В восьмидесятых, если кто помнит, не было разнотолков относительно прогресса. Это работа всего прогрессивного человечества, откуда и термин, правильный, хитрый, адаптивный (как и народная демократия), сталинский – и СССР в данном направлении впереди планеты всей. Стиль конструктивизм здесь царствовал до тех самых восьмидесятых – лишь меняя материалы… Но не о стилях, об идеологиях.
Конец восьмидесятых и Эпохи заставил обсуждать цену прогресса – того социалистического, флагманского прогресса, который до этого не обсуждался. Перестройка попробовала поменять знаменатель, а в итоге – и знамя. Оказалось, что не только строить коммунизм, но и социализм сохранять при таких «чудовищных репрессиях казарменного социализма» - невозможно. Боится эту ответственность дальше нести народ, кризис идентичности у него от этого страха случился. От уже пройденного этапа индустриализации и коллективизации (без второй не было бы и первой), стали отказываться, и тут, строго логически исторические этапы и сделали рокировочку, словно на железнодорожной стрелке. Вся инфраструктура, индустрия, все социальные, производственные, культурные связи, за век почти пронизавшие советское общество поставлены были на политический аукцион, где наиболее крикливые и нахальные сбивали цену всему советскому. И что самое главное – советской власти как методологии, каркасу, сущности общества.
И вот заругивавшие плановую экономику, навешивавшие на неё вериги экологических и «большевистских» преступлений – сумели отделить дерево от корней – исторических, социальных, идеологических. Это были либералы, они уже звучали в перестроечном гомоне – не даром КГБ (контрреволюционные гробовщики большевизма) вместе с нацфронтами создавали партейки вроде ЛДПР. Моду вводили, прощупывали сознательность масс, их хваткость в отношении всего своего – социалистического. Главным была прописанная в конституции и законах – неприкосновенность и неделимость социалистической собственности. В плане социальных иерархий она претворялась в прозрачность, подотчётность не просто доходов каких-то чинуш, а вообще целесообразности всех поощрений.
Тут контре было непросто: подключая всё ту же пролетарскую, а теперь, при завидном уровне развития и производительных сил, и потребностей – скорее, мелкобуржуазную стихию, она представляла партократию в качестве той самой капиталистической элиты… чтобы обосновать вскоре её легальный переход именно в этот статус. Над этой загадкой перестроечной диалектики ещё придётся поломать головы философам и историкам грядущего. Но нам как очевидцам важно отметить вот что: гигантское сооружение СССР, доставшееся в итоге горлопанам перестройки, которые и не ведали куда вести сей исполинский корабль – работало отлажено и приплод населения имело в 1989-м убедительный, ничто не предвещало (там, в статистике) демографической и геополитической катастрофы.
Либерализм после большевизма: кризисное управление или погром?
Гайдар, Чубайс, министр переходного периода и ныне успешный банкир Нечаев любили рассказывать про пустую казну и долги горбачёвского государства. Но ни разу не добавили к этому, что капитал в самом классическом виде – в стране наличествовал. Это были не одни производственные мощности, это было полностью укомплектованное специалистами производство, налаженные связи сбыта, внутренней кооперации, весь СССР работал как точно слаженный механизм. От Radiotechnik’и в Риге до дальневосточных филиалов индустрии и постиндустрии. Я встретил август 1991-го на Оскольском электро-металлургическом комбинате: он работал, как часы, без стачек, без митингов, мы обедали задёшево в его столовых (их на территории и за ней было не менее четырёх), мылись там в душевых, покупали в буфетах редкие и в самой Москве тогда сигареты «Магна», «Честерфилд», «Бонд», они туда попадали по бартеру, задёшево.
