Вдогонку о панфиловцах
Хотел написать короткую заметку о том, каким документам о войне особенно не стоит верить. Но коротко опять не получилось.
Итак, недавно написал о «почётном панфиловце» Мединском, который как флюгер, то либерал, то патриот, а попутно коснулся вопроса о том, что легенда о 28 панфиловцах, всего лишь легенда времён войны, а надо прославлять реальных героев. И написал, что реальных героев не прославляют потому, что работники СМИ во время войны боялись ходить туда, где шли бои, а после войны лица, «устроившиеся» историками, формально, по-бюрократически относились к своим обязанностям.
Полагал, что все читатели поймут цель собственно примера с панфиловцами, - ты, устроившийся журналистом или корреспондентом, обязан честно исполнять свой долг - обязан сообщать читателям правду, а не выдумку, облегчающую тебе жизнь. Теперь жалею, что в пример привёл панфиловцев, поскольку это случай хотя и характерный, но очень сложный. Поэтому вынужден добавить.
После войны выяснилось, что один из включенных в список 28 военнослужащих панфиловской дивизии, которым было присвоено звание Героя, остался жив, сдался немцам и служил у них в полиции, совершив преступления против советского народа, в связи с чем, против него было возбуждено уголовное дело. В ходе расследования этого дела в 1948 году, следователями были допрошены многие свидетели, в том числе и командир 1075 стрелкового полка И.В. Капров, и корреспонденты, написавшие свои очерки о 28 Героях. Хочу напомнить, что в рамках уголовного дела свидетелей предупреждают об ответственности за дачу ложных показаний, поэтому показания свидетеля, без особой нужды свидетеля, ложными не будут.
Так вот, командир полка, которому в данном случае не было необходимости врать, об этом бое показал следователям следующее:
«К 16 ноября 1941 г., полк, которым я командовал, был на левом фланге дивизии и прикрывал выходы из г. Волоколамска на Москву и железную дорогу. 2-й батальон занимал оборону: пос. Ново-Никольское — пос. Петелино и разъезд Дубосеково. Батальоном командовал майор Решетников, фамилии политрука батальона не помню в батальоне было три роты: 4-я, 5-я и 6-я... Четвертой ротой командовал капитан Гундилович, политрук Клочков... Занимала она оборону — Дубосеково — Петелино. В роте к 16 ноября 1941 г. было 120—140 человек. Мой командный пункт находился за разъездом Дубосеково у переездной будки примерно в 1/2 км от позиции 4-й роты. Я не помню сейчас, были ли противотанковые ружья в 4-й роте, но повторяю, что во всем 2-м батальоне было только 4 противотанковых ружья. К 16 ноября дивизия готовилась к наступательному бою, но немцы нас опередили. С раннего утра 16 ноября 1941 г. немцы сделали большой авиационный налет, а затем сильную артиллерийскую подготовку, особенно сильно поразившую позицию 2-го батальона.
Примерно около 11 часов на участке батальона появились мелкие группы танков противника. Всего было на участке батальона 10—12 танков противника. Сколько танков шло на участок 4-й роты, я не знаю, вернее, не могу определить. Средствами полка и усилиями 2-го батальона эта танковая атака немцев была отбита. В бою полк уничтожил 5—6 немецких танков, и немцы отошли... Около 14.00—15.00 немцы открыли сильный артиллерийский огонь по всем позициям полка, и вновь пошли в атаку немецкие танки. Причем шли они развернутым фронтом, волнами, примерно по 15—20 танков в группе. На участок полка наступало свыше 50 танков, причем главный удар был направлен на позиции 2-го батальона, т. к. этот участок был наиболее доступен танкам противника.
В течение примерно 40—45 мин танки противника смяли расположение 2-го батальона, в том числе и участок 4-й роты, и один танк вышел даже в расположение командного пункта полка и зажег сено и будку, так что я только случайно смог выбраться из блиндажа; меня спасла насыпь железной дороги. Когда я перебрался за железнодорожную насыпь, около меня стали собираться люди, уцелевшие после атаки немецких танков. Больше всего пострадала от атаки 4-я рота; во главе с командиром роты Гундиловичем уцелело человек 20—25, остальные все погибли. Остальные роты пострадали меньше...».
