Исторически сложилось так, что с момента своего возникновения после распада Британской Индии и в течение многих десятилетий Пакистан оставался для Советского Союза и наследовавшей ему России стратегическим противником, а отношения между двумя странами если и теплели, преодолевая точку замерзания, то очень ненадолго. Само геополитическое положение Пакистана, его вовлеченность во все антисоветские и антироссийские союзы, десятилетиями сохранявшаяся роль Пакистана как опорного пункта США в Центральной и Южной Азии, его ключевая роль в борьбе против нашей страны афганских моджахедов во время войны 1979-1989 гг., активное покровительство талибам, чеченским повстанцам и нынешним джихадистам всех мастей - все эти факторы не позволяли выстраивать не то что хоть сколько-нибудь конструктивные, но даже просто нейтральные взаимоотношения с 200-миллионной страной, членом клуба ядерных держав.
Для Пакистана, в первые годы после своего образования существовавшего как британский доминион, ориентация на США и Великобританию оставалась и во многом остается неизменным приоритетом, тогда как Индия, главный геополитический соперник, территориальные споры с которой не урегулированы до сих пор, для России по-прежнему ключевой внешнеполитический партнер в Южной Азии. Последовательная антисоветская и антироссийская политика пакистанского истеблишмента, репрессии против коммунистов и левых, тесное сотрудничество пакистанских спецслужб с американскими спецслужбами, членство в проамериканских и пробританских блоках СЕАТО и СЕНТО, предоставление собственной территории Соединенным Штатам в качестве основного плацдарма для операций США и НАТО в Афганистане составляли практически неизменное, с незначительными флуктуациями, внешнеполитическое кредо Исламабада.
Распад Советского Союза мало что изменил в межгосударственных взаимоотношениях. В первой половине 90-х Пакистан сыграл ключевую роль в демонтаже просоветского режима в Кабуле, а затем - в захвате власти в Афганистане движением «Талибан» (запрещено в РФ), сформировавшимся и вскормленным на пакистанской территории. В 2004 г. Пакистан получил статус «основного союзника США вне НАТО», в рамках которого на регулярной основе получал военно-техническую и финансовую помощь от Вашингтона. Единственный более чем за 30 лет визит в Москву первого лица Исламской Республики (президент Первез Мушарраф в 2003 году посетил нашу страну, впервые после приезда Зульфикара Али Бхутто в начале 70-х) имел чисто протокольное значение, как и визит председателя российского Правительства Михаила Фрадкова в Исламабад четыре года спустя. Стратегический союз России с Индией и последовательный курс Пакистана на поддержку разнородного и разноцветного исламского терроризма накладывали вполне объяснимые ограничения на любые двусторонние контакты.
Во время кровавой и изматывающей войны 1979-1989 гг. Пакистан играл ключевую роль в поддержке афганских моджахедов, сражавшихся против законного правительства ДРА и помогавшей ему советской армии, снабжая их добровольцами, оружием, деньгами, разведданными. Именно артиллерийские и танковые подразделения пакистанского 11-го армейского корпуса и вертолеты пакистанских ВВС помогали головорезам Бурхануддина Раббани утопить в крови восстание советских и афганских военнопленных в печально знаменитом лагере Бадабер.
Для полиэтничной и многоязычной Исламской Республики Пакистан, в основании которого лежала религиозная общность, ставка на радикальный ислам - государствообразующая идеологическая ценность. Национальная идея пакистанских властей предержащих - реванш в индийском Джамму и Кашмире, защита мусульман в Индии и, безусловно, талибов в Афганистане. Десятилетиями взращивая на государственном уровне исламский фундаментализм, пакистанские власти сами получили звонкий щелчок по носу внутри страны - взрывной рост регионального сепаратизма. Многолетняя борьба регулярной армии против так называемого «Вазиристана» - обосновавшегося на афгано-пакистанской границе непризнанного «государства» пуштунского меньшинства, ставшего укрепленным и ощетинившимся лагерем талибов - до сих пор успехом не увенчалась. Резко ухудшившиеся в последние десять лет отношения Пакистана с Соединёнными Штатами - индикатор усиливающегося внутреннего кризиса пакистанской системы управления территориями. Заокеанскому другу плевать на ультрареакционную внутреннюю политику, генерируемую пакистанской государственной машиной, а вот внутренней слабости Вашингтон своим союзникам не прощает.