Само собой – нарастали сбои, так как прибавление к плановой экономике хозрасчёта и всевозможных семейных подрядов, а ещё и акционирования, этих бактерий соцрегресса – было ни чем иным, как НЭПом, только, скорее, пародией на НЭП, когда «командные высоты» вовсе не удерживались партией, а сама она не ведала что творить. Ведь главный враг, как и советовал антисоветчикам в 70-х А.Зиновьев, уселся коршуном на самом верху комиерархии и выклёвывал (Яковлев) «глаза» партии – а партия ведь не один ЦК КПСС, это была именно система взаимодействия гигантского общественного организма (причём снизу-вверх, а не только сверху вниз), государства-завода, модели общества для всего мира.
Без партийной, коммунистической системы взаимопонимания (на всех уровнях, от производственного до исторического) индустрия и воспроизводимый ею уровень жизни – рухнули, но уже находясь в руках новой власти, это необходимо помнить. Само собой, реформаторы в своих пафосных воспоминаниях пишут о том, что пришли к пустым сейфам и задолжавшей казне – не надо им огульно не доверять, ведь и Горби был порядочным государственным преступником и действительно нахватал кредитов МВФ (за которые потом мы расплачивались нефтью все «тучные» годы), однако их стоит просто проверять. А вот далее следуют и собственные их признания (Чубайс), что приватизация соцсобственности в самых лакомых местах (индустрия, капитал) шла вовсе не по рыночной, но по адекватной стоимости. То есть – и именно этот факт надо класть в основу всех будущих процессов советского народа против контры, - все залоговые аукционы, все дальнейшие капиталы олигархов и новые социальные иерархии строились на заведомо неправовом, разбойничьем базисе.
А вот теперь поговорим о правах человека
Одним из таранов перестройки, которая стала своеобразной партийной ассимиляцией диссидентства (начиная с Андропова, лично общавшегося с диссидой на допросах, начиная с покушавшегося на Брежнева, и там-то исторически усомнившегося) – был жупел прав человека. В отрыве от базиса он оказался прямо-таки страшнее ядерного оружия (эту аналогию интуитивно верно употребил, правда, с идейно-отсталых позиций лидер «Культурной революции»: «кто боролся за наши права человека, пугая нас ядерной войной?»). Ведь любые права и свободы обеспечиваются инфраструктурой, уровнем культурного развития и сплочённости индивидов в общественном производстве. Красивее это формулируется Михаилом Делягиным как «свобода есть избыток инфраструктуры». Ну, в СССР если не избыток, то уж как минимум достаток, достаточное развитие инфраструктуры и позволило вместо «революции сверху» (о ней интересно писал Ацюковский) произвести контрреволюцию. И приватизировать эту самую инфраструктуру – раздробить её. А дробление её и означает регресс, так как вне единого механизма его части становятся не нужны (сплочённому коммунизмом как вектором обществу, капиталистам-то нужны – как металлолом, например, земля под заводами).
В чём была разница прав, например, двух таких человеков в конце 1920-х, после НЭПа – жителя деревни, приехавшего в город устраиваться на завод и давно работающего на заводе горожанина? Вроде бы граждане одной РСФСРии, но один безграмотный холостяк в лаптях, а другой в «скороходах» с семьёй многодетной, дети пристроены в садик, сам заканчивает рабфак и уже учит молодняк… Прав больше у городского потому, что он включён на правах рабочего в цепь взаимных ответственностей, ему можно доверять: он закончит свой участок работы в срок и даст обществу всё, что намечено большевистским планом. А что деревенский пока может обещать? Ну, что устроится на завод – вот оттуда-то и начинаются его права человека. Писать статьи в заводскую многотиражку, играть свадьбу на диво односельчанам, ликбез на себе ощущать, на рабфак поступать, в стахановское движение вливаться… Но всё это должно начаться. А нет участия в жизни социалистического организма – нет и прав. Всё вроде понятно.
