборот. Не стану углубляться в доисторические дебри, хотя и там вряд ли вначале было слово. Что ж, по-Вашему, первобытный человек произнес слова: а изобрету-ка я колесо, и только после этого взял и изобрел? Надо ли доказывать, что такое предположение нелепо? Да и в дальнейшем человек сначала что-то задумывал сделать, хоть и без всякого названия, потом все-таки делал, и только потом рождалось слово, обозначающее это «что-то».
Ну, а уж в современном мире и вообще не может быть и речи о магической роли слов. Поэтому надежда автора на то, что одно только избавление от слов-сорняков сделает нас лучше и чище, - это идеализм чистой воды. И если в доисторическое время слово рождалось из необходимости как-то обозначить нечто новое в жизни, то теперь слово сознательно формируется идеологией. То есть, в современном мире «сначала идея – потом слово». Причем, что существенно, новое слово, как правило, обозначает не что-то реально возникшее новое, а всего лишь переименование старого, привычного. И переименование не просто так, а именно на потребу новой идеологии. Докажу эту мысль только на двух первых примерах, чтобы не писать длинную статью.
Первое слово – войнушка.
Да, это слово безобразно. Тут автор абсолютно прав. Цитирую:
Войнушка. Называть так, с эдаким шутейством, самое страшное в мире зло, означающее гибель чьих-то отцов и детей, шлейф вдов и сирот, может, по-моему, только моральный урод. А когда в очередной «горячей точке» убьют твоего сына или брата или сестру изнасилуют пять пьяных харь, ты тоже скажешь: «Да, грохнули их на войнушке!»? «Сестренку отодрали на войнушке!» Журналистов, промышляющих подобной лексикой, я бы вовсе приравнял к разжигателям войны. Ибо сводя ее ужасы к чему-то плевому, созвучному игрушке, побрякушке, они срывают с мозгов тот предохранительный флажок, который должен там стоять как вкопанный.
Оценка этого слова дана автором безупречно. Но неужели Росляков полагает, что, искоренив (не понятно, каким образом?) это слово из обихода, мы нанесем ощутимый удар по разжигателям войн? Ведь пока существует капитализм, войны неизбежны. Называйте эти войны каким бы то ни было возвышенным словом, они все равно несут людям страдания и гибель. Пока никто еще не опроверг ленинского утверждения, что войны прекратятся только тогда, когда будет свергнут капитализм в мировом масштабе. И каждый год мировые события подтверждают эту истину.
Так неужели Росляков (умный же человек!) считает, что сначала какой-то мерзавец придумал слово войнушка, и лишь потом, как следствие, появилось отношение к войне, как какому-то шоу, как к детской игре? Нет, уважаемый Александр, Вы поменяли местами причину и следствие. Всё было наоборот. Вспоминаю свое пионерское детство. Это были еще военные годы, 43 и 44-е. Мы, пионеры, любили петь песни. В походах, у костра, на праздниках. Песен было много и разных. Пели о войне, как Отечественной, так и гражданской. Пели песни из кинофильмов, песни о спорте. Много было пионерских песен. Это были прекрасные советские песни. Веселые и грустные, радостные и тревожные, но всегда – добрые, человечные.
Но вот в нашем репертуаре стали появляться и другие песни. Причем, почти все американские. Я их помню до сих пор. Вот вам образчик:
Зашел я в чудный кабачок, вино там стоит пятачок, сижу я там с бутылкой на окне, не плачь, милашка обо мне. Будь здорова, дорогая, я надолго уезжаю, а когда вернусь, не знаю, а пока прощай. Гуд бай, и друга не забудь, твой друг уходит в дальний путь. К тебе я постараюсь завернуть. Как-нибудь, как-нибудь, как-нибудь.
А вот и ответ милашки:
Ах, нет, я знаю, дорогой, что ты изменишь мне с другой, и ты напрасно врешь, что ты придешь, и зря так весело поешь. Вернись, попробуй, дорогой, тебя я встречу кочергой. Пинков таких тебе я надаю, забудешь песенку свою
Ничего себе песня о войне! Мы-то взаимоотношения любимых в годы войны представляли себе по другим песням. «И подруга далекая парню весточку шлет, что любовь ее девичья никогда не умрет». Или «Мне в холодной землянке тепло от твоей негасимой любви». Или «Жди меня и я вернусь всем смертям назло». В чем же дело? Неужели американским парням было незнакомо чувство любви? Неужели американским девушкам было наплевать, вернется их парень с войны или нет? Конечно же, это не так. Американские парни и девушки так же, как и во всем мире, умеют любить друг друга.
