Уже больше десяти лет я общаюсь с испанским коммунистом Максимино Рода Сарабосо. В последний раз виделись в прошлом году, на праздновании 360-летия Олонца. Вчера позвонил нашей общей знакомой в Москву и узнал, что Максимино, несмотря на все болячки, опять в июне собирается к нам. Он - последний из испанцев, сражавшихся в 1941 под Олонцом...
ЗА ВАШУ И НАШУ СВОБОДУ!
С Максимино Рода Сарабосо я познакомился в дни празднования очередной годовщины освобождения Олонецкоrо района, когда он побывал у нас в составе делегации ветеранов 3-й Фpyнзенской дивизии народного ополчения. Максимино один из тех 72 испанцев, которые в составе этой дивизии сражались и гибли в карельских лесах и болотах в 1941 году.
Паренёк из Астурии
На севере Испании расположена область Астурия, известная, прежде всего как шахтерский край. Там в 1925 году в рабочей семье родился Максимино Рода Сарабосо. Переломным в жизни этой семьи, как и для сотен тысяч других испанцев, стал 1936 год, начало гражданской войны. Отец, социалист по убеждениям, ушел воевать в республиканскую армию. Начались г
олод, бомбежки ... В этих условиях в Советский Союз, помогавший республике бороться против франкистов, в 1937 году было эвакуировано несколько тысяч испанских детей. В их числе оказались Максимино и еще 4 его брата. На корабле их доставили в Ленинград, разместили в детском доме.
С испанским коммунистом и ветераном войны Максимино Рода Сарабосо. Олонецкий парк, 1999 год.
Самое большое впечатление на маленьких беженцев произвела русская зима. Морозы для них были так непривычны, что первую зиму в Ленинграде они просто не выходили на улицу. Но не только климат был причиной детских переживаний. В 1939 году Франко одержал победу в гражданской войне. Для оказавшихся в СССР испанцев путь на родину был закрыт. Максимино долго ничего не знал о судьбе своего отца. Лишь годы спустя выяснилось, что республиканец Мануэль Рода Эскандон умер во французском концлагере в 1940 году.
В дивизии народного ополчения
После детдома Максимино поступил в железнодорожное училище. Но учиться ему не пришлось: началась война. Как и у многих других испанцев, живших в Ленинграде, у него не было никаких сомнений - он пошел записываться в ополчение. «Мы боролись за свою вторую родину, - говорит Максимино, - и мы пошли мстить немцам за то, что они воевали в Испании, помогая Франко».
Брать в ополчение Максимино долго не хотели, несмотря на то, что он добавил себе два года, сказав, что ему восемнадцать. Выдавал его маленький рост. Еле уговорил ... Он оказался самым младшим из 72 испанцев, попавших вместе в 3-ий Выборгский полк Третьей Фрунзенской дивизии народного ополчения. Скоро их направили в Карелию, чтобы остановить наступление финнов к Свири.
Первый боевой опыт был не самым удачным. Группа ополченцев зашла в брошенную маленькую деревеньку и была замечена с неба финским летчиком. Финский самолет спикировал, дал несколько очередей из пулемета. Максимино смог найти укрытие под каким-то строением, стоявшим на высоких сваях.
... Война тяжела всегда. Но вдвойне она тяжела для людей, оказавшихся в чужой стране, в незнакомых условиях. Непривычно было среди наших лесов и болот испанцам, к тому же плохо владевшим русским языком. Но они знали, что такое фашизм, и сражались самоотверженно. Погибло из них больше половины ...
Наверное, Максимино, как самого младшего, командиры старались беречь. Но он рвался в бой. Есть несколько боевых эпизодов, о которых он вспоминает с гордостью.
Однажды вдвоем с русским он стоял в боевом охранении у берега речки. Вдруг ополченцы заметили группу вражеских солдат (пять - шесть человек), которые пытались проникнуть в наш тыл. Он предупредил русского, больше жестами, чем словами, чтобы тот сбегал за подмогой, а сам открыл огонь из «дегтярева». Кто-то из финнов упал, остальные залегли. Через короткое время прибежали наши. Группу лазутчиков окружили и уничтожили. Тогда Максимино дали часы, снятые с руки убитого финского солдата. Первые часы, которые он носил в своей жизни.
Как-то ночью в карауле, сидя в окопе, он услышал, что стрельба доносится не только впереди, но и сзади, в тылу дивизии. На следующее утро Максимино узнал, что они окружены. Долгий путь из окружения стал для него самым тяжелым испытанием. Шли десятки километров по лесам. Силы Максимино были на исходе. От чего-то распухли ноги, и он не мог снять сапоги. Пришлось их разрезать. Если бы не товарищи, до своих он бы не дошел.