Как видите, не 28 героев, а весь второй батальон (около 500 человек) встретил немецкие танки. Мы знаем хотя бы отличившихся среди этих 500? Как видите, в полку действительно были бойцы, уничтожавшие немецкие танки и отбившие первую атаку, но разве мы знаем хотя бы их фамилии? Разве они включены в список Героев? И разве мы знаем, как именно они уничтожили эти танки? Ведь не весь 2-й батальон погиб, следовательно, спустя неделю после 16 ноября ещё оставались в живых люди из этого батальона, которые видели бой вблизи и могли о нём рассказать. Журналистам только и надо было, что с ними встретиться. Но «военные» корреспонденты с ними не встретились.
Тогда где и как возникла легенда о 28 героях?
Это следователи тоже выяснили. Вот, что показал следователям «военный» корреспондент, орденоносец В. Коротеев:
«Примерно 23—24 ноября 1941 года я вместе с военным корреспондентом газеты «Комсомольская правда» Чернышевым был в штабе 16-й армии, которой в то время командовал Рокоссовский. Мы лично говорили с Рокоссовским, который познакомил нас с обстановкой... При выходе из штаба армии мы встретили комиссара 8-й, Панфиловской, дивизии Егорова, который рассказал также о чрезвычайно тяжелой обстановке, но сообщил, что независимо от тяжелых условий боев наши люди геройски дерутся на всех участках. В частности, Егоров привел пример геройского боя одной роты с немецкими танками... В то время вопрос шел о бое пятой роты с танками противника, а не о бое 28 панфиловцев. Егоров порекомендовал нам написать в газете о героическом бое роты с танками. По приезде вечером, я доложил редактору Ортенбергу обстановку, рассказал о бое роты с танками противника. Ортенберг меня спросил, сколько же людей было в роте, которая сражалась с немецкими танками. Я ему ответил, что состав роты, видимо, был неполный, примерно человек 30—40. Я сказал также, что из этих людей двое оказались предателями... 28 ноября в «Красной звезде» была написана передовая «Завещание 28 павших героев». Я не знал, что готовилась передовая, но Ортенберг меня еще раз вызвал и спрашивал, сколько же было людей в роте, которая сражалась с немецкими танками. Я ему ответил, что примерно 30 человек. Таким образом и появилось в передовой количество сражавшихся — 28 человек, т. к. из 30 двое оказались предателями. Ортенберг говорил, что о двух предателях писать нельзя и, видимо, посоветовавшись с кем-то, разрешил в передовой написать только об одном предателе... В дальнейшем я не возвращался к теме о бое роты с немецкими танками; этим делом занимался Кривицкий, который первый написал и передовую о 28 панфиловцах...».
Как видите, никуда, дальше штаба армии, эти «военные» корреспонденты не выезжали, ничего не видели и никаких участников боёв не расспрашивали, даже с командиром полка не встретились, и даже не знали, сколько людей было в ротах на начало боя (ведь дивизия собиралась наступать, следовательно, была пополнена).
Но даже те сведения, которые они привезли в редакцию, авторам легенды не пригодилось. Всю легенду о 28-и панфиловцах, попивая чаёк, выдумали в Москве главный редактор газеты «Красная Звезда» Д. Ортенберг и литературный секретарь этой газеты А. Кривицкий. Они же, закусывая чаёк бубликом, и все немецкие танки побили беспощадно.
Так вот, защищая эту легенду, нынешние патриоты защищают не павших героев, они защищают право работников СМИ вот так относиться к своему долгу.
Немного об Д. Ортенберге. В ходе войны за свои героические выдумки он стал генерал-майором и получил за эти «подвиги» в войне: два ордена Красного Знамени, орден Богдана Хмельницкого 2-й степени, три ордена Отечественной войны 1-й степени, орден Красной Звезды, ну и еще кучу медалей и иностранных наград. А всего-то из 30 мифических человек вычел двух и получил 28 героев.
Повторю, может, такая брехня и хороша была для войны, раз уж в СМИ не удавалось подобрать порядочных военных журналистов, но сегодня древние легенды никому не нужно, сегодня надо искать правду, соответственно, к сообщениям военных корреспондентов о боях Великой Отечественной войны нужно подходить очень осторожно.
