По поводу приоритетных национальных проектов продолжают вести споры, высказываются порой самые неожиданные и противоречивые точки зрения. На наш взгляд, понять место и значение приоритетных национальных проектов (ПНП) в политической, социальной и экономической жизни России невозможно вне контекста общих тенденций развития России. Прежде всего, конечно, социально-экономических перспектив.
Но не только. На формирование общего подхода к ПНП влияли и влияют также в значительной мере такие тенденции, как:
- появление значительных относительно свободных ресурсов, сконцентрированных в разных формах у государства (Стабилизационный фонд, золотовалютные резервы, остатки по счетам и т.д.). Их масштабы со временем стали сопоставимыми с бюджетом страны. Так, величина Стабфонда, изначально установленная в 500 млрд. рублей, к концу 2007 года может ставить более 4000 млрд., из которых все же планируют выделить более 1400 млрд. рублей в фонд будущих поколений (ФБП) ;
- значительное сокращение внешней задолженности, которое привело в августе 2006 года к досрочной выплате более 21,3 млрд. долл. долга Парижскому клубу и превращению России из страны-должника в страну-кредитора (следует, правда, оговориться, что общий внешний долг остался на прежнем уровне);
- превращение экономического роста в устойчивую тенденцию, когда на протяжении 7 лет темпы роста ВВП превышали 6%, а промышленного производства - 3-4%.
Эти и другие экономические тенденции привели к тому, что к 2006 году у страны появились относительно новые экономические возможности.
В 2006 году Россия в очередной раз оказалась перед выбором: либо сохранить прежний инерционный алгоритм, либо перейти к интенсивному сценарию развития (в действительности выбрать один из сценариев развития).
Влияние на выбор оказывают различные силы и факторы, в т.ч. не только и даже не столько экономические.
У ряда политологов Россия "образца 2006 года" стала ассоциироваться с Россией "образца конца 20-х годов ХХ века", т.е. периодом, когда руководство СССР после завершения восстановительного периода поставило практические задачи коллективизации и индустриализации.
Действительно, не только финансово-экономически, но и политически, идеологически, даже внешнеполитически ситуации очень схожи. И не случайно в это же время с нацпроектами совпали такие идеи возрождения государства, как идея "энергетической империи", "демографического проекта", "модернизации ведущих наукоемких отраслей", а также укрепления внешнеполитических и военно-политических позиций и амбиций России в мире.
Вместе с тем, - следует особо подчеркнуть - к 2006 году Россия отнюдь не превратилась в благополучную страну, полностью вернувшую себе утраченные позиции. Достигнутый к концу 2006 года Россией уровень ВВП РСФСР 1990 года на самом деле свидетельствовал лишь о том, что Россия выбралась из кризиса, но отнюдь не превратилась в безпроблемное, а тем более развитое государство. Просто проблемы стали другие, связанные, прежде всего, уже не с восстановлением, а развитием.
Подчеркнем, что в 2006 году Россия еще не стала ни развитым, ни мощным государством. Тем более государством, способным вернуть себе утраченные СССР позиции. Это важно подчеркнуть, что в 2005-2006 годах стали появляться амбициозные идеи, не имеющие под собой серьезной материальной основы, которые условно можно было бы отнести к "реваншистским".
Завершение восстановительного периода российской экономики в 2006 году означало, что стало остро необходимо определить эффективную стратегию дальнейшего развития страны, которая адекватно отражала бы как растущие возможности страны, так и была бы вполне амбициозной для того, чтобы показать "великую идею", перспективу для нации. По многим характеристикам экономики, уровень 2006 года не может быть призван вполне удовлетворительным, а тем более благополучным. Это важно, чтобы не переоценивать возможности России, а также понимать ограниченность масштаба появившихся у России дополнительных ресурсов, в т.ч. и в связи с реализацией новых проектов развития.
Коротко слабые стороны характеризуются следующими чертами. В России практически не создаются новые и не модернизируются, за крайне редким исключением, старые промышленные мощности. Это сказывается на физических объемах. По сравнению с 1990 годом в России производится: стали на 11% меньше, цемента - в 2 раза, кирпича - в 2,5, деловой древесины - в 3, пиломатериалов - 3,4 раза, металлорежущих станков - в 14, тракторов - в 25 раз меньше. Даже нефти добывается на 5% меньше, чем в 1990 году.
Еще хуже обстоят дела с модернизацией экономики с сохранением отсталой структуры, низкой конкурентоспособностью и отсталым уровнем наукоёмкости производства. В целом это свидетельствует о крайне низком уровне эффективности общественного производства, сохраняющемся по настоящее время. Так, сегодня энергоемкость ВВП России в три с лишним раза превосходит аналогичный показатель в странах ЕС и в 2,3 раза - среднемировой. На производство одной булки хлеба или тонны чугуна, например, наша страна тратит в 2-3 раза больше электричества, сжигает в 2-3 раза больше угля и газа и в 2-3 раза интенсивнее загрязняет окружающую среду.
В бытовом секторе цифры еще более удручающие. Россия тратит на отопление одного квадратного метра жилья в 6-8 раз больше энергии, чем западные страны. Здесь в прямом смысле слова деньги уходят на ветер - до 40-50% подаваемого в дома тепла просто теряется из-за плохой герметичности .