Когда после выхода из окружения бойцов построили и дали команду выйти из строя раненым, Максимино остался. «Я по-русски тогда еще плохо понимал и решил, что, раз не ранен, выходить не надо». Через некоторое время его отправили в госпиталь. Там Максимино комиссовали: сказались и здоровье, и возраст, а кроме того, то, что он испанец. В отношении эмигрантов действовал особый приказ. Говорят, Сталин сказал о них: «Я взял этих детей у республики, республике я их и верну!».
Когда Максимино выписался из госпиталя и направился на железнодорожную станцию, товарищи по госпиталю и врачи вручили ему большой конверт и сказали, чтобы он открыл его только в поезде. Максимино так и сделал. В конверте оказались деньги ... До сих пор Максимино с волнением вспоминает, как советские люди в самое тяжелое время бескорыстно помогали ему, оказавшемуся вдали от родины.
В Средней Азии и на Украине
В Советском Союзе испанцы старались жить вместе, преимущественно на юге. Поэтому в 1942 году Максимино приехал в Ташкент, где устроился на работу на эвакуированный завод «Ростсельмаш», производивший тогда военную технику. Проработал на нем всю войну. После он осел на Украине. В Изюме познакомился с испанской девушкой, как и он, еще ребенком, эвакуированной в СССР. Жили они в Днепропетровске, где Максимино работал слесарем на заводе. «Не поверишь, - говорит он, - но я Брежнева, как тебя сейчас, виде.» Будущий генеральный секретарь был тогда руководителем в Днепропетровске и часто заходил в их общежитие («Дом испанской молодежи») узнать, как живут испанцы. А жили они дружно и весело, занимались спортом, самодеятельностью...
Скучал ли он по родине? «Правду сказать - да». Только в 1954 году он смог увидеться с матерью, через Францию, приехавшую в СССР. Мать решила собрать их вместе. В 1957 году Максимино смог вернуться на родину. Жизнь приходилось начинать заново.
Возвращение
Сложности после приезда в Испанию начались сразу. Работать он устроился на завод по ремонту экскаваторов. Когда новые товарищи по работе спросили его, многое ли он умеет делать, Максимино с гордостью ответил: «Да я в Советском Союзе танки Т-34 ремонтировал!» Те заинтересовались. Максимино рассказывал не только о России, но и вел разговоры о политике. (Он и сейчас остается активистом испанской компартии). Тогда это не могло не привести к неприятностям. В его бригаде был еще один человек, воевавший в России. Только был он по другую сторону фронта, в «голубой дивизии». Прозванный «эсэсовцем», он, видимо, и «настучал» на Максимино в полицию. Последовали ночной арест и недолгое пребывание в тюрьме, после которого пришлось уезжать во Францию, искать там работу.... Лишь в 1975 году, после смерти каудильо настала более спокойная жизнь.
Сейчас Максимино Рода Сарабосо на пенсии. Живет он на своей родине, в Астурии. Уже растут внуки, есть даже одна правнучка. Рассказы деда о его жизни они слушают с большим интересом.
«Я сделал правильный ход»
Вместе с делегацией ветеранов-ополченцев мы ездили по местам боев у Нурмолицы и Сяндебы. В числе других ополченцев здесь полегло и несколько десятков испанских парней. Хосе Ортес, Огнасио Моро, Анхель Мадера, Алехо Бела, Пенья Марселино ... Какими они были - уроженцы шумного Мадрида, солнечной Гранады, засушливой Эстремадуры? Читали, наверное, в школе Сервантеса, любили стихи Гарсиа Лорки и футбол. И, конечно, скучали по родине.
... Из Сяндебы наш автобус возвращался в Олонец. В салоне звучали песни военных лет. Максимино сказал: «Я думаю, в России самые лучшие песни ... Я двадцать лет здесь прожил. Дочь здесь похоронена. Получилось, что у меня кровь испанская, а душа - русская ... ». Потом он рассказал случай, когда одна из французских корреспонденток решила узнать о его самой несбыточной мечте. Он ответил, что мечтал бы, чтобы Испания стала одной из республик Советского Союза. Француженка рассмеялась. Ей, конечно, трудно было понять человека, у которого оказалось две родины, такие не похожие друг на друга.
Я спросил у Максимино, не жалеет ли он, что все в жизни получилось именно так. Спросил, кажется, зря. «Я горжусь, что сделал в жизни правильный ход, - ответил испанец очень эмоционально, - знаешь, если бы я был молодой и здоровый и если бы американцы стали на вас нападать, я бы и сейчас взял «калашникова» - И вперед ... ».
|
|
