Центрполиграф
Иногда комментаторы моих работ стремятся сделать меня умнее, посему после раскрытия мною какой-либо темы, советуют мне или послушать балабольство какого-нибудь умника (это вообще наглость), или прочесть какую-нибудь книжку, которую они считают крайне умной. Советуют, возможно, в надежде, что после её прочтения или после такого прослушивания и я, наконец, поумнею.
К примеру, вот комментатор моей статьи язвительно пишет: «Про Кутузова хорошо написал мой товарищ Михаил Ткачёв в своей книге «Последняя атака маршала Нея». Если бы Мухин прочитал эту книгу, может, и для него Кутузов перестал бы быть «пресловутым». Но он не прочитает! Чукча не читатель!! Чукча писатель!!!».
Меня это раздражает по той причине, что если бы эти комментаторы сами поняли, что рекомендуемый ими умник балаболит на экране на ту тему, что и я пишу, или что именно написано в умной рекомендуемой мне книжке на эту тему, то они бы своими словами кратко написали бы мне, о чём речь. Сами описали! А то получается, что я должен потерять кучу времени на прочтение, возможно, того, что мне совершенно не требуется, и только ради того, чтобы пояснить этому комментатору, что он услышал или прочёл, вернее, чего он рекомендуемом материале не понял.
Ведь почему мне кратко не сообщают о том, что этих комментаторов, казалось бы, заинтересовало в рекомендуемых мне работах? Скорее всего потому, что комментаторы сами не поняли, что именно прочли или услышали, - по набору знакомых слов поняли, что это что-то похожее на то, о чём и я пишу, но о чём те умники балаболят или в умных книжках пишут – «моя твоя не понимай». То есть то, что я написал про Кутузова, и некий Ткачёв тоже написал про Кутузова, – это комментатор понял, а вот что именно мы написали, оказалось выше его понимания.
Вот это свойство людей меня страшно удивляет своей бессмысленностью – человек что-то читает или слушает, запоминает все услышанные или прочитанные слова, но не понимает, о чём они. Зачем тогда читать или слушать? Зачем запоминать? Ведь это просто неинтересно!
Или я ошибаюсь?
Но в подтверждение того, что люди могут читать, абсолютно не понимая, о чём написано, приведу в пример издательство «Центрполиграф», которое специализируется на издании переводной мемуарной литературы, причём, мемуаров только на военные темы, то есть в этом издательстве, казалось бы, за десятки лет обязаны были собраться люди, понимающие события, связанные с войной, с военными службой и делом, о которых рассказывают мемуаристы.
В своей уже давнишней книге «Асы и пропаганда» в главе о немецком лётчике Руделе, я вынужден был зло отвлечься на это издательство, заметив, что во время перестройки в СССР 80-х годах был поднят шум, что «тоталитарный режим СССР» угнетает, дескать, истинные таланты, и когда придет свобода, то эти таланты расцветут. Свобода пришла — в прессе, журналистике и в издательском деле свободные таланты действительно расцвели, но махровым цветом дебилизма, и так цветут до сих пор. И теперь уже не знаешь, что и делать, поскольку всё, что «Центрполиграф» издаёт, его переводчики и редакторы до сих пор превращают в дебильный бред! Коллектив «Центрполиграфа» в числе переводчиков, редакторов, корректоров дружно читает тексты воспоминаний ветеранов, ни на копейку не понимая, о чём авторы написали. И это уже десятки лет подряд!
Меня могут упрекнуть, что я не совсем вежливо отзываюсь о переводчиках и редакторах. Видите ли, я обменял их изделия в книжном магазине на настоящие деньги и имел право получить за эти деньги книгу, а не крашенные в типографии листки бумаги, сшитые вместе. Как еще я должен о них отозваться?
Очередное издевательство
Так вот, начал читать в интернете ознакомительный фрагмент изданной «Центрполиграфом» в 2018 году книги немецкого генерала Альберта Прауна «От солдата до генерала. Воспоминания офицера-связиста об управлении войсками в военных кампаниях Третьего рейха. 1939—1945». Прочёл этот ознакомительный фрагмент (правда, длинный - от 1913 по 1935 год), всего текста воспоминаний сразу не нашёл и бросил искать – это не перевод, а какой-то ребус, о содержании которого надо догадываться, что меня страшно раздражает.
