Дети поражения. Уроки майдана

Не думал, что опять придется вернуться к теме «евромайдана» после написанного в декабре. Но пришлось. Если честно, то у него есть одно свойство, которое кажется мне очень ценным, - «майдан» является огромным натурным экспериментом, делающим видимыми многие скрытые общественные процессы. Опыт, который мы получаем при этом, бесценен, пусть даже цена его очень высока. Возможно - слишком высока, но так как мы ничего сделать с данными событиями не можем, то стоит использовать их хоть так. Поэтому тут я не буду особо углубляться в анализ этого явления, а попробую использовать «евромайдан» для ответа на некоторые волнующие нас вопросы.

В частности, в «евромайдане» может найти ответ на очень волнующий вопрос: имеется ли сейчас на постсоветском пространстве возможность для освободительной борьбы? Для борьбы за социалистические, коммунистические ценности? Ведь даже «официальные» опросы выдают огромные цифры симпатизирующих советской системе и социализму, свидетельствуют о высокой поддержке советских ценностей. А популярность фигур «того времени», которая зашкаливает все пределы - уже понятно, что если в какой-то опрос вставить имя Сталина, то этот опрос потеряет смысл: все равно Сталин окажется первый. Впрочем, не только он. Поэтому кажется странным, что при такой массе сторонников социализма левые еще не стали господствующей силой на постсоветском пространстве.

Обычно на это отвечают словами о пассивности народа и о высокой степени репрессивности государственной машины. Но это не является полноценным ответом. Пассивность народа как раз означает, что массы не слишком стремятся к выступлениям. Что же касается репрессивности, то и это объяснение не бесспорно: во многих странах «третьего мира» репрессивность много выше, но это не мешает массовым протестам. Да и если честно, то «закручивать гайки» даже в России стали сравнительно недавно, а на Украине данный процесс идет еще медленнее, и до недавнего времени все ограничивалось чисто административными мерами. Тем не менее, все это время уровень протестной активности был минимален. Поэтому и приходится задним числом констатировать пресловутую «пассивность»: дескать, не желает наш народ выходить на улицу, и все тут.

Но украинские события развеяли в пух и прах и этот аргумент. Народ на «евромайдан» вышел. Вышел, несмотря на все противодействие государства, несмотря на весь «административный ресурс» и репрессивный аппарат, тем самым опровергая всю теорию «пассивности». Это есть самое главное открытие, которое нам дает «майдан». «Майдан» показывает, что никакой пассивности нет, при необходимости есть возможность мобилизации если еще не миллионов, то сотен тысяч человек (как показали декабрьские события).

Это уже хорошо. Но далее «майдан» вскрывает еще более интересные вещи. Например, практическое отсутствие в требованиях выступающих социальной тематики. Разумно было бы предполагать, что если народ показал свои силы, то ему следовало бы выступать в направлении улучшения своего образа жизни. Но этого нет. Более того, в конце декабря лидеры «майдана» попытались использовать социальную риторику, с целью получить дополнительные «очки» в виде роста сторонников - но безрезультатно. Это оказался «выстрел в пустоту», наверное, удививший самих этих «лидеров». Массы оказались глухи к идее улучшить свое положение.

Таким образом, становится понятно, что просто призывать к улучшению жизни масс для их мобилизации бессмысленно. При этом «евромайдан» восторженно выступает за действия, которые, скорее всего, приведут к ухудшению этого уровня (принятие условий Евросоюза, реструктуризация экономики). Но сторонников «майдана» подобные издержки не останавливают, а остальных, составляющих молчаливое большинство, просто не волнует. Ну, вырастет цена за услуги ЖКХ, остановится заводы - это не дает повода выходить на улицы. В итоге, даже власть не может играть на подобном для мобилизации своих сторонников - Янукович вынужден прибегать к прямой покупке участников своих «антимайданов» и к использованию административного ресурса. Короче, можно сказать, что «майдан» показывает не социальную, а антисоциальную направленность возможных массовых выступлений.

Но, несмотря на кажущуюся странность, никакого парадокса в этом нет. Речь идет об очень важной особенности общественных процессов. Как я писал ранее, массовые выступления возможны только в условиях наличия массовой же идеологии. Просто потому, что иначе никакой самоорганизации не происходит. А эта массовая идеология в условиях постсоветского пространства есть весьма специфичная вещь. В ней условия улучшения образа жизни, рост цен на продовольствие и ЖКХ отсутствуют как факт. Разумеется, данный факт не свидетельствует о том, что ухудшение уровня жизни встречается массами с восторгом, этого нет. Просто перейти от глухого недовольства к прямым протестам без идеологического «обрамления» невозможно.

