Проблема-то на самом деле совсем не в Херсоне, сдачу которого сейчас все усиленно кинулись обсуждать. Настоящая проблема – в доверии. Например, в 1917 году царское правительство (которое изо всех сил косплеят современные российские власти, точно забывая о невесёлом финале своих обожаемых кумиров – Столыпина и Николая II) исчерпало лимит народного доверия.
Карикатура 1917 года на тему шпионской связи царицы Александры Фёдоровны и кайзера Вильгельма.
«...Я тот, которому писала
Ты в полуночной тишине...»
Итог известен – подвал Ипатьевского дома.
А вот Советское правительство годом позже, хоть его территория и сократилась до размеров былого Московского княжества, народного доверия не растеряло. И сумело вернуть потом и территорию...
В этом смысле сама по себе уступка территорий не так смертоносна, как недавний обмен «государева кума» на две сотни матёрых нацистов, убивавших, по собственным признаниям, российских военнопленных, и татуированных свастонами и портретами св. Адольфия чуть менее, чем полностью.
Между прочим, В.И. Ленин всегда понимал, что доверие рабочих – первично, всё остальное – вторично. Из воспоминаний Л. Троцкого: «Однажды, в очень тяжёлые часы 1918 года Владимир Ильич мне рассказывал:
– Сегодня у меня была делегация рабочих. И вот один из них на мои слова отвечает: видно и вы, товарищ Ленин, берёте сторону капиталистов. Знаете, это в первый раз я услышал такие слова. Я, сознаюсь, даже растерялся, не зная, что ответить. Если это не злостный тип, не меньшевик, то это – тревожный симптом.
Передавая этот эпизод, Ленин казался мне более огорчённым и встревоженным, чем в тех случаях, когда приходили, позже, с фронтов чёрные вести о падении Казани или о непосредственной угрозе Петербургу. И это понятно: Казань и даже Петербург можно было потерять и вернуть, а доверие рабочих есть основной капитал партии».
Понимал это и Сталин, когда говорил в знаменитом тосте:
«У нашего правительства было немало ошибок, были у нас моменты отчаянного положения в 1941-42 годах, когда наша армия отступала, покидала родные нам сёла и города Украины, Белоруссии, Молдавии, Ленинградской области, Карело-Финской республики, покидала, потому что не было другого выхода. Какой-нибудь другой народ мог бы сказать: ну вас к чёрту, вы не оправдали наших надежд, мы поставим другое правительство, которое заключит мир с Германией и обеспечит нам покой. Это могло случиться, имейте в виду. Но русский народ на это не пошёл, русский народ не пошёл на компромисс, он оказал безграничное доверие нашему правительству. Повторяю, у нас были ошибки, первые два года наша армия вынуждена была отступать, выходило так, что не овладели событиями, не совладали с создавшимся положением. Однако, русский народ верил, терпел, выжидал и надеялся, что мы всё-таки с событиями справимся».
Говоря про заключение мира с Германией, Сталин, весьма вероятно, намекал на судьбу царского и Временного правительств, которым народ в конечном счёте именно это и сказал, дословно: «ну вас к чёрту, вы не оправдали наших надежд, мы поставим другое правительство, которое заключит мир с Германией и обеспечит нам покой».
Это понимание было и у Брежнева, когда последним аргументом при принятии решений для него было «народ нас поймёт» или «народ нас не поймёт». А вот у Горбачёва этого понимания – что всё упирается в конечном счёте в доверие народа – уже не было, он считал народ чем-то вроде игрушки, которой можно вертеть и так, и сяк, и именно потому он и закончил своё правление именно так, как закончил.
Могут, конечно, сказать, что нынешнему правительству нет никакого дела до «доверия рабочих» или «понимания народа», оно располагает доверием и пониманием буржуазии, и этого ему более чем достаточно. Но в окопах-то воюет, как правило, совсем не буржуазия, и уж точно там она не располагает большинством... Между тем решаться всё будет в конечном счёте именно там.
|
|