Вот смотрите, в 1923 году Праун, обер-лейтенант, связист где-то совершенствуется, идёт несколько абзацев текста, которые ничего не объясняют и оканчиваются тем, чем завершилось это его обучение: «Первый год на занятиях мы учились командовать усиленным пехотным полком, второй год – дивизией. Теперь нас ждал так называемый год практической подготовки в частях». Старшего лейтенанта-связиста учили командовать дивизией?? Причём дальше пишется, что когда Праун в 1926 году получил чин капитана, то: «Вакантного места командира роты не было».
Вот о чём это?
За неимением других объяснений приходится делать вывод, что 1923 году Прауна учили не «на генерала», а, скорее всего, учили на начальника связи полка и дивизии. Кстати, в феврале 1918 года обер-лейтенант Прауна уже был начальником связи 1-й Баварской дивизии.
Ну, вот что это за чтение с разгадыванием того, что автор хотел написать?
Или вот попробуйте понять, о чём переводчик пишет, когда уже в 1934 году Праун чем-то занимается в лётной школе в Брауншвейге:
«Стартовала машина против ветра, затем описывала высокую кривую и только затем брала курс на цель. Прежде чем пилот успевал ориентироваться по карте, он уже был над целью, например над вокзалом, где он должен был пересчитать вагоны. Авиатора раздражал надоедливый парашют и гурт в открытой машине, очки и ветер. Опытный пилот сам помогал наблюдателю, если раньше видел цель. В прошлом году право наблюдателю пройти первым, когда все еще находились на земле, объясняли как пожелание благополучного возвращения. У нас случалось и такое, когда какой-нибудь пилот, несмотря на предупреждение, играл с ручкой парашюта, последний раскрывался, и помощник пилота обеими руками лихорадочно запихивал парашютный шелк в хвостовую часть самолета, чтобы его не намотало на винты. Мы практиковали также сбрасывание вымпелов с донесениями, полученными при боевой тактической разведке. Некоторые сбрасывали в пикирующем полете жестяные банки, планшеты с картами и схемами».
Какой «гурт»? Какая «ручка парашюта» и как с ней играют?? Где были винты у этого самолёта, чтобы раскрывшийся в воздухе парашют намотало на них? И ведь переводчики, редакторы и корректоры всё это читали и были уверены, что они понимают тот бред, который их трудами помещён в книгу.
Подготовка офицеров
А ведь сами по себе воспоминания Прауна должны быть интересными, поскольку даже при таком переводе на русский видно коренное отличие немецкого офицера даже от офицеров иных стран, и, особенно, отличие от русского офицера.
Что касается подготовки немецких офицеров, то напомню, что у немцев было полное отсутствие училищ - таких, после которых становятся офицерами в России, - училищ не было даже в таком техническом роде войск, как связь. Офицеров учили только в полках! И учили не преподаватели, а реальные командиры этих полков.
Конкретно у Прауна это было так.
Когда Праун окончил гимназию, он, выразив желание стать офицером, для чего 1 октября 1913 года поступил рядовым солдатом в батальон связи немецкой армии. Но поскольку он имел необходимое для офицера образование и желание стать офицером, то его звание было «рядовой» (у немцев – «стрелок»), а должность «фанен-юнкер офицер», то есть Праун был солдатом, который может и которого готовят стать офицером. Посему, помимо обычной службы солдатом (наряды, караулы, учения), офицеры и унтер-офицеры батальона учили его на офицера, и в результате этого обучения через 4 месяца Прауна сначала произвели в унтер-офицеры. Учили его специалисты, скажем, езде верхом его учил вахмистр-кавалерист, устройствам телефона, телеграфа и радио и всем премудростям установления связи – командир роты Дрекслер, а «офицер артиллерийско-технической службы Хубер научил обращению с карабинами, пистолетами и штыками, показал, как заносить результаты стрельб в специальную книгу. Каптенармус рассказал о солдатском пайке, мыле и обтирочных концах, метлах и другом имуществе».
Праун, надо думать, отличался рвением, посему уже через 9 месяцев, 1 июля следующего 1914 года он стал фенрихом – кандидатом в офицеры, служившем пока на унтер-офицерской должности. И Первую мировую войну Праун встретил фенрихом в должности вахмистра - командира 5-го взвода батальона связи.
