Вот, скажут, опять он со своими футуризмами. Но в данном случае выверты корней в заглавии все необходимы. Ибо поговорим мы о тех чудесах идентификации, которые творятся сейчас уже в особенно пугающем варианте на Украине, однако корни имеют в Москве 1991-го года (дата тоже условна, ведь сии «альтернативные идентичности» пускали корни до рокового августа).
Итак, извини, конечно, но я опять о тебе, старушка интеллигенция. Вечно ты на виду – потому что говоришь красиво, потому что отваживаешься всякий раз, в периоды истории переломные – отвечать за народ, направлять его, прославляя себя.
Вспоминаю, как в нулевых помещение райкома КПРФ Ленинского района посещал товарищ в пиджаке шестидесятника, коммунист-лектор, – мы, СКМ, его спрашивали, как они относились в годы своей молодости к диссидентам. Он сказал следующее: «Да их было меньшинство, единицы, мы их гнали отовсюду, вот они и озлоблялись, и пока другие любили друг друга и гуляли по Москве, писали свои гадости в самиздат». Убедительная формула очевидца? С «Заставой Ильича» вроде сходится – но не во всём, тут-то и лазейка для будущей контрреволюции.
Однако как это меньшинство, видевшее СССР ущербно и негативно, не просто стало большинством – а завоевало внимание масс к 1991-му настолько, что выход из кризиса, спровоцированного ГКЧП, все видели только с одной стороны? Ель-цин, Ель-цин… Полагаю, тут было нечто, не укладывающееся в предложенную очевидцем формулу – хотя в главном она верна, их было действительно и в 1960-х, и в 1970-х, и даже в 1980-х до половины с четвертью – меньшинство. Но оно, тем не менее, победило – и именно на этих «мучеников лагерей», «аутсайдеров совка» стало равняться общество, памятники поставило, музеи в их честь создало…
Была ли в их идеях, в их объяснительных принципах такая правда, которая затмевала прежнее официальное видение советской реальности – такая правда, что могла бы за собой повести рабочий класс обратно в капитализм? Неужели рабочие зачитывались антисоветскими брошюрками, репринтными и ксероксными перепечатками? Конечно же, нет – рабочим нужно было что-то попроще, и не потому что они были глупее интеллигентиков, но потому что классовые интересы осознаются явно не в категориях этих расстриг и эстетов от диссиденции.
Зов в капитализм подействовал там, где получали больше – на шахтах, - вот в чём парадокс. Желавшие стать буржуазией, то есть оказаться на вершине общественной пирамиды, низкооплачиваемые интеллигентики таким образом брали часть рабочего класса в качестве тарана против остальных. Да-да, находили и тут классово близкую рабочую аристократию, суля ей ещё больше. Нет, это не были листовочные кампании – достаточно было лишь создания платформ внутри КПСС, дискуссий об успехах капитала в сходных отраслях… В общем, разрушать и дурить – всегда легче, чем созидать и просвещать. Не потребовалось нескольких поколений, как большевикам, всё рухнуло экспресс-методом.
Альтер-эго «совка»
Идентичность в СССР была одна на всех, и требовала максимального альтруизма – ответственным надо быть за всё, уж коли собственность вокруг твоя, социалистическая. Это требует не только высокого уровня сознательности, но и суровой системы отчётности – поэтому на первых порах становления этой идентичности и наблюдали перегибы по линии ОГПУ и НКВД, не все могли легко нести груз такой ответственности. Всё норовили хапнуть «свою долю» или для этой цели заговор состряпать. Сырое, не затвердевшее ещё основание общества, эта самая социалистическая собственность и способ производства – конечно, требовала повсеместного представительства этой самой силовой составляющей. Поэтому и глупо спрашивать было в период покаяний перестройки: зачем, мол, повсюду агенты КГБ. Господа нехорошие, каждый – разве следит внимательно за целостностью соцсобственности? А если не следил – значит, перекладывал свою долю ответственности на плечи профессионалов. Вот так и возникают касты, кстати – но сейчас не об этом.
Идентичность советского гражданина прочно увязана не только с ощущением равенства экономических прав и ответственностью за такие просторы огромные – но и с равенством всех народов республик. Здесь есть важнейший идеологический момент: даже эта любовь, или уж, как минимум толерантность (выразимся убогим языком современности) была обусловлена не простым сожительством в рамках СССР. Интернационализм выражал в национально-чувственной плоскости процесс завоевания социализмом всё новых пространств. Странновато звучит формула - ведь то было мирное завоевание, завоевание, осуществляемое посредством производственных достижений и коммунистической идеи. А тут невозможна никакая иная ненависть кроме классовой – к тем буржуазиям, что держат свои народы на цепи эксплуатации. Именно так следует видеть то братство народов СССР – не просто как законченный брак, окончательно сложившееся, ригидное единство, но как открытую структуру, заранее готовую радостно принять новые народы под знамя социализма. Вот что есть советская идентичность – фильм «Цирк» об этом, например.
