Михаил Делягин: Его реальный смысл - в очерчивании для пишущей общественности основных направлений, на которые следует обращать внимание и которые следует комментировать, а также основных тезисов, которые следует воспроизводить в своих комментариях, - естественно, «творчески переосмысливая» их, то есть излагая чуть-чуть иными словами. «Правильные» комментарии будут поддерживаться, а дающие их могут рассчитывать на те или иные блага; «неправильные» будут восприниматься как фронда и «глушиться» СМИ.
Таковы правила игры.
По сути, интервью Суркова - инструктивное письмо, жанр вполне рациональный и привычный со времен агитпропа ЦК КПСС.
Вопрос. То есть оно не имеет отношения к нормальным людям?
Ответ. Ну почему же. Всякая пропаганда содержит некоторые содержательные положения, которые свидетельствуют о действительном состоянии ума и интеллекта управляющей системы и имеют поэтому общенациональное значение.
Прежде всего, еще в журналистской преамбуле к статье говорится, что президент Медведев «обозначил стратегическую цель всех... преобразований... Эта цель - всесторонняя модернизация страны». Но модернизация как таковая не может быть целью: как и демократия, это не цель, но всего лишь инструмент. Простой вопрос - ради чего проводится модернизация? - даже не упоминается официозными пропагандистами. А ведь цели ее могут быть диаметрально противоположными: например, обеспечение обороноспособности - и благосостояния граждан. В одном случае - «пушки вместо масла», в другом - строго наоборот. И то, и другое будет модернизацией. А решение всех задач сразу управленчески невозможно: сначала надо сосредоточиться на чем-то одном.
И то, что Сурков честно отвечает интервьюеру, что «слово «модернизация» - термин в достаточной мере условный», вполне раскрывает отношение нашего руководства к этой «стратегической цели»: это обманка и пропагандистская мишура, а не цель. «Обновление» и «модернизация» сами по себе, как лозунги, не раскрывающие сути этих процессов, - еще большая пустышка, чем горбачевские благие пожелания, обернувшиеся разором и кровью.
Вдумайтесь: официально говорится, что «модернизация... есть подтягивание экономики до современного уровня». Но ведь, пока модернизация будет идти, «современный» для ее начала уровень безнадежно устареет! Получится, как с широко известным самолетом «Суперджет-100»: на стадии задумки эта машина была вполне современной, а уже на стадии проектирования морально устарела - прогресс ушел вперед.
Урководители нашей «правящей тусовки» даже не задумываются о том, что модернизация возможна лишь как прыжок в будущее. Ориентация же на «современный» сегодня, то есть «вчерашний» завтра уровень, официально провозглашаемая Сурковым, программирует усугубление системного отставания России, программирует новые издания пресловутой «идеологической сверхдержавы».
В. Но Сурков много говорит о получении современных технологий...
О. Да, и очень честно. В частности, он говорит, что надо понимать, «где их взять». Это поразительно примитивное иждивенчество: нашей власти не интересно создавать новые технологии, - они хотят взять готовое, как городской ребенок жаждет сорвать с куста уже созревшую булку.
А ведь технологии - не чемодан со взяткой, их нельзя перенести из комнаты в комнату, их можно лишь вырастить. Еще опыт СССР показал: украв (или, по-сурковски, «взяв») сложную технологию, ее не применишь. Ибо технология - не оборудование, а люди в единстве с этим оборудованием, и они должны быть не просто достаточно образованны и культурны, чтобы им пользоваться, но еще и соответствующим образом организованы. Человеческий капитал должен соответствовать производственному, а это значит, что сложные технологии можно лишь выращивать; если позаимствовать у соседа современное оборудовние, на него все равно придется наращивать «социальное мясо» - человеческий капитал.
Ближе к концу интервью Сурков возвращается к этому же подходу с другой стороны: «Чем более открытыми и дружелюбными мы будем и чем больше мы благодаря этому сможем получить от передовых стран денег, знаний, технологий, тем сувереннее и сильнее станет наша демократия». Помимо того, что Сурков, подобно большинству официальных пропагандистов, назойливо делает грамматическую ошибку в безусловно верно отражающем суть созданного с их участием режима термине «сувенирная демократия», он делает вид, что не понимает сути современной конкуренции.