Но вот отношение к войне у американцев совсем другое, нежели у нас. Помните слова генерала из прекрасного советского фильма «Офицеры» - «Есть такая профессия - Родину защищать». Да, в Советском Союзе была такая профессия, был священный долг Родину защищать. А вот у американцев нет такой профессии. Так уж сложилась их история, да и географическое положение повлияло, что на США никто не нападал. Правда, армия в США имеется, довольно сильная и хорошо вооруженная. Но - не для защиты своей Родины, а для всяческих военных авантюр в других странах.
Поэтому советские солдаты и шли на войну именно с целью защищать свою Родину. А американцы шли на войну с целью заработать деньги. Так что, не стоит американских солдат упрекать в том, что они пели подобные дурашливые песни о войне. Ведь для них война была не святым делом защиты Родины, а всего лишь работой, за которую им неплохо платили. Ведь в США армия - на контрактной основе.
Вы скажете: мол, ничего себе работа, на которой убивают! Да, это опасная работа. А разве работа в шахте, в литейном цеху, в авиации не опасна? Вопрос только в том, так ли уж смертность на войне сильно отличалась от смертности на других опасных работах? Представьте себе, почти не отличалась. Это и понятно. Известно, что в США дорожат своими солдатами. Но не из гуманных соображений, а из нежелания лишних затрат. Слишком дорого стоит там солдат, а деньги капиталисты умеют считать.
А иначе мало было бы желающих работать в армии. На войне, говорите, стреляют? Да ведь в США стреляют и на улицах, и в кабаках, и даже в школах. Оружие там продается свободно, так что кто хочет пострелять, тот всегда найдет, из чего стрелять.
Так что же удивительного в том, что американские солдаты относились к войне, как к какому-то виду спорта, как к приключению, небезопасному, но бесшабашному? Вот для них, для американских солдат и была не война, а войнушка. Уж как там по-американски звучит это словечко, не знаю, но смысл именно таков – войнушка. А на войнушке можно и в кабачке с бутылкой посидеть, и за разными девчонками поухлестывать. В общем, хоть и опасно, но весело.
Не о таком ли отношении к войне и поется в той песенке, которую я привела по памяти? Еще раз повторяю: нельзя винить в этом американских солдат, просто у них менталитет такой.
Удивительное в другом. Как такие песни могли попасть в нашу пионерскую жизнь? Ведь тогда не было ни мобильников, ни Интернета. Не было даже телевидения. А песни, которые пел наш народ, в том числе и пионеры, звучали по радио, в кинофильмах, на школьных уроках. Нетрудно догадаться, что советская школа и советские СМИ подобные художества не пропагандировали. Так откуда же??
И вот совсем недавно, анализируя тот феномен, я вспомнила про даты моего пребывании в пионеротряде. Ребята, да ведь это были 43-44-е годы, когда американцы вдруг надумали открыть второй фронт. Дело уже шло к нашей победе, и Америке очень хотелось примазаться к нашей победе. Причем, малой кровью, но с большими выгодами. Чего она и добилась.
Так не является тот факт проникновения в пионерлагеря американских бесшабашных песенок… диверсией? Может быть, уже тогда и была заложена мина (хоть и небольшая) под советский патриотизм, под наше отношение к войне как к тяжелому испытанию, как к трагедии, и как к необходимости бросить все силы на защиту нашей любимой Родины? Но снова вопрос: а как, каким образом американцам это удавалось?
Нет, скорее всего, эта диверсия была делом рук вовсе не американцев, а нашей пятой колонны. Ведь какая-то же сволочь перевела на русский язык эти американские песенки? Какие-то же сволочи внедряли эти песенки в пионерские лагеря? Да, это была малая диверсия. Но ведь разрушение СССР и начиналось с малых диверсий. А потом пошли диверсии и покрупнее. Нам внушали, что-де Сталин не жалел людей, забросал врага трупами советских солдат. Вон, смотрите, как американское правительство жалеет своих солдат! Ну, почему жалеет, я уже сказала. А вот насчет «забросал трупами»… Простите, а как можно было противостоять мощной гитлеровской военщине?