Но это «скрытое недовольство», не приводящее к борьбе со своей причиной, тем не менее, делает народ восприимчивым к иным, «разрешенным» идеологией выступлениям. При этом проходить они могут под довольно странными, на первый ряд лозунгами, как, например, под требованиями евроинтеграции и пресловутом «вхождении в общий европейский дом». С главной сверхценностью в виде гипотетического «шенгена». Это не локальная украинская конструкция, это общее для всего постСССР явление - в той же России есть огромное число сторонников данной идеи, и напротив, всем действия, что могут привести к усложнению этой интеграции, воспринимаются весьма болезненно.

Например, знаменитый «закон Магнитского», несмотря но то, что он касается ограниченного круга лиц, вызвал у «патриотов» крайне резкую реакцию. Казалось, для «патриотов» он не должен вообще иметь значение: если любишь Родину, то зачем тебе доступ в США и Европу? Люби Родину дома. А нет, наши «патриоты» также попадают под действие той самой постсоветской идеологии, о которой идет речь. И для них Европа и США - столь же «сияющий град», как и для «либералов».

То есть, мы можем вывести крайнюю чувствительность к интеграции с Западом для господствующей идеологии. Поэтому под «евроинтеграцию» можно народ вывести. Под борьбу с развалом образования, здравоохранение, ростом тарифов ЖКХ и цен на основные продукты - нет.

Данная идеологическая конструкция обладает и еще более интересными свойствами. Например, ей присущ крайне выраженный антисоветизм. «Майдан» прекрасно выдает это свойство: основным своим противником он считает пресловутый «совок». И претензии к Януковичу не просто в том, что он «бандит», а в том, что он еще и «совковый бандит». И интеграция с Россией и Таможенным Союзом опасна прежде всего тем, что это опять же, «проклятый совок». СССР 2.0, будь он неладен! Несмотря на то, что Союза уже более 20 лет как не существует, ненависть ко всему советскому все еще остается реальной силой. Возникает вопрос, как подобное согласуется с высокой симпатией к СССР, которую показывают опросы?

Но данный парадокс раскрывается так же, как и предыдущий: если рассматривать каждого человека в отдельности, большинству скорее присуща ностальгия по социализму. Но в рамки общих действий эту ностальгию он вынести не может, так идеология ее не принимает. Ничтожная же, по отношению к общей массе, нелюбовь к «совку», напротив, многократно усиливается мощной идеологической системой.

Тут, по идее, можно было бы и остановиться, так как становится понятным причины неудач левых на постсоветском пространстве. Действительно, стремление к использованию советской идеи оказывается блокировано отсутствием собственной идеологической платформы. Напротив, конфликт с существующей самой мощной идеологией приводит к многократному уменьшению влияния левых, если речь идет о массовых выступлениях, при реально существующих колоссальных предпосылках к этому.

Как ни странно, но «практики» давно понимают это. Что КПРФ, что КПУ изначально стремились использовать максимум «несоветских» идей, например, КПРФ делала и делает до сих пор ставку на православие. При всей странности данных действий это есть довольно верная стратегия, вот только работает она до определенного уровня - рано или поздно иные силы вырвут у «псевдолевых» эту возможность, делая то же самое, плюс играя на антисоветской позиции. Так поступила «Единая Россия» с КПРФ, и не будь «Едро» собранием настолько откровенных воров и мерзавцев, она давно бы уничтожила КПРФ как политическую силу.

Но есть и еще интересные нюансы. Как было отмечено выше, господствующая идеология имеет откровенно антисоветский, прозападный, правый характер. При этом можно было бы не удивляться и тому, что будет существовать очень сильный ультраправый сектор. Действительно, при отсутствии реальной конкуренции «слева» запретить правение общества крайне сложно. В России еще идет «ручная коррекция» - подавление крайне правых настроений властью, но на Украине, в свете ее особенностей, подобное невозможно. Это вызывает рост националистических и нацистских организаций, употребление нацистской символики и т.п.