У меня несколько книг о бюрократах - о том, кто они такие, как становятся бюрократами и как действуют. Возможно, мои объяснения в этих книгах очень сложны, особенно для понимания их самими бюрократами. Но можно сказать и проще. Если ты тупой и ленивый, если ты не хочешь и не способен освоить дело, которым занимаешься, то обязательно станешь бюрократом, чем бы ни занимался - хоть людьми руководи, хоть дворником улицу мети. А когда станешь бюрократом, будешь стремиться во имя собственного блага любое своё дело извратить во вред людям. Возьмите тех же Ортенберга с Кривицким. Да, они обязаны были возвеличить героев, но из-за личной лени и трусости объявили героями кого попало, и даже сделали Героем предателя. Они обязаны были написать нам правду, а написали нам ложь.
Вот, что я хотел скзать.
Но есть и ещё документы, может и более безобидные, поскольку касаются отдельных людей, но в которых брехня (даже не ложь, а именно брехня) о военных подвигах зашкаливает. Это наградные листы той войны. Давайте о них.
Идёт от царя
Дело в том, что от царя и его бюрократической камарильи большевикам осталась крайне убогая система награждений. Ведь чтобы награда работала, награждать надо за действительные подвиги, а реально от царя награды шли к праздникам, а не к подвигам, и не конкретно отличившемуся, а в расчёте на численность организации, в которой награждали. Скажем, к именинам царя на каждую дивизию приходило по 10 крестов св. Анны третьей степени, и не имело значения, есть в этой дивизии заслужившие награду офицеры или нет.
С небольшими нюансами это было и в советской системе наград. Мне всего однажды пришлось в этом участвовать - в конце пятилетки на завод пришли награды в выделенном количестве, мне на цех выделили одну медаль «За трудовую доблесть» с указанием, подготовить документы и представить к награждению этой медалью женщину-коммуниста, рабочую, казашку. У меня в подчинении женщин было свыше сотни, но подходящей по всем критериям не нашлось ни одной, и пришлось парторгу уговаривать партком, чтобы согласились на женщину-коммуниста, казашку, но инженера. Не отдавать же из цеха медаль. Уговорили.
Соответственно в России приходящие «сверху» награды было принято раздавать не заслуженным лицам, а «своим». Помните из школы: «При мне служащие чужие очень редки, Все больше сестрины, свояченицы детки; Один Молчалин мне не свой, И то затем, что деловой. Как станешь представлять к крестишку ли, к местечку, Ну как не порадеть родному человечку!».
Вот это - представлять к «крестишку» не заслужившего его, а «своего», - практически символ российской наградной системы.
Во время войны, конечно, дело несколько менялось, поскольку были подвиги, совершённые на глазах тех, кто мог наградить, и тогда награждали конкретно. Но при царе и во время войны в массе своей награждали по разнарядке отличившиеся подразделения, скажем, по 10 солдатских Георгиевских крестов на отличившуюся роту. Так бюрократам было удобнее - не надо лично быть в том месте, в котором совершаются подвиги.
Как говорил Гинденбург, ордена дают не там, где их зарабатывают, а там, где их дают. Для России это было незыблемым правилом.
Большевики с этим, разумеется, боролись, как и со всей остальной мерзостью царизма, которой было заражено военное сословие, но боролись безуспешно, поскольку набрали в Красную Армию царских офицеров, а те перетащили туда и царские порядки, поэтому ещё до войны боевые ордена уже начали давать пачками к юбилеям революции.
Правда, во время Великой Отечественной войны и с такими разнарядками боролись - война требовала. Боролись разработкой подробных статутов наград - в статусе давался список подвигов, за которые награда полагалась. Но бесполезно, - бюрократы и на это плевали. Я вот писал об орденах журналистов - по какому статуту они могли быть награждены боевыми орденами (тем же орденом Отечественной войны) за написание статей или стихов? А у Ортенберга этих орденов Отечественной войны, да ещё и 1-й степени, аж три!