Но не унимались будущие либералы, например, Быков и Астафьев. Мол, надо еще разобраться, кто на кого напал: Германия на СССР или СССР на Германию? Да и вообще, Гитлер и Сталин – одного поля ягодки. И никто вовсе не кричал, идя в бой, «За Родину, за Сталина!». И т.д. Это была массированная пропаганда, размывающая наши, советские, ценности. Но если люди старшего и среднего поколений еще помнили войну и всё связанное с ней, и чувствовали в этих россказнях подвох, то молодежь, родившаяся уже в постперестроечное время, принимала все эти инсинуации за чистую монету. Вот и Росляков, скорее всего, слышал слово войнушка,именно от молодых. Или от совсем уж безыдейных людей среднего возраста, людей, легко поддающихся любому поветрию.
Я как-то услышала это словечко от молоденькой продавщицы в магазине детских игрушек. Спросила у нее, что бы мне купить в подарок на день рождения мальчику десяти лет. Он и выдала. «Вот, купите рыцарский набор, щит, сабля, пистолет. Мальчишки ведь любят играть в войнушку». На моё замечание о мерзости словавойнушка, она посмотрела на меня непонимающим взглядом. В общем, мы с ней – люди не только разных поколений, но и совершенно разных основ мировоззрения. Для нас Великая Отечественная война – это часть нашей Истории. Мы это пережили. Поэтому в наше время, как в военное, так и в послевоенное, мальчишки играли не в войнушку, а в войну. А для молоденькой продавщицы это далекая история, вроде войны с Наполеоном 1812 года. Ей непонятен пафос слов «Идет война народная, священная война»!
Вот и подумайте, уважаемый Росляков, что возникло раньше: легкомысленное отношение к Великой Отечественной войне, или безобразное слово войнушка? Неужели неясно, что раньше было насаждение либералами презрения, а то и ненависти к нашему советскому прошлому, в том числе и к войне, а потом уже возникли такие поганые словечки, как «совок» и «войнушка»? А уж слово войнушка – это, по-существу, сгусток антисоветской идеологии, так что невозможно его изгнать из жизни, прежде чем не будет изгнана антисоветская идеология.
Второе слово – трахаться.
А каким словом, уважаемый Росляков, Вы предлагаете заменить это похабное слово? Вот некоторые деликатно заменили его на словосочетание «заниматься любовью». Разве это лучше? По-моему, это даже хуже, чем трахаться. Как можно вообще заниматься чувством? Это ли не абсурд? Однако, в одном популярном медицинском журнальчике в статье специалиста читаем, что «заниматься любовью» следует не чаще двух раз в неделю. А что же тогда в остальные пять дней недели? Забыть про любовь? Заниматься ненавистью или, на худой конец, заниматься равнодушием?
Нет уж, лучше простого русского слова е..ся пока еще никто не придумал. Но это слово у нас считается матерным, поэтому я и поставила многоточие. А то бы его все равно поставил редактор. Вот читаю книгу Эдуарда Лимонова «Это я – Эдичка». Книга вызвала в обществе целый скандал, Лимонову пришлось издать ее за границей. А что, собственно, случилось? А то, что Лимонов просто назвал всё своими именами. Без всяких эвфемизмов. И в его книге нет слова трахаться, нет идиотского выражения заниматься любоью, а есть простое слово е..ся.
Так что же, спросят меня читатели, я предлагаю ввести в обиход слово е..ся, Нет, это не так. Но тогда как же называть половой акт? Отвечаю: а никак! Половой акт – это ведь интимнейшее действо. И не надо об этом говорить вслух. Тем более, на людях. А как же книга Лимонова, спросите вы? Так ведь то книга. Ее читают один-на-один. Кстати, поэты умели это слово опоэтизировать, завуалировать. У Пушкина «Амур резвился между ног». У Маяковского «Ночью хочется звон свой спрятать в мягкое, в женское». У того же Маяковского есть поэма под названием «Про это».
Так что же произошло, что наши люди забыли про стыдливость и стали выставлять напоказ свои гениталии, во всеуслышание говорить об интимных сторонах человеческой жизни? А это тоже была диверсия. Вот Баранов тут как-то похвалил горбачевскую перестройку за то, что именно в годы перестройки появилась свобода слова.
