Не стало Владимира Войновича – одного из последних "китов" шестидесятничества. И хотя некоторые из менее знаменитых шестидесятников ещё остаются среди нас, но вместе с ним это идейное и литературное течение, пожалуй, навсегда уходит в историю. Что можно сказать ему вослед?
Если говорить в двух словах, то шестидесятничество самоуничтожилось. Пришло к полному самоотрицанию. За тридцать лет оно "сожгло всё, чему поклонялось и поклонилось всему, что сожигало". Полная аннигиляция!
Судите сами: оно начинало с прославления революции и революционеров – так, Владимир Войнович писал романы, прославлявшие террористку-народоволку Веру Фигнер и "Народную волю" (сейчас эти сочинения, пожалуй, могли бы проходить по статье "Оправдание терроризма"! :)
Начиналось с отрицания "хищных вещей века", вещизма, с идейного бессребреничества Юрия Деточкина, с эпатирующего призыва Андрея Вознесенского: "Уберите Ленина с денег!". Закончилось примирением с победившим миром "хищных вещей века" "святых девяностых".
Начиналось с кредо доктора Будаха: "Чтобы больше всего люди любили труд и знание, чтобы труд и знание стали единственным смыслом их жизни!". Закончилось пренебрежением к физическому труду и признанием того, что знание ценно лишь постольку, поскольку позволяет... заработать деньги.
Начиналось с уважения к "простому человеку" – ведь даже роман-анекдот Войновича про Чонкина, который красные и советские обычно очень не любят, весь является буквально апологией такого самого-самого простого человека. Закончилось обличениями "рабского быдла" и "хамско-холопско-холуйской биомассы".
Начиналось с отрицания царской монархии – закончилось униженным плачем по "России, Которую Мы Потеряли" и верноподданными стонами "Прости нас, Государь! Прости нас, Святой Царь!.."
Начиналось с прославления Великой войны и пламенного антифашизма – пролистаем "Бабий Яр" полузабытого ныне Анатолия Кузнецова – закончилось апологетикой генерала Власова и РОА (типа "Генерала и его армии" Владимова, не говоря уж про тексты Солженицына).
Начиналось с призывов к гуманизму и расширению свобод... тут для примера подойдёт один из первых манифестов шестидесятников – в защиту диссидентов Даниэля и Синявского, который подписал и Владимир Войнович. Хоть этот текст и носил отчётливо оппозиционный характер, но он был ещё вполне советским, и поэтому был даже опубликован официальной "Литературной газетой" (в номере от 19 ноября 1966). Основная мысль того манифеста-1966: "Осуждение писателей за сатирические произведения – чрезвычайно опасный прецедент, способный затормозить процесс развития советской культуры. Ни науки, ни искусство не могут существовать без возможности высказывать парадоксальные идеи, создавать гиперболические образы. Сложная обстановка, в которой мы живём, требует расширения (а не сужения) свободы интеллектуального и художественного эксперимента... По всем этим причинам просим выпустить Андрея Синявского и Юлия Даниэля на поруки. Этого требуют интересы нашей страны. Этого требуют интересы мира. Этого требуют интересы мирового коммунистического движения."
(Обратим, кстати, внимание на эту заключительную фразу. Эх, если бы авторы того манифеста и далее руководствовались ею!) Кое-кто из тех подписантов-1966 ещё жив, например, Лев Аннинский и Юнна Мориц, хотя жизнь и разбросала их в противоположные политические лагеря. Были среди подписантов и люди, для которых призыв к "интересам мирового коммунистического движения", вероятно, совсем не был пустым звуком, например, бывший троцкист Варлам Шаламов, который и ушёл из жизни человеком левых взглядов. Шатров, Эренбург... тут уже есть некоторые сомнения.
Ну, а другие... Скажем, Булат Окуджава закончил признанием в том, что "всю ночь смотрел" расстрел Белого дома в октябре 1993-го.
"– У вас, как у воевавшего человека, какое было ощущение, когда раздался первый залп? Вас не передёрнуло?
– Я наслаждался этим. Я терпеть не мог этих людей, и даже в таком положении никакой жалости у меня к ним не было."
Окуджава, как и другой не менее известный подписант-1966, Белла Ахмадулина, в октябре 1993 года подписал другое, не менее известное "письмо 42-х" к Ельцину, в котором заявлялось: "Что тут говорить? Хватит говорить... Пора научиться действовать. Эти тупые негодяи уважают только силу. Так не пора ли её продемонстрировать нашей юной, но уже, как мы вновь с радостным удивлением убедились, достаточно окрепшей демократии?".