Кстати, и Ортенберг не бог весть какой пример орденолюбия. К примеру, любовницу маршала Жукова, военфельдшера Лиду Захарову, сопровождавшую Жукова в поездках от жены на фронт, Жуков представил к награждению 10 советскими и иностранными боевыми наградами, причём, даже к ордену Красного Знамени. Так как за всю войну ни Жуков, ни кто-либо из многочисленной обслуги Жукова (охрана, адъютанты, ординарцы, повара, шоферы и т.д.) не был хотя бы легко ранен, то лейтенант медицинской службы Л. Захарова, надо думать, получала свои награды исключительно за бесстрашие в постели.
Помимо начальства, награждающего орденами непричастных к подвигам, и помимо разнарядок сверху, была ещё проблема - неумение и нежелание писать наградные листы теми командирами, которые видели и обязаны были описать подвиг подчинённых в этих наградных листах. Командиры наградные листы только подписывали, а реально подвиги в наградных листах описывали не видевшие боёв и этих подвигов штабные работники и писаря, редко представлявшие себе, за что награждают фронтовиков. Позволю себе начать показ этого маразма на примере своего отца.
Накануне наступления немцев на курско-орловский выступ, саперы отца – инженера 120 стрелкового полка 69-й стрелковой дивизии - перед фронтом установили огромное минное поле радиоуправляемых фугасов. 8 июля 1941 года немцы пошли в атаку на дивизию очень мощными силами: при поддержке танков на наши позиции решительно накатывалась немецкая пехота.
(Я слушал этот рассказ отца своему товарищу ещё подростком и, так сказать, нелегально - меня к застольному разговору не пригласили. И запомнил, что отец говорил, что немецкие пехотинцы несли магнитные противотанковые мины, которые тоже детонировали, а его товарищ понимающе кивнул. Мне эти мины запомнились на всю жизнь, даже то, что они имели форму конуса. Но поскольку мина, по моему разумению, должна закапываться в землю, а не носиться в руках, то я до самой перестройки и хлынувшей информации о войне и немецком оружии, не представлял, о каких минах, да ещё и магнитных, идёт речь).
Отец находился на командном пункте командира дивизии полковника И.А. Кузовкова, и держал руку на ключе подрыва минного поля. Рядом наблюдал за боем командующий 65-й армией генерал-лейтенант П.И. Батов. Нервы у комдива стали сдавать, возможно, Кузовков сомневался, что это минное поле вообще удастся подорвать. Он стал приказывать отцу взрывать. Но отец хорошо знал границы поля, он видел, что не все атакующие на него зашли, и стал возражать комдиву. Батов молчал...
Наша артиллерия и огонь стрелков немцев не останавливали. Наша пехота стала отступать на вторую линию обороны. «Взрывай!» - требовал комдив. «Рано!» - отвечал отец. Командующий армией молчал. Но вот немецкие танки стали подходить к ориентирам внутренней границы поля, и отец его взорвал. Все получилось. Когда осела поднятая взрывом земля, на поле горели разбитые немецкие танки, и не было видно ни одной живой души. Батов запустил руку в карман своего галифе, вынул коробочку с орденом Красной Звезды, сунул его в руку отцу, буркнул адъютанту: «Оформи документы», - и уехал на другой участок фронта.
Так рассказал отец, и в этом рассказе всё логично. Я даже одно время сомневался на счёт того, что это поле было радиоуправляемым, но потом нашёл подтверждение - действительно такие радиоуправляемые минные поля ставили на Курской дуге.
А вот так этот подвиг капитана Мухина выглядит в наградном листе, подписанном командиром 120-го полка подполковником Бахметьевым.
«В полку недавно. За короткий период времени, проявил большое знание дела, дисциплинированность и требовательность к подчинённым. Благодаря хорошо поставленному изучению сапёрного дела с личным составом быстро добился улучшения в работе, особенно миннозаградительной, и сумел в короткий срок подготовить хороших сапер из вновь прибывшего пополнения.
8-го июля 1943 г. при отражении атаки противника на высоту 233 1 Курской обл. Дмитровского района, остатки атакующей группы противника при отступлении от наших траншей, нарвались на минное поле и большая часть из них подорвалась, что способствовало пехоте окончательному уничтожению противника».