Причём, как можно понять, на фронте фенрих Праун проявил исключительное рвение и храбрость: «Я был еще фенрихом, когда за мои действия на телефонной точке в Буксиере я получил Железный крест 2-й степени». В результате, через два месяца участия в боях, и через 11 месяцев после поступления на службу, Прауну присвоили звание лейтенанта, а в 1917 году Праун, к тому времени уже кавалер и Железного креста 1-й степени, стал обер-лейтенантом. И, наконец, уже после войны, «1 декабря 1926 г. после восьми с половиной лет службы обер-лейтенантом и 13 лет службы в армии, я стал капитаном». Причем, к этому времени Праун уже считался крупным специалистом в области полевой связи, у него уже были статьи и брошюры по этому вопросу, он консультировал по проблемам связи офицеров шведской и чилийской армий.
Я смысл такой подготовки немецких офицеров – без училищ - понимаю так.
Честные немецкие офицеры и генералы реально готовились участвовать в боях, а не к тому, чтобы отсидеться в тылу до пенсии. Но в бою нужно побеждать. Побеждают храбрые солдаты, если ими командуют умелые и храбрые офицеры. Поэтому немецкие старшие офицеры и генералы не могли доверить подготовку своих подчинённых офицеров каким-то там преподавателям, для которых главное - не способность курсантов быть офицером, а личная способность получать высокое жалование от своей преподавательской болтовни.
Ещё раз: у немцев не было ни офицерских училищ, ни такой академии Генштаба, как, скажем, в России, - в виде отдельного учреждения со штатом специальных преподавателей. Офицеров немецкого Генштаба готовили обычные генералы – командиры дивизий и корпусов. И они тоже учили будущих генштабистов командовать так, чтобы победить в бою. И оценивали кандидатов в офицеры только с этой точки зрения – способны побеждать в бою или нет? Не способен? Тогда они тебя офицером или генштабистом не сделают, хоть ты заучи всю военную литературу наизусть.
Специальные дисциплины
Процесс военного обучения в той немецкой армии предусматривал командировки, когда кандидатов в офицеры и в генштабисты в подразделениях других родов войск обучали пониманию того, чем этот род войск занимается в бою, и обучали умению командовать и в этом роде войск.
Вот, к примеру, связист Праун пишет о своей учёбе уже после войны.
«…Летом 1924 г. я был командирован на семь недель в 5-й артиллерийский полк на учебный плац Мюнзинген. Сначала я обучался в конной батарее капитана фон Берга, потом – в моторизованной батарее капитана Хаазе. Последний прилагал большие усилия, чтобы мы поняли, от каких факторов зависел выход на позицию и ведение огня и поддержка пехоты. Несколько недель я провел на светометрической, топографической и звукометрической батареях разведки. Не вдаваясь в подробности, я уяснил для себя их назначение».
«…Весной 1927 г. я был командирован в Берлин на три месяца на курсы по подготовке автомобильных специалистов. Приходилось заниматься расчетами и экспертизами, но была и практическая работа. Мы разбирали моторы и снова их собирали, мы посещали берлинские заводы, где нас встречали не всегда приветливо. По очереди мы управляли большими автобусами вместе с другими курсантами».
А вот связисты были командированы к горным егерям, которые учили их ходить на горных лыжах и спускаться с гор, в том числе и на собственной заднице. Праун вспоминает: «Однажды командир дивизии генерал фон Лееб посетил роту в горах под Оберстдорфом. Мы продемонстрировали ему работу на марше первых переносных раций «Ахемо». Закончив разговор на одной небольшой вершине, генерал расстегнул свой мундир, взял у сопровождавшего его офицера альпеншток и спустился по склону, у нас на виду, без остановки широкими прыжками, к своему автомобилю, который поджидал его внизу на расстоянии в тысячу метров». Вы можете себе представить советского или российского генерала, который бы, прыгая с камня на камень, спускался бы с горы тысячу метров? (Кстати, Праун, посетив место перехода Суворова через Альпы, весьма уважительно отозвался об этом подвиге генералиссимуса). Ну и «вишенка на торт»:
«До того, как приступить к строевой службе, я был командирован на две недели на Мюнхенскую скотобойню. Здесь полковой ветеринар пехотных частей вел для обер-лейтенантов курс санитарного осмотра мяса. Начальство исходило из предположения, что в будущей войне из-за нехватки ветеринарных врачей войсковые офицеры будут вынуждены сами при забое выявлять вредные для солдатского питания части туши и их вырезать. В просторном помещении мы наблюдали за забоем бессловесных животных, совали свои носы в их туберкулезные легкие, рассматривали больные лимфатические железы. Мы увидели массовый забой свиней, сидели перед прозекторами и искали трихин. Особое впечатление оставил цех по переработке требухи. Нам было тяжело присутствовать при забое лошадей. Было поучительно познакомиться с работой мясника, хотя бы нам и не пришлось в будущем заниматься этим ремеслом».