А теперь уберём базис. Ну, социализм вырубим топорами либералов – мол, что за людоедство этот ГУЛАГ, эти казарменные социализмы… Мол, хотим как у буржуев (и ведь так точно формулировали шахтёры-забастовщики, ельциноподдерживальщики), а всё что тут до нас настарались – то есть именно все права трудящихся, тут придётся подчеркнуть, это нам не важно. Можно и правила игры поменять – зачем трудящимся именно права давать? Не проще ли эти права монетизировать? А завод акциями порубить – кто-то поишачит, а кто-то прибыль поимеет?.. Вот такие два типа прав человека выходят. Вроде люди-то одни и те же, а вот механизм обеспечения прав уже не работает – то есть работает, но на одних больше, а на других меньше.
Я примерно, схематически показал, насколько сложной был тропа завоевания прав свободы слова, собраний (далее по списку) в СССР, именно тут, поскольку, если вы почитаете Эренбурга оттепельных времён, вы встретите у него это словосочетание только в связи с борьбой за социализм во всём мире. И уж никак не против него – вот в чём исторический парадокс. А жупел сей использовался многократно в борьбе с СССР. Горький это словосочетание упоминал в ходе процессов 1930-х годов (точность цитаты не гарантирую, но смысл - да): «в стране социализма империалистов интересует только одно право человека – право на вредительство». В конституции 1936-го года, что отметил Лион Фейхтвангер сказано не только о свободе слова, но об обеспечении ее через право соцсобственности для тех, кто трудится, именно для трудящихся – вот что стоит отметить.
Обеспечение конституционных прав в СССР могло включаться только через исполнение конституционных же обязанностей, поскольку «от каждого по способностям, каждому по труду». А вот те, которые больше прочих кричали о правах человека в СССР – на секундочку, - были ли они стахановцами, шахтёрами, передовиками производства? Нет, чаще тунеядцами, ну или сотрудниками НИИ низшего, незадействованного в ответственных цепях соцсвязей. Выходит, что этим ребятам просто не хватало обязанностей? Ну, что-то в эту сторону, как минимум. Пример Сахарова – это драма личности, осознающей свою ответственность в мировом масштабе и не справляющейся с этой ответственностью на стороне избранного им мирового игрока. Это тема отдельная, но и он, кстати, в период правозащитной епитимии не делал физических открытий. То есть по основной работе не перенапрягался…
«Соблюдайте вашу конституцию» - надо повернуть к диссидентам конституционным же боком. А вы-то много ли дали обществу по месту работы? Не ужились? Как Бродский тунеядствовали? И что – решили, как теперь модно говорить по-горбачёвски, взамен своих обид «даровать свободу»? Вот только воспользоваться ею могут единицы – из уцелевших… А остальные заняты добыванием хлеба насущного и им на ваши свободы плевать с Останкинской башни, где они все и сосредоточились после монетизациии.
Погром в идеологической цитадели предвосхитил разгром инфраструктуры, после которого общество стало вымирать нарастающими темпами. Кто за это должен отвечать? Виноватых нет? Или просто иных уж нет, как Ельцина, а те – далёко, как Чубайс, лишь в личном самолёте признающий, как забивал в гроб коммунизма свои гвоздики?.. Всё это вопросы не праздные. Речь идёт о затянувшемся, но очень серьёзном историческом преступлении, за которое если не ответят непосредственные виновники, то придётся отвечать нам, из поколения в поколение, в боях за жизнь – ведь именно утратив то социалистическое общество, которое равно всех наделяло правами и обязанностями, мы утратили права человека в их диалектическом понимании, права продолжать род без боязни безработицы и нищеты, права иметь свободное время на саморазвитие, на отдых, на гарантированно качественную медицинскую помощь. Это права человека первичные, задавленные теми демагогическими, что в отрыве от базиса стали надгробием советскому периоду развития…
Замкнутый монорельс регресса
А что себе воображали либералы в экономике? Как затаскивали в капитализм рабочий класс, что обещали? У них выходило всё идеально: имея уже построенные ударно заводы, трудами всё тех же исправляющихся контриков в ГУЛАГе, можно только стричь купоны. Мол, рабочий класс – закупай акции своего завода, кто сколько унесёт. Так распродавали Магнитку, шмат которой достался и Путину, а уж Рашников, его нынешний директор – тоже не остался в обиде. В «Форбсе» рядом с увеселительной прозой Пелевина я читал этакую проповедь: что работяги Северстали богатыми стали, ведь сей завод не пальцем делан… Солидная буржуазность на загорелых в цехах лицах… Это тоже музей либерализма. Суть его – в принципиальной бессвязности требований всевозможных свобод и базиса. Если не сказать – в диверсионной бессвязности… Впрочем, это будет решать уже НКВД СССР (новый комитет внутренних дел).
