Парадоксальное подтверждение получала старательно исклёванная сейчас теория модернизации. Очень приблизительно, применяя к также идущей уже почти два столетия внутрироссийской модернизации, её можно сформулировать так: если с горцами обращаться как с русскими (образование и медицина европейского типа, некий минимум гражданских прав и почти неограниченная возможность для вертикальной мобильности при принятии общеимперского поведенческого стандарта...), то постепенно горцы станут в цивилизационном плане вполне русскими.
Но путинизм провел широкомасштабный социальный эксперимент на тему, что будет, коли с русскими обращаться как с дагестанцами/ингушами: полная беззащитность перед произволом, тотальная коррупция, пытки, беззастенчивая фальсификация уголовных дел и обвинений в экстремизме, «восточные» результаты выборов. И по итогам эксперимента вдруг оказалось, что закавказенные властями до потери инстинкта самосохранения русские начали себя вести как дагестанцы/ингуши - с оружием в горы... и стрелять ментов как куропаток... Русский народный «оборонительный джихад»: все, способные носить оружие...
В российском обществе явно прошла аллергия на насилие как форму сопротивления режиму
Когда КГБ разгромил в начале 60-х все подпольные кружки (от «истинно-ленинских» до православно-монархических), то завершился начатый еще декабристами длительный исторический период, когда оппозиционная деятельность воспринималась как преимущественно заговорщицко-подпольная, насилие считалось неизбежной формой политической борьбы, а естественной кульминаций подпольной деятельности мыслилась революция. Но затем, с середины 60-х, точнее с массовых подписантских кампаний 65-68 годов, с открытой защиты писателя Синявского и Даниэля, а затем Гинзбурга и Галанского, Солженицына, начался принципиально новый этап противостояния тоталитарному режиму (или отдельным элементам его политики: «ревизии решений XX съезда», цензуре, преследованиям за интерес к табуированным историческим и социальным темам, национальные и религиозные движения, борьба за создание независимых профсоюзов и творческих объединений...)
Отныне конспирация считалась допустимой только для получения или передаче информации, распространения оппозиционной, религиозной или просто нонконформистской литературы. Лучше всего это отношение к конспиративному диссидентству выразил генерал Григоренко: «В подполье можно встретить только крыс». Сформировалась новая, буквально «самурайская», этика диссидентства: прямо высказать свои взгляды (на пресс-конференции или своим именем подписать программный текст) и быть готовым заплатить за это преследованиями, изгнанием из страны, психушкой или лагерем. Протестующие открыто выходили на демонстрации, которые длились не больше 5 минут, и платили за это 5 годами лагерей или ссылки.
Это было высшим торжеством «толстовской парадигмы»: победить гонителей демонстрацией своего морального превосходства, своей готовности к мученичеству. В диссидентской среде - от левых коммунистов до правых националистов - сложился консенсус о невозможности добиться победы традиционным для России революционным путём: только мирная эволюция, завоевание общественной поддержки открытым распространением своих идей.
Так прошло 20 лет. В 1988 году тогдашние «несогласные» - «Демократический союз» (тогда он был широкой идеологической коалицией), «Гражданское достоинство» и другие группы в Москве и Питере, а также «Народные фронты» явочным порядком осуществляли своё право на свободу митингов и собраний. С тем же финалом, что и сейчас. Но в 1989-90 на улицы стали выходить десятки и сотни тысяч, и сама идея им что-то «не согласовывать», казалась властям дикой. Лужники - это только для встреч с любимыми депутатами. Пушкинскую, Манежную и Зубовскую площади, Тверскую во всю длину - в любой день и час - с нашим удовольствием. Горбачев, дважды - в феврале 90-го и марте 91-го, вводивший в столицу войска, мог добиться только, чтобы гигантские колонны протестующих не пересекали бульварного кольца. Казалось, что мирная моральная мощь - залог победы.
Антипутинское движение, вдохновленное убедительным примером торжества принципа ненасилия: победа 1991 года (события января, марта и августа) и победы «цветных» революций - окончательно убедило себя, что отныне в массовом сознании революционно-насильственной путь сопротивления окончательно исчерпал себя, и общество только на толстовско-гандистские формы протеста.