Это командировки. А были ещё и просто курсы, на которых немецких офицеров знакомили со всеми деталями военного дела во всём его объёме. Кстати, и сам Праун преподавал связь на курсах, как можно понять, готовивших офицеров Генштаба, а приведенный эпизод с самолётом, на котором кто-то «играл ручкой парашюта», как раз касался подготовки этих офицеров.
В детстве смотрел американскую комедию (название уже забыл - «Большие гонки»??), в которой начавшиеся появляться первые лётчики из разных стран в начале прошлого века на первых самолётах стараются перелететь Ла Манш. Немецкий лётчик до старта выбыл из строя, но на место пилота бесстрашно садится сопровождавший лётчика немецкий офицер, на ходу читая инструкцию по управлению самолётом. Его спрашивают, умеет ли он летать, и офицер гордо отвечает: «Немецкий офицер всё умеет!». Есть и старый анекдот: немецкого офицера спрашивают, умеет ли он играть на пианино, и тот отвечает: «Наверное умею, просто я ещё ни разу не пробовал». Всё это смешно, но факты говорят, что те немецкие офицеры, которые начинали войны прошлого века, если и не все, то в своей массе, реально знали о военной службе практически всё.
Знали все тонкости
Но, разумеется, они досконально знали свою воинскую специальность. К примеру, по воинской специальность я танкист, и хотя всего лишь офицер запаса, но такой, который всю жизнь неформально интересовался военным делом, то есть читал во множестве все попадавшие ко мне воспоминания солдат и, особенно, реальных танкистов. Но о том, что наводчику танкового орудия, чтобы особо точно стрелять, надо учитывать расстояние между осью прицела и осью канала орудия я узнал из воспоминаний немецкого генерала Г. Гудериана.
А вот немецкий наводчик танкового орудия в воспоминаниях о Второй мировой войне рассказывает, что в одном из боёв он увидел американское противотанковое орудие, которое пристреливалось по его машине, и он выстрелил первым по этому орудию осколочной гранатой. Но не прямо по орудию, поскольку при большой скорости снарядов танковой пушки, снаряд летит по такой настильной траектории, что его осколки при разрыве разлетятся только в стороны, вверх и в землю, и при таком разрыве орудийный расчёт американцев мог и не пострадать. И наводчик немецкого танка выстрелил по кусту, росшему сбоку от пушки, - с тем, чтобы снаряд, разорвавшись в этом кусте, своими боковыми осколками уничтожил именно орудийный расчёт. Вот такого приёма я вообще никогда не слыхал и не читал, и, по моему мнению, это запредельная сложность и для нынешней армии.
Вот так же описывает свою службу и Праун. В Первую мировую войну в Русской императорской армии тоже были и телефоны, и даже радио, но основным средством связи был казак на коне и пешие связные. А Праун описывает работу немецких связистов по полной телефонизации войск со стремлением установить телефонную связь от верховного командования до командиров взводов, и реальное установление её в Первой мировой до командиров батальонов. Но это проводная связь, а провода рвутся, поэтому немцы использовали и световую связь с помощью зеркал, и связь голубиной почтой, и собаками, и телеграфную связь, и связь гражданских почт, а заняв Ригу использовали для связи провода рижских трамваев. Разумеется, они использовали и радио, уделяя особое внимание шифрованию радиосообщений.
Понятное дело, Праун упомянул и о русском позоре - об окружении и разгроме в августе 2014 года основных сил 2-й русской армии Самсонова, а в основе этого разгрома были нешифрованные радиограммы русских штабов. Поняв из этих перехваченных немцами радиограмм намерения русских войск, немецкий генерал Гинденбург бросил почти все силы своей 8-й немецкой армии против армии Самсонова, оставив против действующей вместе с нею 1-й русской армии Ренненкампфа только слабые заслоны. И разгромил 2-ю армию наголову!