Дружба бывает между людьми и даже народами, а между странами бывает, увы, только конкуренция, - и в последние десятилетия она ужесточается. Современная глобальная конкуренция напоминает бой боксеров. Понятно, что «открытый и дружелюбный» боксер, как показала уже внешнеполитическая практика либеральных реформаторов первой половины 90-х годов, получит, в том числе и от «передовых стран», довольно много, - но отнюдь не «денег, знаний и технологий», причем полученное не сделает его ни сильнее, ни «сувереннее» («сувенирнее», впрочем, сделает).
Кроме того, передачи действительно современных технологий (если не считать технологии завязывания галстуков и потребления коктейлей) в современном мире почти не бывает, - по той же причине, по которой в древности не бывало «передачи» золота. Ведь сегодня именно технологии стали главным атрибутом и инструментом успеха в конкуренции, каким когда-то было золото: передача их технически затруднена, а политически почти невозможна.
В. То есть все это сплошная ошибка?
О. Нет, этот пассаж имеет четкий политический смысл: как и заявление Медведева о неприемлемости китайского пути, это - «системная отстройка» от конфликтующего с Западом и только что пошедшего на огромные уступки Китаю Путина. Не секрет, что руководители России уже около года ведут себя, как участники изнурительного избирательного марафона, - и заявлением об «открытости» и «дружелюбии» Сурков, вероятно, сигнализирует Западу от имени Медведева: мы не путины, мы свои, мы новые Горбачевы, вы должны ставить на нас!
Вне зависимости от степени откровенности подобных сигналов политически они правильны.
В. Сурков постоянно сетует на неготовность общества к инновациям...
О. Вы неточно цитируете. Он говорит: «общество пока не является заказчиком инноваций». И дело не в том, что реформаторам (а теперь вот и «инноваторам») постоянно попадается какой-то «не тот народ». Дело в том, что общество никогда не является «заказчиком» значимых инноваций. Общество не заказывало самолет братьям Райт, танк Черчиллю и даже электрическую лампочку - ни Лодыгину, ниЭдисону, ни тем более Ильичу. Инновация - появление принципиально новой вещи, которой раньше не существовало, и общество не может быть ее «заказчиком» и «предъявить спрос» на нее по простейшей причине: оно не может ее представить.
Далее Сурков, почти полностью цитируя горбачевскую «конверсию ВПК», говорит о том, что модернизацию надо «начать с того, что нужно потребителю». Не понимая, что потребителю не были нужны скайп, Интернет и паровоз.
Не понимая, что задача государственной политики развития - не удовлетворять существующие потребности (с этим прекрасно справляется даже самый несовершенный рынок), а содействовать созданию новых потребностей или, на худой конец, напрямую создавать их!
И создавать «непригорающие сковородки» без фундаментальной науки нельзя, ибо в основе новых прикладных технологический решений лежат именно фундаментальные открытия. Это азбука, и наше руководство «не понимает» этого не потому, что чего-то не знает, а потому, что не хочет знать.
В. В общем, говорить о модернизации гораздо проще и приятней, чем пытаться что-то сделать на этом пути. А что Вы скажете о позиции Суркова в отношении бизнеса?
О. А что мне говорить? Он сам свои мысли, в общем, выражает вполне доступно: «Отечественный бизнес все еще не ориентирован на понимание того, что главным конкурентным преимуществом являются уникальные знания или технологии». А «не ориентирован» наш бизнес потому, что в путинской (и в том числе и сурковской) России «главным конкурентным преимуществом» являются не «знания или технологии», а умение правильно дать правильную взятку и, во вторых, «пригнать таджиков», которые «все сделают». Технологиями XVIII века - потому что при почти бесплатном, по сути дела рабском труде все остальные технологии являются неприемлемо затратными и, соответственно, относительно неэффективными.
