Их взаимные выпады стали жестче и превратились в элемент большой политики. Долгое время рассуждения об отношениях Медведева и Путина казались мне пустыми и скучными. В конце концов именно Владимир Путин в ходе долгого кастинга выбрал Дмитрия Медведева местоблюстителем своего президентского места. А то, что мы знаем о Путине, не дает оснований полагать, что к подбору кандидата на такую роль он мог подойти невнимательно, импульсивно или сентиментально. Искусство «найти человека» и надежно «посадить его на крючок» для опера — все равно что искусство обращения с мячом для футболиста.
Однако события последних недель и дней заставляют присмотреться к происходящему. Вот Дмитрий Медведев в интервью американцам сухо замечает об отношениях с Путиным: «Я — президент, он — премьер-министр, этим все сказано». А за неделю до того Владимир Путин другим иностранцам, вдруг разоткровенничавшись, сообщает, что говорит Медведеву «ты», в то время как тот ему «вы». Это уже явная грубость и нарушение приличий.
Накануне открытия Петербургского форума Путин вопреки первоначальному сценарию устраивает в своей резиденции шумное подписание соглашения «Роснефти» с «Шевроном», а путинский таран — Игорь Сечин назначает заседание совета директоров «Роснефти» в Питере ровно на то время, когда Медведев должен произнести программную речь. Все эти уколы и подсечки, которые покажутся обывателю более похожими на знаки соперничества двух театральных прим, убедительны именно своей незначительностью и этикетной мелочностью.
На самом деле булавки и иголки войны самолюбий гораздо сложнее сымитировать и еще сложнее потом преодолеть, чем разные там идеологические разногласия. Они воистину любимые игрушки насмешливой Клио. Кроме того, для глубоко иерархических структур, каковыми являются российские госаппарат и крупный бизнес, именно этикетные жесты являются основной сигнализационной системой, посылающей информацию по всей ковровой и подковерной лестнице вниз. Но самое главное, что все эти капризные репризы разворачиваются на фоне повисших над элитами и обществом и становящихся все более гнетущими вопросов: что дальше? куда плывем?
Повестки, с которыми выступают Путин и Медведев, вполне определились и разошлись. Путин предстает «человеком дела»: его кредо ежедневное ручное управление экономическими субъектами, раскладами, денежными потоками, бюджетами. Он постоянно демонстрирует, что все ключи от той реальной экономики, на которой стоит сегодняшняя Россия, в его руках, а проекты, которыми он занимается — не журавли в небе (читай: как у некоторых!).
Повестка Медведева тоже известна: «модернизация» и «инновации» противопоставляют приземленной архаике путинского реализма устремленность в будущее, в перспективу, призваны продемонстрировать недостаточность и исчерпанность путинской парадигмы с ее опорой на старую сырьевую экономику и пристрастие к силовым приемам.
Однако обе повестки выглядят для общества недостаточно убедительно. Не дают ответа на главный вопрос: куда плывем?
Неубедительность путинской повестки в том, что, как показал кризис, управление «старой экономикой» с ее гигантами сырьевой индустрии, монополиями и госкорпорациями’ выглядит солидно и убедительно, лишь пока цены на нефть высоки. Но наступление эры низких цен все чаще принимается как базовый сценарий серьезных долгосрочных прогнозов. Логика здесь простая: чем дольше цены на энергоносители остаются высокими, тем больше инвестиций делается в новые месторождения, технологии добычи и альтернативное топливо. А значит, и разворот цен практически неизбежен. Изменение тренда сырьевых цен подрубает не только саму «старую» экономику, но и два главных столпа опирающегося на нее политического режима — социальную стабильность и возможность контролировать элиты и аппарат.
Поэтому, несмотря на постоянную демонстрацию Владимиром Путиным самоуверенности и спокойствия, главной характеристикой его повестки для элит в долгосрочной перспективе является ее «зыбкость». А путинская готовность к применению силы на этом фоне делает эту повестку еще менее привлекательной.
Медведевская повестка, впрочем, пока выглядит скорее благожеланием, «бумажной архитектурой». И даже при полном успехе Сколкова этого явно будет слишком мало, чтобы дать экономике страны новый импульс. Вообще, чем дальше, тем больше ситуация напоминает историю двадцатипятилетней давности — начало перестройки. Тогда приход нового генсека совпал с нарастающим ощущением общества и элит в исчерпанности статус-кво, в котором страна пребывала многие годы, нарастающим ощущением зыбкости и неблагоприятности экономических тенденций.
Забавно, что первой реакцией на это стал лозунг «ускорения научно-технического прогресса». Что-то вроде медведевской модернизации: поиск простого, технологического решения, не задевающего системные проблемы. Как и в медведевской модернизации, здесь была заключена, с одной стороны, недооценка вроде бы верно названной опасности, а с другой — намерение использовать обозначенную угрозу пока скорее в тактических целях.
Новая повестка должна была помочь новому лидеру укрепиться — расширить свое аппаратное влияние, перенаправить ресурсы, сформировать группы поддержки в элитах. Как и сейчас, в руководстве тогда начали оформляться две партии, два крыла. Одно выступало за сохранение статус-кво и видело в качестве ответа на угрозы ужесточение режима a-ля Андропов. Другое выступало за контролируемую демократизацию, надеясь под ее лозунгами выжить старую гвардию. Считается, что то, как события стали развиваться дальше, связано во многом с личными качествами Горбачева.
Но это поверхностный взгляд. Дальнейшую траекторию скорее определил тот факт, что ни та, ни другая повестка не выглядели достаточно убедительными, чтобы получить критическую массу поддержки. В ситуации, когда достичь такой поддержки не удавалось, аппаратный конфликт начал неминуемо расширяться.
Проблема не в том, что в России сейчас как бы два начальника. Проблема в том, что ощущение, что надо что-то менять, в обществе вполне созрело. Его не сдуешь пиар-придумками. Движение назад (Путин) выглядит для общества все более исторически бесперспективным, и это разжигает враждебность премьера к его протеже. В то же время призывы к движению вперед (Медведев) выглядят пока для большей части общества неубедительными. В результате машина буксует и начинает понемногу перегреваться изнутри.
|
|