Технари
Что касается отношения немецких офицеров к технике, к стремлению её использовать, то это просто поражает, особенно по сравнению с русским кадровым офицерством.
Не так давно я разбирал мемуары штабс-капитана гвардейского Семёновского полка Макарова, которые поразительны по своему откровению – даже в гвардии русские офицеры ничего не хотели знать, кроме как жрать и пить, и смысл своей военной службы видели только в этом. Смотрите, вот Россия с треском проигрывает войну с формально в несколько раз более слабой Японией, а отсидевшейся в тылу русской гвардии на причины этого поражения - плевать! В мемуарах этого Макарова ни слова об этой войне, о причинах поражений и как их избежать. Гвардейцам это было не интересно!
Весь мир вооружается пулемётами, а гвардейским офицерам России и на это наплевать! Наконец, каким-то образом в командование 1-й гвардейской пехотной дивизии, в которую входил и лейб-гвардии Семёновский полк, ненадолго вступил отличившийся в войне с Японией армейский генерал П.А. Лечицкий. Макаров о нём пишет так.
«При нем ввели у нас пулеметы. Пулеметная рота полковая из четырех взводов, по два пулемета в каждом, а всего восемь, при начальнике и четырех младших офицерах. …Все хорошее скоротечно. Лечицкий оставался у нас всего два года. Осенью 1908 года его уже не было».
То есть пулемёты в полку уже были уже минимум за 8 лет до Первой мировой войны, но как из пулемётов вести огонь и зачем они, русских офицеров не интересовало. Так эти гвардейские офицеры и в Первую мировую войну вступили. В тупых боях 1914-1915 годов гвардия сразу же потеряла 50% своего состава и с ноября 1915 была выедена в резерв, в этот момент у семёновцев сменили командира - с осени 1915 года в командование полком вступил генерал-майора С.И. Соваж. Макаров рассказывает:
«В ротах начались курсы стрельбы, причем особенное внимание было обращено на тонкую стрельбу, будущие «снайперы», хотя оптических прицелов нам тогда еще не давали. Все пулеметчики прошли курс пулеметной стрельбы. Обращаться с пулеметом должны были уметь все офицеры и все унтер-офицеры. Для практики Соваж умудрился достать для полка несколько сот ручных гранат. Где только можно, он устраивал двухсторонние маневры с длинными и довольно утомительными переходами. Учились наступать скрыто, «змейками»…». Однако воевать под его командой полку не пришлось - при выдвижении к фронту Соваж упал с коня и размозжил себе голову.
Но учить солдат метко стрелять, а офицеров вообще учить стрелять из пулемётов… через год после начала войны – это так по-русски!
То же и в РККА
И вот это русское царское офицерство толпой вступило в Красную армию и возглавило её – возглавило своей ленью и тупостью. И примером такой тупости является, в том числе, и связь в РККА.
Оценить, насколько немецкое офицерство и генералитет ещё в Первую мировую войну заботила связь, можно по тому, что Праун - какой-то там лейтенант-связист - был награждён обеими степенями Железного Креста – орденом, которым и немецкие лётчики не всегда имели. А в СССР, даже перед войной в академии им. Фрунзе на изучение технических родов войск отводилось 340 часов, из которых на кавалерию отводилось 53 часа, а на организацию связи – ни единого часа!
Если немцы ещё в Первую мировую войну обеспечивали связь от высшего командования до командиров батальонов, то А.И. Микоян, один из верных сподвижников Хрущева и Жукова в разоблачении «культа личности Сталина», так описал состояние связи РККА через неделю после начала войны:
«Вечером 29 июня, - вспоминал Анастас Иванович, - у Сталина в Кремле собрались Молотов, Маленков, я и Берия. Всех интересовало положение на Западном фронте, в Белоруссии. Но подробных данных о положении на территории этой республики тогда еще не поступило. …Встревоженный таким ходом дела Сталин предложил всем нам поехать в Наркомат обороны и на месте разобраться с обстановкой. В кабинете наркома были Тимошенко, Жуков и Ватутин. Сталин держался спокойно, спрашивал, где командование фронта, какая имеется с ним связь. Жуков докладывал, что связь потеряна, и за весь день восстановить ее не удалось. Потом Сталин другие вопросы задавал: почему допустили прорыв немцев, какие меры приняты к налаживанию связи и т.д. Жуков ответил, какие меры приняты, сказал, что послали людей, но сколько времени потребуется для восстановления связи, никто не знает».