В общем, шестидесятничество начиналось как течение левое, даже красное, практически "беспартийный коммунизм". Но каждый свой следующий шаг оно, увы, делало вправо, в сторону реакции и антикоммунизма, с каждым годом правело и правело, и закончило где-то в области, о которой можно сказать словами Пуришкевича: "Правее только стена!".
Где в этом общем потоке находился Владимир Войнович? Пожалуй, где-то посередине. От изначальных левых взглядов он ушёл, но и до полного самоотрицания, как другие, не докатился. Мало кто лучше, чем Войнович, высмеял пророческие претензии и поползновения своего соратника по шестидесятничеству ультраправого Александра Солженицына, когда изобразил его в "Москве 2042" в качестве Сим Симыча Карнавалова. Который замораживает себя вместе с белым конём, готовясь въехать на нём в Первопрестольную. Вот для тех, кто не читал, замечательная сценка суда победившего Симыча над проклятыми заглотными коммуняками:
"Посредине на белом коне, в белых развевающихся одеждах и в белых сафьяновых сапогах ехал Сим Симыч... Сим Симыч в левой руке держал большой мешок, а правой то приветствовал ликующую толпу, то совал её в мешок и расшвыривал вокруг себя американские центы.
Проехав сквозь Триумфальную арку, Симыч и его свита остановились. Симыч поднял руку, и толпа немедленно стихла...
– Мы, Серафим Первый, царь и самодержец всея Руси, сим всемилостивейше объявляем, что заглотный коммунизм полностью изничтожен и более не существует. Есть ли среди вас потаённые заглотчики?
Я хотел крикнуть, что они тут все заглотчики, потому что все до единого в заглотной партии состояли. Но я стоял далеко, а Дзержин стоял близко.
– Есть! – закричал он и, нырнув в толпу, выволок из неё упиравшегося Коммуния Ивановича. Коммуний Иванович вырывался, рыдал, цеплялся за землю и наконец упал на колени чуть ли не под копыта Глагола.
– Признаешь ли по правде, что служил, как собака, заглотному, пожирательному и дьявольскому учению?
– Признаю, Ваше Величество, что служил, – залепетал, опустив голову, Смерчев, – но не по идее служил, а исключительно ради корысти и удовлетворения стяжательских инстинктов. Больше никогда не буду и проклинаю тот час, когда стал заглотчиком.
– Теперь уже поздно, – сказал царь и махнул рукой.
Под аркой уже стоял пожарный паровик с выдвинутой высоко лестницей, и стоявший на самом конце лестницы симит спускал вниз веревку с петлёй.
– Ваше Величество, простите, помилуйте! – простирал Смерчев руки к Сим Симычу. В это время Дзержин потащил своего бывшего коллегу за ноги, тот упал на брюхо и ухватился за заднюю ногу Глагола. Глагол дернул копытом – и бедная голова Коммуния Ивановича треснула, как грецкий орех. Мне стало очень не по себе. Будучи от природы последовательным гуманистом, я всегда был решительно против такого рода расправ. Я лично за то, чтобы таких людей, как Коммуний, сечь на конюшне розгами, но я никогда не был сторонником чрезмерных жестокостей. Но они продолжались..."
Потом Войнович посвятил Солженицыну, уже безо всяких псевдонимов, отдельную не менее едкую книжицу "Портрет на фоне мифа". Эх, если бы советские и коммунистические критики писанины Солжика обладали таким сатирическим талантом, как Войнович – возможно, и не совершилось бы предсказанного им превращения Дзержинов Гавриловичей в Дружинов Гавриловичей – и при этом вернейших симитов...
Причём, повторю, всё это Войнович предсказывал ещё из 1986 года, когда подобное мало кому виделось даже в кошмаре. Позднее он говорил: "Я изучаю тенденции, больше ничего. В 70-е годы я видел, что растёт роль церкви в СССР. Секретари райкомов идут в церковь, тайно крестятся, венчаются, крестят своих детей…".
Спрашивается, где у тогдашних противников антикоммунизма была его наблюдательность к тенденциям?..
Краткое резюме: шестидесятничество как идейное течение пришло примерно к 1993 году к своей полной самоаннигиляции, "сожигая всё, чему поклонялось и поклоняясь всему, что сожигало". Однако многое из того, что было создано шестидесятниками до их самоуничтожения – на излёте идей революции, прогресса и гуманизма, которые они вначале всё-таки разделяли – в литературе останется. И, разумеется, это относится и ко многому из того, что написал Владимир Войнович.
|
|