Даже массовые выступления российских заключенных, начиная с июня 2005 года (события во Льгове), проходили преимущественно в виде заштыривания (нанесение себе ран), в то время как в остальных странах бунтующие зэки режут не себя, а тюремщиков. Впечатляющим стал и переход ныне запрещенной Национал-большевистской партии от методов «бархатного терроризма» к совершенно гандистским формам протеста-мученичества: демонстративная ненасильственная акция гражданского неповиновения - и ее участники с гордо поднятой головой идут в тюрьмы и лагеря. Это было жуткое зрелище - как будто бы Молоха хотели заставить подавиться горелой человечиной, и целые шеренги девушек и юношей отважно бросались в раскалённое медное чрево идола. «Ведь был солдат бумажный»... Эту стратегию переняла и остальная уличная оппозиция - и либеральная, и левая. Исусоподобные юнцы и марияподобные барышни под ручку со старушками-божьими одуванчиками так трогательно противостоят бульдозерам и зверообразному ОМОНу. И во весь рост своего авторитета встают на их защиту мастера культуры, наконец-то, мучительно выбравшие с кем они... На миг помстилось: на стороне «несогласных» всех мастей полная и окончательная моральная победа, и отныне дорогу к свободе и справедливости освещает лишь путеводная звезда ненасилия...
Тревожный звоночек прозвенел 19 января 2010 г. на Чистых прудах - в ответ на неспровоцированное нападение омоновцев на согласованный пикет (вместо запрещенного шествия в память о Насте Бабуровой и Стасе Маркелове) юные, но крепкие антифашисты и анархисты забрасывают правохоронителей кусками льда. Через три месяца лед сменился на пламень: в столичные отделы милиции полетели дымовые шашки и «коктейль Молотова». Затем глухие раскаты из Междуреченска - впервые за долгие годы протестующие категорически отказались подставлять бойцам ОМОН вторую щеку...
И вот, уже не звоночек и не отдалённый гул - набат: Приморье и Пермь. «Антиментовские партизаны». Не нравиться слово партизаны, скажите герильерос, или гайдамаки (тоже были очень-очень не ангелы).
Главное - не число жертв со стороны милиции и число партизан, главное - мощнейшая общественная поддержка «народных мстителей».
На глазах как будто произошла кристаллизация в перенасыщенном растворе - в общественном мнении наблюдается очевидный перелом: отныне, как и в сто пять лет назад, оно демонстративно санкционирует вооруженную борьбу «революционеров-героев» с «жандармами и сатрапами», т.е. соплеменниками-силовиками. А ведь такая борьба - это очевидный акт гражданской войны. Но и такая война, кажется, более не пугает, наоборот начинает возбуждать как предчувствие грандиозной всеочищающей социальной грозы: «пускай же гром великий грянет над сворой слуг и палачей». Так российская интеллигенция молилась на Революцию в 1905 и на Войну в 1914: «От пирующих, праздно болтающих, обагряющих руки в крови, уведи меня в стан погибающих за великое дело любви»... «Толстый пингвин робко прячет тело жирное..».
Насильственно-революционный сценарий отныне уже не табу, не теоретизирование мелких политических сект - массовая ненависть к милиции (и к власти в принципе) размыла все плотины на пути к выстраданному желанию «убивать их гадов, казнить судом народным...», перечеркнула этические принципы политики, заботливо создаваемые интеллигенцией четыре десятилетия. Сколько лет милицию заботливо превращали в опричников и полицаев - теперь она воспринимается как оккупационная армия, как СС и гестапо, а в ответ в массовом сознании немедленно включается стереотип «народного мстителя, сражающего с фашистскими оккупантами и их пособниками».
Если продолжить аналогию, то всё это напоминает декабрь 1941-го, когда танкисты Гудериана, намотав на танковые траки университетских очкариков из народного ополчения, внезапно налетели на свежие сибирские дивизии...