Дополню Микояна. Вообще-то 22 июня Жуков выехал на Юго-Западный фронт, но уже 26 июня был возвращен на свою должность начальника Генштаба, чтобы организовать управление войсками на западном направлении. Но за три дня не только ничего не смог сделать, но даже не восстановил надежную связь со штабом Западного фронта, - к примеру, ни он, ни правительство до описанного Микояном совещания не знали, что немцы уже взяли Минск! А за связь в РККА Жуков, как начальник Генштаба, отвечал лично. Надо ли удивляться, что с такими генералами Сталин уже 10 июля вынужден был возложить на себя должность председателя Ставки?
Творцы
Но то, что немецкие офицеры добросовестно исполняли свои обязанности – это не всё! Они творили! К примеру, в воспоминаниях у Прауна есть вот такой момент: «Особенно близко я сошелся с капитаном нашей саперной роты Реттером, два лейтенанта в которой, Бухман и Райнер, были моими школьными товарищами. Они показали свое новое оружие – самостоятельно изготовленные ручные гранаты и минометы, искусственные препятствия и штольни». Кстати, о штольнях, но сначала отвлекусь.
Не могу вспомнить, в воспоминаниях какого советского военачальника Отечественной войны лет 20 тому прочёл такой эпизод. Находясь в обороне, советские командиры заметили, что немецкие артиллеристы очень точно бьют по местам нахождения советских командиров из их дивизий и полков – складывалось впечатление, что немцы подслушивают телефонные разговоры советских штабов. Наши проверили – по телефонам объявили совещание командиров в определённое время в определённом месте, и ровно в указанное время по этому месту немцы открыли артиллерийский огонь. Стало понятно, что немцы подслушивают телефонные разговоры, но как их подслушать?? Наш мемуарист это в мемуарах не объясняет – сам не понимал, как. Наши просто перестали по телефону говорить, и как немцы осуществляли подслушивание, осталось непонятным ни ветерану, ни мне.
Телефонная связь ведётся по кабелю, следовательно, как я считал, для того, чтобы подслушивать наши телефонные разговоры, немцам надо было через нашу оборону протянуть кабели и подсоединить их к кабелям наших телефонных линий. Но это же невозможно! Тогда как они подслушивали?
И вот у Прауна рассказывается, что немцы изобрели бесконтактный способ подслушивания телефонных линий ещё в Первую мировую войну – немцы подслушивали землю! Телефонные линии тех времён пробрасывались одним проводом, другим проводом была земля. И немцы каким-то образом (переводчик «Центрполиграфа» постарался, что бы подробности были непонятны) рыли штольни к позициям французов и там через землю подслушивали телефонные разговоры. Переводчик от имени Прауна рассказал об этом так:
«Однажды в мае 1915 г. из Берлина приехал почтовый советник Арендт с двумя жестяными ящиками. В них были катодные трубки размером с кулак, при помощи которых можно было значительно улучшить связь. Вместе со своими саперами я проложил под землей на следующую ночь как можно ближе к французским окопам десять кабелей. В Буа-Брюле они находились на расстоянии 10 – 15 м от немецких окопов, некоторые подкопы прошли по нейтральной полосе на 5 м в направлении врага. Здесь под землей мы заложили электрические штепсельные вилки с заземляющим контактом, некоторые из них заземлили, подсоединив к проволочному заграждению. Десять подводов заканчивались в одном «держателе». Когда Арендт на следующее утро в землянке командира взвода включил свой опытный аппарат, мы через наши подземные кабели услышали, словно это происходило в соседней комнате, как французский капитан разговаривал с подчиненным лейтенантом и сообщал ему о полученном разрешении провести отпуск в Париже. Целый день мы прослушивали разговоры об увольнениях, оборудовании позиции, наблюдениях за противником. Это был потрясающий технический успех, которого ждало тактическое использование. Арендта попросили оставить здесь свой аппарат, чтобы сразу использовать его в целях разведки. Он обещал вскоре поставить точно такой же, запаковал его и отбыл. Прошло полгода, прежде чем я снова смог работать с этим изобретением. Тем временем мы сами пытались вести прослушивание без усилителя. Было довольно странно, что слежавшиеся пласты земли на плодородной суглинистой почве равнины Вёвр не давали никакого результата, в то время как сухая лесная почва в местности Кот, пронизанная многочисленными корнями, давала возможность без электрической связи и усилителя слушать вражеские разговоры».