В. Но Сурков и Медведев все же, в отличие от Путина, по-хорошему амбициозны...
О. А Вы интервью вообще читали?
В качестве примера «амбициозных проектов» Сурков приводит пример повышения доступности широкополосного Интернета. Вот такое у людей понимание «амбициозности». Хорошо, конечно, что ставится задача не повышения среднероссийской «нормы отката» с, например, 30 до, например, 50%. Однако, когда под «амбициозностью» понимается не решение масштабной проблемы общества, не технологический прорыв, а всего лишь мелкое техническое усовершенствование, которое и без того прекрасно идет безо всякого государства и без всякой комиссии по модернизации, понимаешь: это не модернизация, а еще одна иллюстрация анекдота «так мы до мышей дотрахаемся». Как было сказано в отношении десятилетней стратегической программы Грефа (образца 2000 года), «гора родила мышь; хорошо, что не таракана».
Для подобных «амбициозных» проектов Сурков считает необходимым «вырастить прежде всего ученых, изобретателей и специалистов». Прежде чем кроить вирши в стиле «Нас вырастил Сурков на верность народу, на труд и на подвиги нас вдохновил», задумаемся: а что ж эти «ученые и специалисты» не растут сами? Ведь это как раз сфера, где либеральные подходы оправданы: государство создает нормальную систему образования, расставляет приоритеты, - а специалисты растут уже сами.
А все дело в том, что государство («мы» в терминологии Суркова) сегодня должно выращивать не «ученых, изобретателей и специалистов», а чиновников, способных их хотя бы не истреблять. Ибо инноваций нет не потому, что кто-то невнимательно читал речи Медведева, а потому, что вся кропотливо, по человечку и кабинетику выстроенная в нашей стране «вертикаль власти» ориентирована, насколько можно судить, на воровство денег, - и тем самым на истребление инноваторов. Дошло до того, что в бюджетной сфере понятие «исследование» воспринимается зачастую как синоним терминов «распил» и «отмыв»: потому что практика - критерий истины.
В. Вы несправедливы к Суркову. Он абсолютно справедливо говорит, что вопрос об инновациях и в целом о модернизации «для России - вопрос жизни и смерти».
О. Ну тогда уж читайте весь абзац: он в нем же приводит пример, из которого следует, что правящая нами тусовка - конечно, не своими словами, но своими делами, - однозначно сделала этот выбор в пользу смерти России. «Да, смерть!» - это лозунг теперь не нацболов, а Старой площади.
Потому что если Путин «еще несколько лет назад говорил о необходимости преодоления технологической отсталости», а за эти «несколько лет» были всего лишь навсего «сделаны первые шаги по созданию институтов развития» - ясно, что это «преодоление отсталости» на самом деле никому в правящей тусовке не нужно и никого там на самом деле не волнует.
Было бы надо - хотя бы попытались бы сделать.
В. А что Вы скажете о формуле «ненасильственная модернизация»? Ну ведь хорошо же, когда нет насилия.
О. Ну да. Трех нацболов, включая одну девушку, закатали на ЧЕТЫРЕ ГОДА за бытовую драку со сломанным пальцем, если я не ошибаюсь, - это ненасильственно, безусловно. При том, что вообще неясно, при чем здесь девушка.
Напомню, что главный проповедник идеи «непротивления злу насилием» лично пахал землю допотопным уже тогда плугом и был кем угодно, но не «инноватором» в сурковском понимании этого слова. И это противоречие не случайно, ибо всякая новая технология отнимает хлеб у тех, кто использует технологию старую. И если вы будете защищаться от их праведного гнева «ненасильственными» методами - не будет ни новых технологий, ни вас самих.
Ну и об актуальном: если за коррупцию сажать - это прямое насилие. А если не сажать - никакой модернизации, в том числе «ненасильственной», не будет.
