Октябрь велик не тем, что спас российскую государственность, а тем, что покончил с ней. Не полностью и не навсегда, но на долгие годы. Эти годы стали вершиной отечественной истории. В ту пору Советский Союз в мире часто по старинке называли Россией. Упоминания о победах той России ее главный погромщик и наибольший огрызок – сепаратное государство РФ, - принимает на свой счет без возражений, с плутоватым смирением опускает глазки, не имея в собственном багаже иных побед кроме «побед» на «выборах». Речь о признании роли советской власти в решении задач российской государственности века 19-го в считанные годы 20-го века, конечно, не идет, да оно и не требуется.
Советская форма власти позволяет, но отнюдь не гарантирует содержание иное, нежели российская государственность. Российская государственность уцелела в советской власти, ее злокачественные образования выжили, разрослись в советском организме и убили его. Неотделимо от этого в КПСС разрослось ЕдРо, привело к перерождению партии, ныне воссияв в совершенстве, избавленном от идеи и ответственности.
История российской государственности повторяется как пародия, как фарс, как паразитирование и плагиат. Но для сносного исторического плагиата надо быть хотя бы примерно на уровне оригинала. Отказ от развития тоже имеет свое «развитие» - нынешняя российская государственность перетрясает чертежи прошлого, но из них ей по уму и по силам лишь самые корявые и примитивные. Российская государственность, убив советскую власть, повторно в течение века осрамилась в деле построения буржуазной республики. Теперь ее тянет, как раба на галеры, к истокам - к царю, барину и попу. В путинские времена российская государственность изготовилась воссиять с монархической ослепительностью, взявшись крепчать попутно с ослаблением страны. Форма и содержание российской государственности стремятся к былому соответствию. Православие как главная скрепа, самодержавие как истинная власть от бога, и народность, из кромешных глубин которой всплывают блаженные старцы и блаженненькие молодухи, гришки поклонские, наташки распутины, и прочий союз залдостанского народа. Обозначилось первое сословие, оно избавляемо от налогов как по сословному праву, так и в облегчение его страданий от западных санкций, в том же ряду - повышение податей платону (отчество не знаю) ротенбергу. Долгое время эта публика не могла разобраться в своих чувствах – то ли смеяться, то ли плакать от этих санкций. Теперь есть хотя бы частичная определенность – низшие сословия пусть плачут на здоровье.
Вся эта благодать – хрестоматийный плод соотношения не столько классовых сил, сколько классовых бессилий. Обвальная реставрация капитализма превратила почти бесклассовое советское общество в почти деклассированное. Люмпен пролетариат, люмпен буржуазия (оттого и партии в РФ – это лишь зыбкие и обманчивые тени тех идей, что начертаны на их знаменах), люмпен олигархия, чей олигархизм подарен ей российской государственностью, люмпен-бюрократия, главным образом обслуживающая сама себя в каждой ячейке своего сословия. В путинские времена распил несколько упорядочен, у корыта наведен некоторый порядок, да и тот по мере обмеления корыта начинает трещать.
Любители российской государственности для бодрости предаются воспоминаниям, как ни одна пушка в просвещенной промышленной Европе не могла выстрелить без дозволения феодальной неграмотной России - как раз те времена, когда закладывался фундамент Революции, отраженной в известном зеркале.
Хранителей преданий о советской власти бодрят непогрешимые правильности сталинизма времен закладки фундамента контрреволюции, буржуазной по содержанию, номенклатурно-криминальной по характеру. На этом фланге черносотенный сталинизм великодержавия и сильной руки имеет явный перевес над исторически обусловленным сталинизмом решения конкретных задач экономического и социального развития. Там Ленин и Сталин - как Иисус и Папа римский у католиков. Объяснение гибели СССР там видят сугубо в отступлениях от марксизма - так они называют отступления от сталинизма, который наделяется универсальностью и всесильностью. При этом нет и намека на очерчивание облика их сталинизма применительно к задачам сегодняшнего дня. Стараниями этой публики фигура Сталина избавляется от актуального для коммунистов идейного и политического потенциала, в том числе потенциала критического, и превращается в былинный персонаж, становится идолом, пляски вокруг которого помогают отвлечься от мерзости и убожества дня сегодняшнего, но не этим мерзостям противостоять.
Российская государственность и советская власть связаны не только временнОй последовательностью, но и причинно-следственными связями в обе стороны, как в начале 20-го века, так и в его конце.
В начале 20-го века Российская империя была совершенно не готова к социализму экономически, но оказалась готова социально-политически. К концу 20 века экономика СССР переросла тот капитализм, что могла реставрировать контрреволюция, но социально-политическая готовность к буржуазной контрреволюции созрела. Диктатура пролетариата - переходный период, - смог стать переходным периодом к диктатуре другого класса. Диктатура может быть перехвачена, ее содержание может быть подменено.
Давно известный пример: в свое время госпатриотизм КПРФ перехвачен партией, слегка от КПРФ отличной. Сегодня зюгановская околокоммунистическая партия вполне при деле в российской государственности, ее забота - перехват и нейтрализация левых просоветских настроений на дальних подступах к социализму. Примечательно, например, что нападки на Ленина плохи на взгляд главкома (главного «коммуниста», чья пошлость уже зашкаливает) тем, что «подрывают народное единство» в условиях, когда российская государственность «обложена со всех сторон». Советская власть околокоммунистическим консерваторам мила лишь постольку, поскольку в ней семь десятилетий отсиживалась и ждала своего часа российская государственность.
Уместно заметить, что столетие Февраля российской государственностью отмечено уныло. Дело тут не в печалях оттого, что Октябрь очень быстро все испортил. Февраль для нынешней российской государственности и сам-то по себе – неродной, какой-то сомнительный, какой-то буржуазно-демократический, но самое главное – какой-то подозрительно-народный по движущим силам, хотя и не по главным сиюминутным выгодоприобретателям, и очень уж Октябрем чреватый. Но, похоже, российская государственность сейчас все-же больше боится нового Февраля, чем нового Октября, как вор больше боится бузы в шайке, чем прокурора. Однако может оказаться, что попытки увидеть даже ближайшее будущее, чересчур усердно прижимаясь к почве сегодняшнего дня, - это все равно, что попытки разглядеть 1917-й год глазами года 1916-го.
|
|
