ФОМ: yчастие молодежи в политических организациях

Как известно, российская молодежь в целом довольно аполитична, что неизменно подтверждают любые выборы – молодые избиратели участвуют в них гораздо реже, чем представители старших поколений. Об аполитичности молодежи с таким же постоянством свидетельствуют и опросы. Вот и в ходе последнего исследования лишь 33% молодых респондентов (до 35 лет) заявили, что интересуются политикой, тогда как среди граждан среднего возраста – 40%, а среди тех, кто старше 55, – 45%. Любопытно, что если на этот вопрос самые юные участники опроса – в возрасте до 25 лет – и те, кому от 26 до 35 лет, отвечали одинаково, то в представлениях данных групп опрошенных относительно распространенности интереса к политике в среде их сверстников обнаружились весьма существенные различия. Респонденты в возрасте 26 – 35 лет почти столь же часто, как и россияне в целом, утверждают, что многие из их ровесников интересуются политикой (27% и 30%, соответственно), а более молодые участники опроса – гораздо реже (всего 18%). Причем 69% представителей этой, младшей группы определенно заявляют, что среди их сверстников ею интересуются лишь немногие (в целом по выборке – 51%).

Между тем большинство россиян считают нужным, чтобы люди, не достигшие 25 лет, занимались политикой (61% против 18% полагающих обратное), да и сами представители этой возрастной группы почти столь же охотно соглашаются с этой точкой зрения (59% против 22%). Аргументация, которую предъявляют сторонники активного участия молодежи в политике в ответах на открытый вопрос, весьма разнообразна. Чаще всего говорится о "естественной" ответственности молодого поколения за будущее страны ("им жить дальше"; "будущее – за молодежью"; "мы – будущее"), в силу чего, предполагается, этому поколению лучше известно, что и как следует изменить в стране (в таком ключе высказываются 22% опрошенных). Многие говорят о достоинствах молодежи, предуготовляющих ее к занятию политикой: склонности к новым идеям, свежести мысли, образованности, энергии, прагматизме, смелости (9%), а также о необходимости обеспечить преемственность поколений в политике (5%). На разные лады формулируется и мысль о полезности занятия политикой для самой молодежи: респонденты считают, что это позволит молодому поколению отстаивать свои интересы (7%), будет содействовать личностному росту, взрослению молодых, их самореализации (5%), приобщать к жизни страны, знакомить с ее проблемами (4%), наконец – оберегать молодежь от деградации и разложения, давать ей конструктивные цели и идеалы, отвлекать от пьянства и наркотиков (4%).

Противники участия молодых (тех, кому не больше 25 лет) в политике чаще всего обвиняют их в незрелости, неготовности к политической деятельности (7%), в несамостоятельности, некомпетентности, приспособленчестве и глупости (4%) либо полагают, что молодежи следует заниматься чем-нибудь другим ("работать нужно, а не политикой заниматься", "важнее семейные заботы", "пусть лучше идут служить в армию") – 2%. Но в целом, как видим, в обществе определенно превалирует мнение о необходимости участия молодежи в политике.

Что касается возможных форм участия молодого поколения в политике, то тут принципиально важным и в известной мере неожиданным представляется следующее: по мнению 40% опрошенных, предпочтительнее, чтобы молодые люди "создавали собственные политические организации, отдельно от старших", а не "вступали в политические организации, созданные старшими". Противоположную же точку зрения – о предпочтительности интеграции молодежи во "взрослые" политические организации – разделяют только 33% респондентов. Причем особенно решительно высказываются в пользу политической автономии молодого поколения сами представители этого поколения: среди тех, кому не исполнилось 25, первую точку зрения разделяют 51% опрошенных, вторую – только 26%. К тому же абсолютное большинство участников опроса (53%) полагают, что сегодняшние молодые люди способны создавать собственные политические организации (не верят в это 30%), а среди респондентов в возрасте до 25 лет в способности к политической самоорганизации молодежи не сомневаются 67% (скептицизм проявляют только 22%).

Отметим, кроме того, что именно в среде молодежи – несмотря на очевидные свидетельства аполитичности молодого поколения – оказалось гораздо больше людей, которые в принципе хотели бы вступить в какую-либо политическую организацию, чем в иных возрастных группах. Среди участников опроса в целом такое желание выразили 9% (86% – сказали, что не хотели бы вступать в подобные организации), причем практически никаких различий между тремя "старшими" возрастными группами (26 – 35 лет, 36 – 54 года, старше 55 лет) здесь не обнаружилось; а вот среди молодежи желание вступить в какую-либо политическую организацию изъявили 16%, и только 74% определенно заявили, что у них такого желания нет (еще 10% – вдвое больше, чем среди опрошенных в целом, – ответить затруднились).

