Данная статья не претендует на то, чтобы дать развёрнутый прогноз предстоящей российской революции. Помимо всего прочего, такой прогноз был бы и невозможен. Для революции характерно то, что в ней мельчайшие факторы имеют свойство разрастаться до глобального значения – и все эти факторы учесть не сможет никто. Моя же задача гораздо скромнее: указать на некоторые подводные камни, стоящие на пути перемен, ожидающих Россию. Разумеется, поведение масс в революции по большей части стихийно. Участники великих исторических событий зачастую весьма смутно представляют себе, чего хотят. Зато они вполне отчётливо понимают, чего не хотят – и уж тут ведут себя предельно рационально. А вот от вождей революции требуется ясное понимание того, что происходит – и куда они ведут массы. Итак…
Теперь уже ясно, что революция в России – дело ближайшего будущего. Вполне возможно, что она начнётся уже в этом году. Я говорю «начнётся», а не «произойдёт», потому что это отличие весьма существенное – но об этом ниже.
Основания так думать дают вовсе не события в прибалтийских республиках (тем более что и их революцией пока не назовёшь). Всё гораздо проще. Режим, созданный Ельциным и затем усовершенствованный Путиным, мог существовать только в определённых условиях. В 2008 году стало ясно, что этим условиям пришёл конец. Между тем, российские правящие круги не сделали даже попытки приспособить государственную машину к новой, изменившейся реальности. Следовательно, эта машина обречена. Но что придёт ей на смену?
В своей прошлой статье я писал о том, что начальный этап революции – это всегда объединение нации против отжившей своё (и не соответствующей новым историческим задачам) государственной верхушки. Именно это и может произойти в ближайшее (разумеется, по историческим меркам) время. Но революция этим не исчерпывается – новым формам ещё только предстоит возникнуть. Вопрос в том, кто способен эти формы создать.
Для сравнения рассмотрим русскую революцию 1917 года (от Февраля до Октября). Октябрь, собственно, потому и оказался исторически неизбежен, что Февраль не решил стоявших перед ним задач. Задачи же эти состояли в очистке России от мешавшего её развитию самодержавно-сословного хлама. Требовалось уничтожить оставшийся от Романовых бюрократический аппарат, ликвидировать сословную структуру общества и обеспечить реальную вертикальную мобильность, избавить Россию от статуса «хлебного придатка» Европы, покончить с помещичьим землевладением, отправить на свалку истории старую российскую элиту – не только Голицыных-Трубецких, но и Гучковых-Рябушинских…
Однако до самого Октября ничего этого сделано не было. Временное правительство осуществить эти меры было не способно, да и Советы взялись за дело лишь после того, как большевики вытеснили из них мелкобуржуазные партии и заняли главенствующее положение. Российская буржуазия (в отличие от английской буржуазии середины шестнадцатого века, и французской – конца века восемнадцатого) не стала вождём нации, способным предложить ей новый проект. Она попросту не мыслила себя в иной роли, кроме роли приказчика британских, французских и бельгийских капиталистов.
В результате Временное правительство, получившее власть от революции, употребляло эту власть исключительно на то, чтобы ничего не делать и ничего не менять. Это и в обычных условиях – вернейший путь к политическому банкротству, а уж во время революции тем паче. Вот вам и парадокс 1917 года – социалистическая революция оказалась вынуждена решать задачи революции буржуазной.
Надеюсь, читатель простит мне этот исторический экскурс. Он нужен лишь для одного – понять, чем нынешняя ситуация отличается от тогдашней. Стоящий у власти в России двуглавый орёл (головы которого суть государственная бюрократия и крупная буржуазия) обречён. Но какой класс или какая социальная группа может овладеть страной после его падения? Собственно, вопрос этот распадается на два: способна ли на это национальная буржуазия (ориентированная на внутрироссийский, а не на мировой рынок), и способен ли на это пролетариат? В политических организациях, берущихся представлять российскую мелкую и среднюю буржуазию, недостатка в стране нет, причём эти организации необычайно заметны и шумны.
С высокой степенью вероятности можно предположить, что на первом этапе революции, непосредственно после падения путинско-медведевского режима, к власти в России придут именно они. Но какую же модель они могут предложить обществу? По крайней мере, сейчас их политический идеал – «как было при Ельцине», разве что без чеченской войны. Но ведь Ельцин – это и есть Путин, только не доведённый до совершенства. С 1993 года система ужесточалась, но в своих основных чертах серьёзно не менялась. Выступая не против системы, а лишь против её отдельных проявлений, российские мелкобуржуазные демократы отнюдь не выражают готовности осуществить, по выражению Самира Амина, de-linking, то есть отсоединение российской экономики от мировой капиталистической системы. А без этой меры экономический уклад России останется, по сути, прежним – и мы вновь придём к новому Путину и новому Медведеву.
Короче говоря, мелкая и средняя буржуазия в России, безусловно, тяготится опекой связанного с крупной буржуазией государственного аппарата. Но при этом существуют большие сомнения в её способности играть самостоятельную роль в экономической и социальной жизни страны.
Разумеется, в предстоящей революции эта социальная группа займёт важное место – вот только какое? Время покажет.
Как же обстоит дело с пролетариатом – тем самым, который в 1917 году взял власть, но не смог её удержать? Конечно, Российская Федерация начала 2009 года – это не Российская империя начала 1917 года. Несмотря на все события последних 18 лет, страна всё ещё остаётся промышленно развитой, и рабочих здесь значительно больше, чем крестьян. Это уже не отсталая, преимущественно аграрная страна, какой была Россия век назад.
С другой стороны, эти рабочие организованы и политически сознательны в гораздо меньшей степени, чем их прадеды в начале прошлого века. По большей части они погружены в собственные проблемы, мало интересуясь жизнью страны в целом. Напомню, что до начала Первой мировой войны политические забастовки в нашей стране считались сотнями. А если вы можете назвать хоть одну политическую забастовку в современной России – значит, вам известно больше, чем мне. Здесь даже стачку чисто экономического характера приходится считать большим достижением.
Разумеется, грамотный читатель тут же вспомнит о «большом пролетариате», о тех же офисных работниках. Да, их роль в современной экономике велика, да и люди это по большей части образованные. Но по степени сознательности и организованности они сильно уступают даже своим товарищам из промышленности. На заводах забастовки не часто, но происходят – а в офисах? Профсоюзы офисных работников, конечно, есть, но это капля в море. В значительной мере офисные работники по своим взглядам сближаются с мелкой буржуазией. А вот налаживать связь с промышленным пролетариатом они, напротив, не торопятся, хотя интересы у них в своей основе общие – и противник тоже общий.
Таким образом, мы имеем два вопроса: готова ли к революции буржуазия и готов ли к ней пролетариат.
Величайшей ошибкой было объединять эти вопросы в один: если буржуазия, как и в прошлом века, сгнила, не созрев – это вовсе не значит, что пролетариат готов взять власть. Тем более – что страна созрела для социализма. Не означает это, впрочем, и обратного – здесь опять-таки опыт покажет.
Итак, подводя итоги: революция – это насильственное решение проблем, мешающих дальнейшему развитию общества. В данном случае проблема – тесно сросшийся с крупной буржуазией бюрократический аппарат, живущий за счёт экспорта энергоносителей. Чтобы Россия развивалась дальше, его необходимо устранить. На входе мы имеем проблему, на выходе – её разрешение. Но каким образом это будет сделано? И – что ещё сделает революция, помимо решения этих проблем? Предсказать это сейчас вряд ли кто-то возьмётся. Но в любом случае необходимо помнить о проблемах, обозначенных здесь.
|
|