Переставленный с рельс социализма на рельсы капитализма (я специально использую терминологию реформаторов) весь длиннющий состав СССР – тотчас полетел под откос в плане конкуренции мировой. Под обещания ваучерных застрельщиков встроиться на достойном уровне в мировой рынок - стал империей сырьевой. Потому что вагоны не той системы. И не потому что отсталые, а потому что на новых путях второй рельсы не было вообще – говорю же, либерализм есть требование свобод вне базиса, монорельс выходит. И никуда не ведёт, замкнут на 1991-й год. Митя-премьер оттого и проговорился, что стране его Рашке мало лет.
Вы не обращали внимание, много ли требуют свобод либералы там, где реально ещё существует людоедство? Нет, что-то не суются. Да и газет там не читают. А вот столкнуть общество под откос регресса, чтобы спровоцировать в прогрессивном и прираставшем прежде 275-миллионном советском народе снова классовую борьбу, ксенофобию, фашизм и далее, как результат, каннибализм, - эти свободолюбцы могут запросто. Империализм хорошо платит. Им лишь инфраструктуру подавай – эти паразиты заводятся только в высокоразвитом организме. Так что правы были и Горький, и Сталин – безжалостно выжигая контру словом и делом на самой ранней стадии развития. И делая это открыто – на всех процессах 1937-го присутствовали иностранные журналисты.
Либеральное иго меняло вождей, но не меняло идей: как ни дорисовывают Путина до скрытого советского патриота, верить этому могут только шизофреники и нацпаты. Он куда опаснее Ельцина, поскольку ведал что творил, принимал страну уже в фазе активного распада и забинтовывая гангрену знал, что это не лечение, а только сокрытие преступлений «врачей». Бактерии коррупции под бинтами стабилизации плодятся. Либерализм как путь в прошлое выдохся в монархизм и прочее всякое мракобесие – опять же не случайно. Ведь он сам по себе был не попыткой капиталистически развивать (с помощью частной инициативы) советское наследие, «модернизировать» – он был дележом этого наследия с результатом (а суд наш скажет – с заведомой целью) медленного убийства советского народа. Это и не вредительство, и не что-то такое мелкое – это чистая КР, но каэров расстреливать нельзя.
Им надо дать то, на чём они зарабатывали свои капиталы, новый ГУЛАГ – кто-то только имя делал, а кто-то как Фридманы, Мордашевы, Лужковы и прочие бенефициары регресса делал деньги. Пока слышен был дружный вой о репрессиях и беззакониях сталинизма - их акции росли, их недвижимость множилась, им в руки сами падали выроненные засомневавшимся в себе народом куски соцсобственности. Но теперь всё пойдёт иначе - даже если наше поколение революционеров первой постсоветской волны пересажают поголовно. Политических сил, готовых не просто адекватно выразить это вопиющее историческое противоречие (народ вымирает, элита богатеет – строили все, приватизировали единицы), а бороться в соответствии с идеей советского реванша, в направлении возрождения СССР, то есть уничтожения в экс-республиках неофеодализма и силовигархии как класса здесь в метрополии – нет субъективно, но объективно они назревают. Это всё ещё информационный этап революции, но уж никак не реакция-стабилизация, до Первой Болотной державшаяся более десятилетия.
|
|