По поводу «в полку недавно». После ранения при обороне Одессы, отец в этой 69-й дивизии служил с декабря 1941 года, в 1942 году он в этой дивизии был командиром роты отдельного 99-го сапёрного батальона, а с января 1943 года отец - инженер 120-го стрелкового полка. То есть, отец даже в 120-м полку служил уже более полугода, что для пехоты по военному времени было очень много, - отец был уже ветераном этого полка. А в наградном листе, как видите, написано, что он в полку недавно. Почему? Потому, что этот абзац наградного листа это шаблон того, кто писал в штабе наградные листы, - этот «специалист» всем награждённым так писал, чтобы хоть что-то геройское написать о том, чего пишущий себе не представлял. Подставь в этот шаблон иную военную специальность - артиллериста или связиста, или ещё кого - и всё равно сойдёт. Но к тому, за что отец реально награждён, это же ведь не имеет ни малейшего отношения.
Однако, писавшему наградной лист что-то сказали и про то, в чём отец отличился, и этот писавший попытался что-то умное изобразить. Но, как видите, у него немцы почему-то без потерь прошли через минное поле до самых наших траншей, а потом сами по себе подорвались при отступлении. Причём, писавший и понятия не имел, что минное поле состояло не из обычных мин нажимного действия, а из радиоуправляемых фугасов, которые надо было подорвать. И что заслуга отца и в том, что он технически грамотно установил это поле, что дало возможность подорвать фугасы так, как и было задумано, и что отец подорвал это поле именно тогда, когда и надо было.
Вот и составьте по тексту этого наградного листа на отца представление о том, что именно происходило, и за что отца наградили.
А причина, повторю, в том, что наградные листы писали люди, не представлявшие, о чём они пишут. В книге «Отцы-командиры» моим соавтором был А.З. Лебединцев, во время войны помощник начальника штаба по оперативной работе (ПНШ-1) 48-го стрелкового полка 38-й стрелковой дивизии. Он видел всю эту кухню, и так описал механику написания наградных листов после того, как их дивизия успешно форсировала Днепр, и награды посыпались на дивизию по разнарядке:
«А на Днепре через пару дней после форсирования поступили устные указания о представлении всех офицеров – участников форсирования – к орденам, а солдат и сержантов – к орденам и медалям. Батальон Ламко, артминбатареи и подразделения боевого обеспечения принялись за описание подвигов.
Оформлением занимались писари и делопроизводители у ПНШ по учету, которые обычно вели списки живых и убитых, совершенно не владея ни военными терминами, ни лексикой, поэтому писали, что на ум взбредет. В саперном батальоне были представлены четыре человека – командир роты и три сапера – к званию Героя Советского Союза. Фантазия писаря дошла только до того, что он сумел, не повторяясь, записать в качестве подвига затыкание пробоин в лодках: у одного – портянками; у другого – бельем; а у третьего – обмундированием, и приписал всем фантастическое количество перевезенного через Днепр личного состава, вооружения, боеприпасов и воинских грузов. Дальше фантазия писарей не пошла, а командирам, подписывавшим эти представления, не было времени уточнять и тем более корректировать или исправлять их, так как некоторые командиры не могли сами написать донесения или расписки, а то и письма близким, поручая это писарям. С мая 1943 года и по февраль 1944 года я нашел в архивах только одну записку из трех строк, написанную собственноручно начальником штаба полка майором Ершовым, и ни слова, написанного всеми остальными командирами нашего полка. Даже нет исправлений их рукой. В минуты затишья на переднем крае Кузминов обычно брал папку с представлениями, читал фамилию, смотрел, на какой орден воин представлялся, держал совет с начальником артиллерии, решал: «Дадим!» – и ставил свою подпись после согласия майора Бикетова. Однажды, когда нас вывели на сутки для получения пополнения, Кузминов оказался в штабе дивизии, а там был получен приказ о том, что на дивизию выделена наградная норма на Героев Советского Союза в количестве 50 человек. Комдив решил в стрелковых полках сделать по десять героев, а остальные 20 отдать саперам, артиллеристам, связистам, противотанкистам и другим службам…».
Но это я рассказал, так сказать, теорию того, откуда и что бралось в наградных лисах. А примеры практики дам в окончании.
(окончание следует)
|
|