В то время, как Исламская Республика Иран, например, со всех сторон обложена парализующими экономическими санкциями и внесена в «чёрные списки» различных международных организаций как «страна, не отвечающая международным требованиям в области финансирования террористических организаций», к Пакистану, с первого дня своего существования взращивающему террористов в регионе, отношение гораздо мягче - он пока «в серой зоне»: получить финансовую помощь от Евросоюза, МВФ, Всемирного и Азиатского банков развития ему нелегко, но возможно. Как эти средства расходуются, проверить весьма затруднительно, но, судя по тому, что «Талибан» и другие группировки чувствуют себя весьма вольготно как в четырех основных провинциях ИРП, как в федерально управляемых племенных территориях, так и в пакистанском Кашмире, отнюдь не вся финансовая помощь идет по прямому назначению. Плюс огромные доходы от наркотрафика - по данным Управления ООН по наркотикам и преступности (УНП ООН), из 70 млрд долларов, получаемых от продажи наркотиков в Пакистане, около двух миллиардов идут на поддержку талибанского движения.
Говорить о непоследовательности американской политики в отношении разных отрядов мирового и регионального терроризма стало уже общим местом. Поддержав в 1996 году афганских талибов в их притязаниях на кабульский президентский дворец Арг, Соединённые Штаты уже через пять лет организуют новый крестовый поход на Кабул, уже против талибанского правительства - военная операция «Несокрушимая свобода» формально начиналась как ответ на неизвестно кем совершённые теракты 11 сентября 2001 года в Нью-Йорке и отказ талибов выдать укрывавшихся на афганской земле Усаму бин Ладена и других лидеров аль-Каиды, а в реальности стала следствием проводившейся Талибаном в начале нулевых политики выкашивания полей опийного мака и, соответственно, удара по американским доходам с практически неконтролируемого наркотрафика. Выделяемая правительству Пакистана в течение многих лет финансовая помощь предназначалась для совместных «контртеррористических операций» против Талибана, «сети Хаккани», «Лашкар-и-Тайба» и других группировок. Борьба пакистанских властей против талибов Вазиристана, невзирая на активную поддержку американской авиации, была признана неэффективной и продолжается по сей день.
Нельзя отрицать и очевидного: в отношении знаковых террористов пакистанское общество проявляет труднообъяснимую лояльность - так, например, дело основателя террористического движения Лашкар-и-Тайба Хафиза Саида, обвиняемого в организации теракта в мумбайском отеле «Тадж-Махал Палас» в 2008 году, в ходе которого погибло более полутора сотен человек, до сих пор не закрыто, а виновник к ответственности не привлечён. Несколько раз пакистанский суд выпускал Хафиза Саида на свободу, вызывая восторг у десятков тысяч поклонников террориста, называвшего каждое своё освобождение «пощёчиной Индии». Лишь летом прошлого года он был арестован в рамках выполнения условий Организации по борьбе с отмыванием денег ФАТФ (Financial Action Task Force), но никаких гарантий того, что он останется в тюрьме, а дело закончится приговором, по-прежнему нет.
Десятилетиями казавшиеся безоблачными, американо-пакистанские отношения дали трещину ещё при администрации Обамы, заморозившей одну из ключевых программ военно-технического сотрудничества с ИРП: сославшись на недостаточность пакистанских усилий в борьбе против сети клана Хаккани, Пентагон секвестировал американскую военную помощь Исламабаду на $300 млн, предназначавшихся для разгрома исламистских группировок приграничного с Афганистаном Северного Вазиристана. Между странами накопились разногласия, выражающиеся в разнице подходов к урегулированию внутриафганского конфликта и антитеррористической активности внутри самого Пакистана. Охлаждение американо-пакистанской дружбы шло параллельно с укреплением американского влияния в Индии, обвиняющей Пакистан в поддержке кашмирских террористов, и усилилось после потери власти президентом Первезом Мушаррафом, имевшим репутацию вашингтонской марионетки.
Ещё более критично в отношении пакистанских способов осваивать финансовую помощь выступил Трамп, обнародовавший новую стратегию США в Юго-Восточной Азии - администрация нового Президента США заявила о заморозке уже около 900 млн долларов до тех пор, пока Исламабад не продемонстрирует убедительных доказательств их рачительного освоения. Видимо, их не последовало, поэтому в 2018 г. накануне визита в Исламабад государственного секретаря Майкла Помпео и председателя Комитета начальников штабов генерала Джозефа Данфорда «Фонд поддержки коалиции» был заморожен, а в своем твиттере Дональд Трамп написал: «США по ошибке передали Пакистану более 33 млрд долларов финансовой помощи за последние 15 лет, в ответ они не дали нам ничего, кроме лжи и обмана, держа наших лидеров за дураков. Они укрывают террористов, за которыми мы охотимся в Афганистане… Такого больше не будет». Правительство Пакистана, разумеется, с такой позицией не согласно: по словам министра иностранных дел ИРП Шаха Махмуда Курейши, как минимум 300 млн долларов должны быть уплачены Пакистану в компенсацию понесенных им расходов в борьбе с терроризмом, а также в счет использования Соединенными Штатами объектов пакистанской инфраструктуры - через Пакистан по-прежнему идет основной поток грузов для операций США и НАТО в Афганистане.