Попытки в данном случае вести «классическое» противодействие этой «нацификации» через уменьшение национальной напряженности - бессмысленно, так как причиной данного является не реальные национальные конфликты, а общий идеологический крен общества. Условно говоря, те люди, что в «нормальном состоянии» пошли бы в левые организации большей или меньшей степени радикальности, тут становятся правыми. Потому что левые - это «совок». Даже анархизм не «помогает», на его попытки показаться крайне далеким от «совка».
Данная ситуация приводит к формированию очень специфического «националистического движения», не имеющего четко выраженных национальных целей, но обладающего всеми теми атрибутами, которыми должны обладать националисты. При некотором старании, конечно, можно найти под этих «националистов» национальные проблемы, так в России идет вялотекущая борьба с «мигрантами». Но эта связь будет не особенно сильной. (До «мигрантов» предметом националистической борьбы были, например, «жиды». Теперь, когда с «жидами» никто не борется, стало понятно, что никакой проблемы с ними в России нет). В случае же Украины и «таджикской проблемы» нет, так что выстраивать борьбу с какой-то нацией оказывается бессмысленно.

Поэтому, несмотря на якобы «антирусскую» направленность украинского национализма, борьба с «русскими» в стране, к большому счастью, не идет. Потому что нет ни грамма оснований для ее начала - русскоязычные не имеют собственной идентичности, как реальная сила не выступают в роли «врагов нации» и никакого национального конфликта не образуют. Поэтому основным направлением украинского национализма является имитация национальной борьбы, выраженная в основном в «борьбе за мову» - созданием сверхценности особого сконструированного украинского языка. При этом при каждой возможности даже сами националисты переходят на пресловутый «суржик». А основным действием становится прославление истории Бандеры и ОУН.

Как ни удивительно, но «майдан» отчетливо продемонстрировал эту особенность украинского национализма. При всей жесткости и даже агрессивности украинских националистов никаких особых действий по отношению к представителям иной национальности (в том числе и к русским) они не совершают. Единственная «группа», которая подвергается национальному преследованию, - это так называемые «титушки», то есть «провокаторы Януковича», вернее, лица, которые кажутся «майданщикам» таковыми. Вот с ними поступают вполне по националистически - то есть предельно жестко. Ничего хорошего в данном факте нет, но он явно свидетельствует о большой странности украинских ультраправых.

Основным же фактором, который и выступает как образующий конфликт для националистического движения, является как раз «совок». Вот с ним-то и не может быть никаких компромиссов. Первым «реальным» делом, на которое пошли правые, был не «погром инородцев», как можно было бы подумать, а разрушение памятника Ленину. Ясно, что памятник не может выступать, как главный враг нации, тем не менее, при полном отсутствии «реального противника» сгодился и он. Осквернение советских памятников стало «визитной карточкой» «майдана». Что же касается врагов живых, то тут «правый крен» неожиданно оказался благом: при отсутствии достаточного числа левых факторов для ожесточенной борьбы нет. Если не считать разве избитых профсоюзных активистов, имевших глупость заявиться на «майдан». Но эта категория слаба и малочисленна, и реального конфликта образовать не может. Что же касается «псевдолевой» КПУ, то она, разумеется, и «носа» на майдан не показывает, и не горит особым желанием стать реальной народной силой.

Подводя итоги, можно сказать, что «майдан» показал несколько важных вещей: Во-первых, важность идеологии, как таковой; а во-вторых, потрясающую инерционность общества в этой сфере. Несмотря на то, что с распада СССР прошло уже больше двадцати лет, все равно отношение к нему остается определяющим. Причем основной, базовой идеологией остается антисоветизм, «антисоветский проект», как определил его более пятнадцати лет назад Сергей Кара-Мурза. Эта метаидеология формирует целый спектр идеологий по определению правых, таких, как «либерализм», «национализм», «консерватизм», «имперство». Эти идеологии по-прежнему определяют поведение человека в условиях массовых действий и даже способны заставить его действовать против своих интересов.

Данная ситуация может приводить к разным проявлениям: например, к пресловутой «инертности», так как человек может осознавать этот конфликт (то, что пойдя на митинг, он «сыграет» против себя). Но это же в определенных условиях: ухудшении условий жизни, росту недоверия к власти и т.д. может иметь противоположное действие. Власть оказывается настолько отвратительной, что человек выходит «на майдан» и оказывается под знаменами правых и ультраправых.

Подобное свидетельствует о крайнем дефиците левого спектра, которое не компенсируется «псевдолевыми» силами, вроде КПУ или КПРФ, равно как и анархистами. В результате вместо коммунистических бойцов получаются правые боевики. В общем, ни к чему хорошему «правый крен» не приводит, даже если учесть всю специфичность данного «национализма». Поэтому сейчас очень многое зависит от того, когда появится более-менее приемлемая левая идеология, вернее, «метаидеология», основа, которая уже будет порождать новый идейные системы. И можно сказать, что время работает на нас, сейчас левые выходят из более чем тридцатилетней «тени», и есть реальная надежда, что дело сдвинется с мертвой точки...