Происходящее сейчас - это истерическая реакция общества, которое год после бойни в зябликовском универсаме ждало, что милиция, условно говоря, «встанет перед народом на колени и покается», но дождалось лишь невнятных указов, туманных рассуждений о реорганизации. И непрекращающихся избиений, пыток, разгонов... Это - печальная, но закономерная реакция общества, которое полгода ждало, когда Дмитрий свет Анатольевич от решительного осуждения сталинских репрессий перейдет к более актуальной для его народа теме «ментовского» палачества.
Простые душой (честно, лучше бы они украли что-нибудь) православные миссионеры, которые сопроводили детскую брошюрку с молитвой за «Президентов Владимира и Димитрия» изображением святого страстотерпца Николая II, сами не поняли своего вполне «толстого» намёка обоим соглавам государства на возможный ипатьевский финал их карьеры: мол, подумайте на досуге, каким сложным способом добился гражданин Российской республики Романов Н.А. права быть изображенным с нимбом.
Через много лет историки будут жарко спорить, только весной 2010 года или еще в ноябре 2009-го (при «явлении майора Дымовского народу») «интеллигентский» этап революционного движения сменился на «народный».
Происходящее, кстати, показывает возвращение России как социокультурного феномена к общезападному стандарту, для которого характерно появления «городских партизан» в качестве реакции на крах надежд на мирное демократическое обновление общества. Так завершилась еще одна легенда про «особый путь России».
Вот Фидель и Че - «горные братья». Разгром кастровцев при штурме казарм Монкада в конце июля 1953 года стал не финалом, но стартом кубинского, а по сути и всего послевоенного мирового революционного эпоса. (Может быть, помня о решающей роли кастровского красноречия во время суда над выжившими после нападения на казарму революционными боевиками, вожаков приморских «партизан» и решили «застрелились от понимания безвыходности своего положения»).
И опять, как и век назад, вечная драма российской либеральной интеллигенции, когда весь выбор: либо жандарм с кандалами, да каратель с нагайкой, либо эсер с бомбой да анархист с маузером... И никто не хочет, вдумчиво выясняя в инсоровских докладах сколько именно нам нужно демократических партий для успешной модернизации, (по)степенно расширять верховенство закона и усиливать контроль гражданского общества.
Вместо послесловия. Об упущенных шансах
В вышедшем 17 лет назад фильме «Сны», главный герой - важный царский сановник (его играет Басилашвили) попадает в своих снах в 1992 год, где от бедности торгует на Абрате самодельной порнографией. Осознав причинно-следственную связь между царской политикой и всеми дальнейшими трагическими пертурбациями России, граф, попав на доклад к Николаю II, настаивает на немедленном начале коренных политических и социальных реформ (пока не поздно!!!). Затем - естественная опала, отъезд в имение (сколько этому имению еще стоять целым) и сознание выполненного долга: сделал всё, что смог... Интересно, через сколько месяцев сам Олег Валерианович начнет себя корить, что когда сама жизнь реализовала его роль, то, оказавшись перед Путиным, он только слегка поддержал Шевчука, а не заставил громкими скандальными криками всю артистическую тусовку требовать немедленного освобождения политзаключенных, отставки Нургалиева, Матвиенко и Лужкова, отмены цензуры, роспуска Госдумы и проведения новых честных выборов с разрешением участвовать в них всем партиям. Это был бы такой плавный, мирный, эволюционный путь перемен...
Интересно, через сколько лет, исписывая в своих мрачных камерах горы просьб президенту Дым... о помиловании, нынешние милицейские руководители будут корить себя за упущенный шанс: эх, надо было резко так ворваться в Хамовнический суд, этому на Лы... пистолетом в зубы, и, не дожидаясь пока судья сочинит оправдательный приговор, тащить подсудимых на Красную площадь и там, с Мавзолея, объявлять Ходора народным президентом, а Платона - главным по правительству - как-бы, спокойно и цивильно мы бы жили, какая была бы стабильность в стране, как бы все процессуальные права соблюдались... а так, пишем-пишем, а нам даже не сообщают, ушли ли письма из спецчасти.
|
|