Если учесть, что большинство молодежи, как мы только что отметили, считает предпочтительным создание политических организаций, автономных от "взрослых", и верит, что молодые люди способны создать такие организации, то может сложиться впечатление, что в среде молодежи зреет установка на политическое участие и одновременно – стремление политически дистанцироваться от старшего поколения, едва ли не противопоставить себя ему. Однако гипотеза о нарастании политического нонконформизма молодежи плохо сочетается не только с фактами социальной жизни, наблюдаемыми "невооруженным глазом", но и, например, с данными опроса, проведенного неделю назад (Общероссийский опрос населения 21 – 22 мая 2005 года. Доминанты. Поле мнений. № 21, 26 мая.): 78% опрошенных тогда заявили, что государство должно поддерживать молодежные политические организации, и лишь 5% (кстати, в 2001 г. – 8%) – что оно не должно этого делать. Причем среди молодежи первую точку зрения разделяют 83%, а вторую – всего 4%. В свете этих данных можно предположить, что установка на создание молодежных политических организаций "отдельно от старших", разделяемая большей частью молодых респондентов (и поддерживаемая относительным большинством "взрослых"), проистекает не столько из ориентации на превращение молодежи в независимый субъект политического действия, сколько из разочарования в нынешних партиях и иных политических структурах. Не будет, по-видимому, большим преувеличением сказать, что за этой установкой стоит не стремление к политической автономии молодежи, а скорее представление о целесообразности создания отдельных "инкубаторов" для ее политической социализации. Или, иначе говоря, не столько тяга к протестной мобилизации, сколько готовность (по крайней мере, декларируемая) быть мобилизованными для политического участия. И если уж в разговоре о перспективах роста политической активности молодежи невозможно избежать поверхностных аналогий с 1968 годом, то данные опросов говорят скорее о наличии определенных социально-психологических предпосылок развития событий по пекинскому, а не по парижскому сценарию.

Четверть россиян (26%), судя по результатам опроса, иногда испытывают желание принять участие в какой-либо массовой политической акции – митинге или демонстрации. И тут сколько-нибудь значимых различий между поколениями не обнаруживается: доли декларирующих такое желание среди тех, кому до 25 лет (26%), от 26 до 35 (28%) и от 36 до 54 лет (28%), – одинаковы, и лишь те, кто старше, изъявляют его, по понятным причинам, несколько реже (21%). Отвечая же на вопрос о том, чему должно быть посвящено политическое действие, в котором они захотели бы принять участие, респонденты говорят по преимуществу о наиболее острых социальных проблемах – зарплатах и пенсиях, льготах, бесплатной медицине и образовании, тарифах на услуги ЖКХ и т.д.

Последняя по времени массовая политическая акция, получившая широкое освещение в СМИ – митинг движения "Наши", состоявшийся в Москве 15 мая, – попала в поле зрения каждого третьего россиянина: 14% опрошенных заявили, что "знают" о ней, 22% – "что-то слышали". Однако вот что любопытно: неделей раньше, в ходе опроса, состоявшегося всего неделю спустя после этого митинга (Тот же опрос.), только 15% респондентов сказали, что "знают" (3%) либо "что-то слышали" (12%) о движении "Наши" (80% твердо заявили, что ничего о нем не слышали). Фактически это означает, что большинство россиян, заметивших массовую акцию, организованную этим движением, не обратили внимания на то, кто именно ее провел. В связи с этим стоит отметить, что в ходе опроса недельной давности лишь 4% респондентов смогли хоть как-то ответить на вопрос об идеях и задачах движения "Наши".

Показательны и нынешние ответы респондентов, осведомленных о прошедшем митинге, на открытый вопрос о том, зачем, по их мнению, молодые люди участвовали в этой акции. Примерно треть ответивших (11% от всех участников опроса) сочли, что целью акции была декларация требований молодежи, защита ее специфических интересов ("о молодежных проблемах – чтобы люди к ним прислушались"; "чтобы высказать свои требования для молодежи"), довольно многие заявили, что участники митинга вышли на московские улицы по приказу, за деньги, от безделья или из карьеризма (6%); некоторые говорили, что митинг был посвящен тем или иным социальным проблемам: безработице, защите бесплатного образования, жилищным вопросам и т.д. (4%). Гораздо реже говорилось о проявлении патриотических чувств и заявке на политическое участие молодежи (2%), об антифашистском пафосе митинга (1%), наконец, о том, что митинг был приурочен к юбилею Победы (1%).

Вместе с тем, 16% опрошенных заявили, что митинг произвел на них положительное впечатление, и только 6% – что отрицательное (распределение ответов практически не зависит от возраста респондентов).

Очевидно, таким образом, что довольно благоприятная реакция россиян на эту массовую акцию обусловлена не столько позитивным отношением к "Нашим" и тому политическому "посланию", которое они озвучили 15 мая, сколько существующим в обществе спросом на политическую активность молодежи, предрасположенностью благосклонно воспринимать едва ли не любые проявления такой активности, кроме имеющих явный оттенок радикализма и девиантности.

Опрос населения в 100 населенных пунктах 44 областей, краев и республик России. Интервью по месту жительства 28-29 мая 2005 г.. 1500 респондентов. Дополнительный опрос населения Москвы - 600 респондентов. Статистическая погрешность не превышает 3,6%.