Сформированное в 2018 году новое пакистанское правительство Имрана Хана развивает публичную риторику национального суверенитета: Исламабад, вопреки американским ожиданиям, не выразил резко негативной антииранской позиции в ходе объявленного Трампом «крестового похода на Тегеран». В официальном заявлении МИД Пакистана, оглашенном после объявления Белым домом своего решения выйти из СВПД, говорится: «Пакистан считает, что международные договоры и соглашения, заключенные в результате сложных и напряженных переговоров, являются священными. Произвольное расторжение таких соглашений подрывает уверенность в ценности диалога и дипломатии в деле поддержания международных отношений и мирного разрешения споров…. Мы приветствовали заключение СВПД и надеемся, что все стороны найдут способ его продолжения, особенно учитывая, что Международное агентство по атомной энергии (МАГАТЭ) неоднократно подтверждало исполнение Ираном всех своих обязательств по нему». Несмотря на двойное американо-саудовское дипломатическое давление, Пакистан, обретший ядерный статус исключительно благодаря саудовской финансовой помощи, выразил солидарность со злейшим врагом саудитов - Тегераном - по вопросу о выходе США из ядерной сделки, после чего госсекретарь Помпео заявил, что США как крупнейший донор МВФ сделает всё возможное, чтобы заблокировать кредиты для Исламабада, попутно отказав ему в ранее обещанном американском кредите на $700 млн на покупку истребителей F-16 у авиационно-космической компании Lockheed Martin. Кстати, именно с подачи Lockheed Martin, получившей в обиходе говорящее наименование «фабрика по производству вдов и сирот», статус особого партнера на уровне союзника НАТО был присвоен Индии, в которой США теперь планирует строить завод по сборке истребителей F-16: таким образом, Вашингтон одновременно подпортил настроение России как главному поставщику оружия и военного оборудования в Индию, показал язык Китаю и чувствительно щёлкнул по носу Исламабад.
С середины 2010-х гг. международный контекст стал существенным образом меняться и для России. Резкое охлаждение с евроатлантическим миром после 2014 года, на фоне украинского кризиса привело к общей переоценке внешнеполитических приоритетов. «Лицом к Востоку» повернуться заставил не только кризис со взаимоотношениях с прежними партнерами, но и стремительные изменения мировых военно-политических раскладов. Если в 2010 году Владимир Путин, будучи тогда главой российского Правительства, заявил, что Россия против развития стратегических и военных связей с Пакистаном из-за дружественных отношений с Индией, то в 2011 году Россия поддержала пакистанскую заявку на вступление в Шанхайскую Организацию Сотрудничества (разумеется, параллельно с аналогичной заявкой Индии), а в 2017 году сняла свои возражения против вступления Пакистана в Группу ядерных поставщиков, которая была создана в 1975 году для предотвращения распространения ядерного вооружения и насчитывает сегодня около полусотни государств.
Энтузиасты развития пакистано-российских связей сегодня предлагают действовать от противного, отталкиваясь от существенно ухудшившихся в последнее десятилетие отношений Исламской Республики Пакистан и Соединённых Штатов. Они в своих наблюдениях усматривают «все более заметный дрейф Пакистана из зоны американского влияния в сторону России и Китая». Я бы призывала к сдержанности в подобных оценках - о сохраняющейся приоритетности отношений с США для Пакистана говорят не только заявления пакистанских политиков, но и вполне объективные экономические показатели. Товарооборот России с Пакистаном сегодня даже несколько меньше российского-иранского - это с учётом того, что Иран вот уже 40 лет находится под жёсткими санкциями.