Офицер, не способный командовать в бою, - не офицер!
И ещё к вопросу о том, что честный офицер обязан уметь воевать, уметь командовать солдатами в бою – на то он и офицер! И не важно, какого он рода войск!
К примеру, вот сообщение из записок уже помянутого Гудериана: «3 сентября я проехал мимо тыловых подразделений 10-й мотодивизии и участвовавшей в бою хлебопекарной роты к мотоциклетным подразделениям дивизии СС «Рейх». Как видите, командир немецкой хлебопекарной роты ввел в бой своих пекарей как командир пехотной роты. Это, конечно, вынуждено, тем не менее, эта немецкая хлебопекарная рота не собиралась сдаваться в плен и не разбегалась, а командир пекарей не отказывался командовать в бою по причине того, что он типа специалист по сухим дрожжам.
Или, к примеру, немецкий полковник Адам, до войны преподаватель топографии, с началом войны адъютант командующего 6-й немецкой армии и одновременно начальник управления кадров этой армии.
При окружении советскими войсками немецких войск под Сталинградом в районе реки Чир, полковник Адам случайно оказывается старшим по званию, посему без колебаний начинает сбивать тыловые части в боевые группы, организовывает фронт по реке Чир и командует этими частями («Фронт получил еще и другую желанную помощь. Комендант города доложил, что 22 ноября прибыли в Нижне-Чирскую полностью укомплектованная ротная хлебопекарня и взвод полевой скотобойни. Они удрали от танков противника, что при создавшемся положении трудно было поставить им в вину. Обе эти части я сразу же включил в состав боевых групп»). И этот начальник отдела кадров так удачно командовал фронтом, что 17 декабря 1942 года полковника Адам был награждён Рыцарским крестом.
А вот аналогичный случай из истории Великой Отечественной. Начало октября 1941 года. Немцы окружают под Вязьмой четыре наши армии. Артиллерист, капитан Толконюк в это время служил в оперативном отделе 19-й армии, которой командовал генерал-лейтенант М.Ф. Лукин. Лукин предал, бросил штаб и удрал в надежде сдаться немцам в плен.
Группа офицеров штаба остались и без командира, и без приказа, и чтобы действовать вместе, им, как людям военным, требовался командир, и вот тут случилась интересная ситуация, которую Толконюк вряд ли выдумал.
«Выслушав такую разноголосицу, я снова взял слово: «Так мы ничего не решим. Прения разводить не время и не место. Здесь требуется единая воля, которой все должны беспрекословно повиноваться. Среди нас есть старшие по званию товарищи: одному из них и следует взять на себя командование и ответственность…».
Но меня прервали голоса: - Я инженер, а не строевой командир, - возразил майор инжвойск. – А я связист и не смогу командовать… - А я политработник и мои обязанности известны, - высказался офицер с двумя шпалами на петлицах. – В любой обстановке моя обязанность – политобеспечение. Поэтому связывать руки командованием мне не следует».
…Откровенно говоря, мне не хотелось вручать свою судьбу людям, не желающим брать на себя ответственность, и я согласился. «Хорошо, я беру на себя командование»».
Уверен, что не ошибаюсь – в понимании немцев, да и тех же американцев, среди этой толпы людей в офицерской форме, офицер был всего один – капитан Толконюк, остальные - даже не военные, а так – штафирки, выслуживающие в армии большую пенсию.
***
Что «в сухом остатке»?
Меня попрекают, что я прославляю немцев и позорю своих родных офицеров, типа я не патриот России. А что толку от вас, «патриотов», с вашим прославлением тупых трусов и подлецов в погонах? Вон они сейчас на Украине безо всякого стыда по-прежнему тупо гонят солдат на украинские пулемёты, как когда-то и царское офицерство тупо гнало их на немецкие пулемёты…
|
|