Но внутри равенства и благоденствия СССР всегда имелись деструктивные элементы, как правило, вкусившие привилегий и желающие всё общество переделать под получение ими ещё больших привилегий – желательно, в виде активов или денежном эквиваленте. Вот тут мы подошли вплотную к той альтернативной идентичности, что имелась уже в перестроечном СССР, на уровне депутатских ничтожных привилегий, и которая подтолкнула вчерашних слуг народа стать врагами советского народа, его предателями и вскоре эксплуататорами.
Быть гражданином СССР – значит, делить плоды своего труда со всеми трудящимися. Если надо – помочь, если общие успехи – получить. Огромный механизм общественного прогресса может работать лишь слаженно, без внутреннего противодействия, без пессимизма и вредительства. Есть важное тут ограничение, замеченное ещё в кампании против космополитизма – очень нужно, необходимо знать, каждую секунду помнить, где и благодаря чему ты рождён. Именно Великий Октябрь дал миллионам трудящихся тот необходимый комфорт и возможности роста – демографического, профессионального, - которые не могут терпеть ни малейшей неблагодарности. Любой, забывающий связь советских поколений, лишений и завоеваний, любой склоняющийся к тому, что он не гражданин СССР, а, может быть, гражданин мира – по сути своей вор. Ведь он получает здесь жизнь, медицинскую защиту её, образование – и желает затем улепетнуть, ничего не вкладывая в следующие поколения. Но это – против законов советского, социалистического прогресса! Каждый последующий обязан вкладывать больше предыдущих, вот в чём залог успеха на пути к коммунизму. У интеллигенции же, пожелавшей из советской стать постсоветской – выходило всё иначе. И именно на уровне объяснения совреальности.
Ведь если всё построено не свободным трудом, а адскими муками ГУЛАГа, да и построено-то нечто фиговенькое, если всё гораздо хуже, чем на Западе… То – наверное, мы часть Запада? И атомы меньшинства уже ощущают себя единым целым с большинством, но не родным, советским, а заграничным. «Со всеми цивилизованными странами» - это где недавно только перестали действовать расовая сегрегация и прочие блага империализма… Нет, мы уже не противостоящий мировому капиталу островок социализма – мы недоЗапад, всего-навсего. Какая может быть дружба народов там, где была высылка чеченцев в Казахстан? Очень тут вовремя переночевала тучка золотая на умах читателей-миллионов…
Не новым каким-то, актуальным «преступлениям перед человечеством», а старым и донельзя гиперболизированным - стало ужасаться общество. То и был обрыв прежней идентичности – «не желаем иметь ничего общего с тем периодом казарменного социализма». Но не бывает дискретных субъектов истории – вы либо преемники СССР, либо нет. Либо товарищи, либо господа.
И вот тут-то интеллигенция и совершила свой «нравственный выбор». Конечно, права человека – того, нездешнего, имеющего элитные блага. Вот вопиющий парадокс: права человека, за которые боролись в СССР, и которым на уступку пошёл ветхий Брежнев в Хельсинки – они же обеспечиваются деньгами, и только ими. Об этом шутил ещё Фейхтвангер в своей книжке «1937»: буржуазные конституции дают права и свободы - слова, совести и пр. - но уточняют мер их обеспечения.
Антисоветская смычка интеллигенции и люмпенов
Поражающее многих взаимопонимание киевских погромщиков и московской интеллигенции, выражавшееся не раз в «маршах мира» - есть не внезапность, но, как я уже не раз писал, закономерность переидентификации, начатой уже не на кухнях, а в масштабах СССР после 1991-го. Ну что же делать – «коммунизм проиграл», значит, и СССР, как остановленную машину достижения коммунизма, надо разбирать на запчасти, кто что унесёт… Кто-то унёс нефтепроводы – кто-то кувалды, чтобы ломать памятники тем, кто когда-то не только низверг тех, кто уносит нефтепроводы как класс, но и построил эти нефтепроводы.