И насилие в отношении врагов общества - в данном случае коррупционеров - кстати, сегодня будет высшим актом гуманизма. Ибо, если их не сажать сегодня, лет через пять, а то и раньше, их будут просто рвать на части. Как сказал один милицейский начальник, просматривая личное дело очередного безвинно убиенного реформатора: «Некоторым людям можно спасти жизнь, только вовремя посадив их в тюрьму».
В. Но Сурков же все хорошие слова говорит-то! Вот, например: «модернизироваться, опираясь на демократические институты».
О. Ань, он очень симпатичный человек, я Вас понимаю. Но не до такой же степени!
Возможность такой модернизации в современной России - тема отдельной дискуссии, как и возможность выборов пациентами вытрезвителя его руководства. Однако, если под «демократическим институтом» Сурков и другие понимают «Единую Россию», то речь действительно не идет о неприятной для них авторитарной модернизации: речь идет о модернизации тоталитарной. А вот она невозможна точно, уже без всяких дискуссий.
В. Но Сурков не хочет хаоса, не хочет дестабилизации.
О. Для него это утрата власти - и, думаю, не только власти, это понятно. И в этом с ним солидарны все мы, - другое дело, что правящая тусовка неутомимо мостит, в том числе и костями нацболов, дорогу именно к хаосу, к системному кризису.
Кроме того, пугая политической неустойчивостью, Сурков, вероятно, незаметно для самого себя, рисует яркую картину результата деятельности современной правящей тусовки, по инерции перенося ее в будущее: «Будет много демагогии, много болтовни, много лоббирования и растаскивания России по кусочкам, но не будет развития». То есть, грубо говоря, будет все как сейчас, - и, значит, не надо бояться «какой-то политической неустойчивости». В принципе, Лимонов и Касьянов, прочитав эту фразу, должны кусать локти: ярче и емче результаты деятельности нынешнего руководства (включая самого Суркова) не опишешь.
В. А как Вам ответ на вопрос о соотношении разговоров о модернизации и спасения гибнущих предприятий?
О. А Сурков от ответа ушел, хотя ответ этот элементарен: спасение неконкурентоспособных производств - тактическая мера, обеспечивающая социальную стабильность, необходимую для стратегического курса на модернизацию. Грубо говоря, устаревшие предприятия надо не закрывать, а преобразовывать в современные. России нужен автопром, но не полувековой давности, - и для создания этого автопрома люди в Тольятти не должны умирать с голоду.
Сурков же говорит феерическую вещь в стиле Ясина, Фадеева или Чадаева (вот уж действительно, отсутствие одной буквы заметно не менее, чем отсутствие одного гена): «мы должны сделать так, чтобы люди из бесперспективных отраслей переходили в более перспективные».
Как дирижист и государственник до мозга костей, не могу не обратить внимание, что для этого процесса государство не нужно. Из бесперспективных отраслей в перспективные люди вполне успешно переходят сами, без всякой его помощи: неудержимый рост поголовья чиновников, охранников, мошенников и численности сотрудников разного рода государственных фирм тому живое и наглядное свидетельство.
Государство же получает налоги и терпение народа за совершенно иное: оно обязано создавать новые перспективные отрасли, в том числе преобразованием (или, если угодно, модернизацией) старых и бесперспективных. Это совершенно иная задача, и инноватор, забывающий о ней, производит впечатление не понимающего, о чем же он, собственно, грезит.
Поразительно отношение Суркова к советскому наследству: «главное, не дать этому наследству нас погубить». То есть для него советское наследство - не ресурс развития, не запас прочности (пусть даже и истощающийся), но опасность. Возникает детский вопрос: чем же на самом деле «практикующий идеолог» администрации президента отличается от Новодворской и Подрабинека?
В конце интервью, говоря о том, что «наш бизнес... все еще живет... перераспределением и эксплуатацией не им созданной собственности», Сурков совершенно справедливо указывает: «И это не его вина. Это специфика исторического момента».
Правда, конкретные фамилии этой «специфики исторического момента» он, конечно же, не называет.
И тоже правильно делает: российский народ хорошо знает эти фамилии и без его помощи - и не забудет их до полного и окончательного решения всех порождаемых ими проблем.
|
|