О сколько-нибудь полноценном военно-политическом и военно-техническом сотрудничестве между Москвой и Исламабадом пока говорить не приходится, да и вряд ли придётся в обозримой перспективе, но начало положено: в 2014 году во время первого визита российского Министра обороны в Пакистан было подписано соответствующее соглашение, и уже через год впервые с момента возникновения Пакистана Исламабад купил у Москвы 4 транспортно-боевых вертолета Ми-35М, после чего в ИРП на постоянной основе появилось официальное представительство «Рособоронэкспорта».
В 2014 и 2015 гг. прошли первые совместные российско-пакистанские учения против поставщиков наркотиков, а в 2016 и в 2017 гг. - совместные военные учения на территории Пакистана. В 2017-м же году - совместные учения подразделений специальных антитеррористических сил. В августе 2018 г. на уральском полигоне Чебаркуль прошли антитеррористические учения «Мирная миссия-2018», в которых впервые России удалось обеспечить участие одновременно и Индии, и Пакистана как двух новых членов ШОС.
Думаю, излишний оптимизм в отношении качественного прогресса в области российско-пакистанского военно-технического сотрудничества в ближайшее время не обоснован по целому ряду причин – во-первых, Россия по-прежнему выстраивает своё ВТС в южноазиатском регионе с учётом индийских приоритетов и поставки некоторых видов военной техники будет жёстко увязывать с антитеррористической деятельностью пакистанского государства именно внутри самого Пакистана (например, холдинг «Вертолеты России» выиграл тендер на поставку вертолета Ми-171 в провинцию Белуджистан). Военная дестабилизация сопредельных с Пакистаном стран совершенно точно не в интересах России. Во-вторых, несмотря на интерес Исламабада к военным закупкам, платёжеспособность ИРП оставляет желать лучшего.
А вот гражданское экономическое сотрудничество развивать представляется весьма перспективным, с учётом уникального геополитического положения ИРП. В 2015 г. Министр энергетики РФ Александр Новак подписал с пакистанским коллегой соглашение о строительстве газопровода «Север - Юг» протяженностью 1,1 тыс. км. и мощностью 12,3 млрд. куб. м. газа, который должен связать терминалы по приему сжиженного природного газа (СПГ) в порту Карачи на юге страны с другим крупнейшим городом - Лахор на северо-востоке (совместный проект реализуют российская госкорпорация Ростех и пакистанская компания ISGS). Можно сказать, что это первый инфраструктурный проект двух стран за 45 лет после металлургического завода в Карачи, построенного советскими специалистами.
Прорабатываются возможности поставок в Пакистан сжиженного природного газа по линии Газпрома, строительство региональных трубопроводов, в том числе морского газопровода Иран – Пакистан - Индия. Изначально проект газопровода задумывался как наземный, и тогдашний Президент Ирана Махмуд Ахмадинежад совместно со своим пакистанским коллегой Асифом Али Зардари даже провели символический запуск его части в иранском городе Чахбахар. Тогда проект был приостановлен из-за антииранских санкций. Теперь планируется построить морской газопровод, что выйдет существенно дороже, зато безопаснее.
Москва никогда не стремилась к тому, чтобы играть активную и непосредственную роль в пакистанской политике, и сегодня в этом отношении для неё мало что изменилось – в нашей орбите влияния традиционно совсем другие страны. Новое пакистанское правительство имеет репутацию скорее прокитайского, чем проамериканского (правда, представители пакистанского руководства не скрывают своего прагматического интереса в таком чётком позиционировании, с удовольствием публично артикулируя, сколько миллиардов долларов инвестиций они ожидают получить от Народного Китая). В то же время не секрет, что свою роль во внутриафганском урегулировании новый премьер-министр ИРП Имран Хан, внутри страны имеющий прозвище «Талибан Хан» (ещё в начале нулевых он заявлял, что «восхищается судебной системой, которую установило движение «Талибан» в Афганистане и сделал бы то же самое, если бы пришел к власти»), видит во всесторонней поддержке талибов и их вовлечении в легальный политический процесс. Самым неразумным для России в этой ситуации было бы плестись в хвосте чужих внешнеполитических игр и усиливать проталибанскую чашу политических весов, неизбежно при этом теряя доверие законного афганского правительства, годами зарабатываемую репутацию и имеющиеся позиции в Кабуле. Следует всегда помнить, что наши интересы в Афганистане имеют принципиально иную природу, чем у пакистанского руководства - для нас важны мир в регионе, стабильность, безопасность наших южных границ, а значит, при любом уровне двусторонних российско-пакистанских отношений наши взгляды на оптимальное устройство региональной безопасности совсем не обязательно будут совпадать.
|
|
|
Рейтинг: 2.21, Голосов: 14
|
|
|