Майдан, как и август 1991-го – глубоко иррационален, авариен в чём-то. Это реакция в обоих смыслах. В Москве была реакция на введение ЧП, в Киеве – на возможную приостановку евроинтеграции. А что такое евроинтеграция – это доведение альтеридентичности до логического завершения. Это реализация альтеридентичности, прежнего космополитизма в государственном масштабе: «Мы – не советские, мы – европейские, мы валим памятники Ленину с тем же энтузиазмом, что наши деды строили Днепрогэс, но они были рабами и гулаговскими узниками, а мы свободные европейцы, что и доказываем столь изысканно». Если опорой большевиков были образованные рабочие (зачастую - они сами, интеллиенция там была в меньшинстве), то опорой антисоветчиков 1991-го и 2013-го были люмпены. Первые, советские рабочие отвоёвывали под командованием большевиков новые права развития, новые заводы и высоты, то нынешние люмпены - право артиллерийски уничтожать индустриальный регион, деградировать в сторону неофеодализма. Интеллигенция контрреволюционная, таким образом, всегда опирается на контрреволюционный класс - перманентно распадающийся, фактически деклассированный, на этакую точку не роста, а наоборот, гарантированного отката на социальной лестнице. На полоумных попов, безработных, бандитов... "Мы поднимем криминальный элемент" - вспоминаются тут слова советника Махно, Леона Чёрного.
Далее действуют общие законы революционных процессов: как и в октябре 1917-го (увы, тут сравнение корректно), вооруженное винтовками и теорией меньшинство моментально заставляет большинство жить на основе его обобщений и категорий. Либо с нами – либо против. Мировидение становится (как в Советской России и вскоре Украине было большевистским), тут, при процессах отсоединения от СССР, затянувшихся на два десятилетия – конечно же, идеология маргиналов-фашистов становится общей, обязательной даже. Вчерашние правые хулиганз и серийные клиенты ментовок – приводят ментов арестовывать высоколобых леваков. Общественный прогресс налицо.
Ну, а что Москва Интеллигентская? О, она тихо аплодирует – она уж в своих думах горестных давно свалила все памятники Ленину. Он проклят ею столько раз, сколько и памятников не наберётся – ведь был натуральный гад, обзывал говном её, правда, потом на основах его заветов, её создавали как отдельный класс, призванный служить рабочему и крестьянину. А она предала – в том её карма (как она теперь выражается). Памятники Ленину – это именно укор памяти, от которого сука-интеллигенция никак не может избавиться. Всё где-нибудь да наткнётся на памятник его с несовременно устремлённой рукой. Нет, рука интеллигенции давно тоже показывает на Запад, только показывает купюрой накопленных отчислений буржуазии, что всё меньше поступают интеллигенции, но всё же… Всё же она от своей плоти, аки бог от Адамовой, создавала правящий класс – нынешнюю буржуазию. И останется ей верна, сколько бы вчерашних советских братьев не погибло от рук новых фашистов.
Либерал московский потому лучший друг любого фашиста (разве что русского недолюбливает – потому что сосед), что начисто оторвал идеи свобод от механизмов их осуществления. Вульгарный идеализм и тут сверг прежний царствовавший диамат. Проповедуя везде и всегда свободы, гуманизм и прочие достижения «Европы», либерал обосновывал новый фашизм, куда более прежнего отвратительный, поскольку это-то поколение ещё успело походить в советские школы, в эти головы вкладывали «разумное, доброе, вечное», однако в порыве сепаратизма постсоветского воспитанники предпочли сыграть в фашистиков наяву, почти как в детстве.
Ощутив себя не здесь (в СССР, где одна на всех собственность и ответственность), либерал ещё в 1991-м жил за границей, а Украина лишь осуществляет его мечты на деле. Сидя с Игорем Чубайсом в предбаннике «радио КП» я с искренним удивлением наблюдал его радость перед ТВ-новостями украинскими: «У них появился реальный шанс вырваться!». Куда, откуда?.. Вот в таких мифах пространственных живущие господа и обосновали распад СССР, и радуются каждому убитому в гражданской – ведь и её они «возрождали» вместе с «Россией, которую потеряли»… Мы не здешние, не советские – мы где-то там, с лучшим, цивильным миром – мечтали романтики-демократики. Что ж, эти мечты осуществили, но уже офшорные аристократы, немногие из тех мечтателей. А вот когда туда собралось многоногое голодное большинство бывших республик – тут стало ощутимо всему общественному телу, что нечто отрывают, и вскоре взрывы стали отрывать отдельные конечности, и возникли ДНР, ЛНР – а как же? За реализацию идей контры надо платить!
Мы-там-морфозы перешли на уровень физиологических ощущений. И остановить распад можно лишь восстановлением той самой, освистанной и оплёванной, советской идентичности и социалистической собственности – того равенства, которое упраздняет границы и свергает буржуазии. Задача под сил не одному ополчению, конечно, но путь тут один. Изгонять сепаратизм, начиная с Москвы - с площадей, из умов, из гимнов. А сепаратизм здесь бывает лишь одного типа, хоть и разных национальностей – антисоветский.
|
|