Но еще Ленин предупреждал, что свобода слова – это хорошо, но неплохо было бы указать, для какого слова. А у нас в годы той самой перестройки свобода слова мигом обернулась свободой для непристойностей, для лжи и клеветнических измышлений. Например, журнал «Огонек» уж так обрадовался свободе слова и вообще печати, что на его страницах тотчас появились фото парочек, слившихся в половом экстазе, и даже скульптура «Автопортрет с Чуччолиной». Ну, и, само собой, автор, как говорится, во всем голом, с удовольствием трахает закинувшую ноги эту самую Чуччолину. Именно трахает! Ибо, выставленное напоказ интимное действо и есть не что иное как траханье.
Ах, как славно чувствовали себя журналисты без нудной советской цензуры. Теперича всё можно, всё дозволено. И по всей демшизовской печати полилась порнуха, разврат, распущенность. У Маяковского была поэма «Про это». Теперь на телевидении появилась передача «Про это», в которой без всяких умолчаний говорили, кто как, с кем, каким способом. Это был проект Евгения Киселева. И он же придумал проект «За стеклом», где участники передач должны были абсолютно всё делать на глазах у миллионов телезрителей.
Помню, как в одной из телепередач женщина сказала, что в Советском Союзе была любовь, а не один секс. О, как подхватили это высказывание все СМИ. Вот, оказывается, как: в Советском Союзе не было секса. Это же ужас! Как можно так жить? Но ведь женщина сказала о другом: вначале должна быть любовь, а уж секс потом, как составляющая часть любви. Кстати, добавлю, что любовь может быть и без секса: вспомните прекрасный фильм «Гранатовый браслет» (по повести Куприна). Это любовь безответная, но оттого не менее сильная.
В годы контрреволюции, когда наши идиоты-демократы перетаскивали к нам с Запада весь мусор, перетащили и отношение к сексу как к чему-то самодовлеющему. Подумаешь, любовь! Это что-то эфемерное. А вот секс – это удовольствие здесь и сейчас. Вот так секс был отделен от любви. Ждать, когда-то еще «любовь нечаянно нагрянет»? А вот сексом заниматься можно когда угодно и с кем угодно. Вот ведь собаки тоже занимаются сексом. О любви они не думают. Никаких предпочтений не обнаруживают. Понюхает кобель задницу встречной собачки, и если пахнет сучкой, значит всё. Можно залезать на нее. И неважно, какой породы сучка, какая у нее шерстка, какой характер. Важно одно: это - сучка. Вот примерно так же ведут себя охотники до секса без любви.
Помните, как в начале ельцинского правления у нас вовсю рекламировался именно такой, бездуховный секс? По телевизору какая-то девица каждый день верещала: «Я выбираю безопасный секс». Безопасный от чего? Думаете, от СПИДа? Ничего подобного, от детей! И это понятно: дети – это плоды любви. Как пелось в песне: «Полумрак, поцелуй на рассвете и - вершина любви – это чудо великое – дети!». А если любви нет, а есть только секс, то и зачем дети? Да, для многих девушек дети стали каким-то побочным продуктом от секса. Не смогла обезопасить секс – расплачивайся, вози коляску с этим крикливым существом.
И такой культ секса без любви тоже ведь был диверсией против наших семейных ценностей. Но, скажите, уважаемый Росляков, каким словом назвать секс без любви? Только одним – трахаться. Ну, предположим (пофантазируем), что Дума приняла закон о том, что употребление слово трахаться запрещено, что за его употребление – большущий штраф. Ну и что? Сразу же все любители трахаться поймут высокий смысл истинной любви? Нет, они придумают другое, не менее гадкое словечко, которое пока еще не под запретом.
Вот пошла у нас мода (тоже с Запада) на джинсы, не доходящие до пупка. Ладно уж пупок, у последовательниц этой моды порой наружу не только пупок, но наполовину и писька с попкой. И вот такая девица присела на
корточки, что-то там ищет в сумке, а задница, вся, целиком, наружу. И что, прохожий мужик, глядя на эту картину, воспылает к сей девице романтичной любовью? Нет, он, скорее всего, подумает: эх, трахнуть бы эту тёлку! Вот так. Бесстыжее поведение порождает бесстыжие мысли. А бесстыжие мысли облекаются в поганые слова.
Так что, давайте не будем путать следствие с причиной. Давайте поймем, что каково общество, какова общественная мораль, какова идеология государства, - таковы и словечки.
Наталья Морозова
|
|