На фоне роста мощностей, например, энергетики Китая, который только в 2005 году ввел в строй столько же мощностей, сколько имела в 2006 году Великобритания, положительные результаты развития электроэнергетики России выглядят более чем скромно , а проблемы ее развития - огромными.
Иными словами, рост ВВП России в денежном выражении не сопровождался адекватным ростом физических объемов, а тем более качественным ростом экономики. Прежняя ставка на ТЭК себя не оправдала.
В свое время правительство объявило, что ТЭК сможет "вытянуть" за собой другие отрасли. Однако он практически не инвестирует даже в себя. С 1982 года не строятся нефтеперерабатывающие заводы, хотя спрос на бензин в стране ежегодно увеличивается на 40-60%. Аналогичная ситуация и в энергетике, объемы производства которой очевидно угрожающе недостаточны для дальнейшего роста экономики.
Нефтяные компании хищнически добывают нефть только из высокодебитных скважин, консервируя даже рентабельные скважины с затратами на добычу в 13-15 долларов за баррель. В Ханты-Мансийском автономном округе, например, на 12 крупных уникальных месторождениях из числящихся на балансе 2,5 млрд. тонн запасов нефти не будет извлечен и 1 млрд. тонн. В то же время на приобретение акций с целью перепродажи тратится в отрасли в 10 раз больше, чем на геологоразведочные работы.
В то же время средняя реальная заработная плата в России в 2005 году, по оценкам экспертов, составила около 70% от уровня 1990 года. Можно согласиться с оценкой ряда экспертов в том, что покупательная способность рубля в 2006 году составляла 100:1 в отношении к покупательной способности рубля 1989 года. Не трудно подсчитать, что "среднесоюзная" зарплата в 230-240 рублей в 1989 году равняется 23-24 тысячам рублей в 2006 году. При этом важно добавить, что значительная часть услуг стали платными, а цены - выросли.
Еще сложнее ситуация с инфляцией, которая в 2006 году стала социально-экономической проблемой No 1. Цены на потребительские товары уже превысили цены на аналогичные товары в США. При этом в США средняя зарплата в 13 раз выше, чем в России.
И при таких неоднозначных результатах экономического и социального развития в одной только Москве в 2005 году число долларовых миллиардеров увеличилось до 25, а рост миллионеров в стране значительно опережал европейские темпы роста. Что ясно свидетельствует о социальном неблагополучии.
Ясно обозначилась проблема отставания социальных реформ от экономических и политических. Революция в социальной сфере в 2006 году, очевидно, запоздала, а, соответственно, и революционные изменения в социальной структуре общества и всей социально-экономической политике, которые к 2006 году выглядели архаично и социально опасно.
Все это говорит о том, что в 2006 году Россия отнюдь не стала экономически и социально здоровой страной. Да и с точки зрения внешней безопасности, она только стала восстанавливать свои военные возможности - сохраняя расходы в 2,5% от ВВП на оборону, она в 2007 году может потратить порядка 60% от расходов на эти же цели Франции.
Более того, с точки зрения международной и военно-политической, к 2006 году наметилась тенденция охлаждения взаимоотношений с США и западноевропейскими странами. Эта тенденция во многом стала следствием укрепления России и ее позиций в мире, более активной политики по защите национальных интересов.
В США и ряде западноевропейских стран активизация внешней политики России (точнее - более последовательная защита национальных интересов) была немедленно связана с принципиальными политико-идеологическими изменениями в стране. Так, известный американский политолог Л.Арон считает, что "тот факт, что отношения между США и Россией ухудшаются (и, по всей видимости, продолжат ухудшаться), не является следствием ни заговора, ни чьего-то злого умысла. Корни этого процесса в том, как режимы в Москве и Вашингтоне воплощают стратегические повестки дня на основе выбранных идеологий" .
"Расходящиеся" вектора идеологий Запада и России стали очевидны еще в 2003 году, но к 2006 году они приобрели конкретные политические очертания. В целом новую идеологию политического режима в России и ее расхождение и идеологией США Л.Арон охарактеризовал следующим образом: "Коса "постсентябрьского" активизма США - с его акцентом на свободу и демократию как центральные элементы национальной безопасности и на "распространение демократии" в качестве одного из ключевых средств ее обеспечения - нашла на камень постсоветской и постимперской реставрации России, суть которой заключается в экономической и политической рецентрализации и Realpolitik за рубежом. Вследствие этого ценностного размежевания Россия и Америка принялись дрейфовать в противоположных направлениях" .
Очевидно, что такой дрейф России от предыдущей прозападной политики потребует дополнительных ресурсов на обеспечение суверенитета во внешней и оборонной политике. Это стало видно из приоритетов, сформулированных В.Путиным 11 мая
С точки зрения социальной политики это означает объективные границы роста расходов на эти цели, а также умеренные темпы их роста в рамках существующих и будущих (до
Поэтому, говоря о завершении "восстановительного периода" в России в 2006 году, можно сказать, что "больной уже не при смерти, но еще не здоров". Используя этот образ, можно сказать, что в 2006 году элита была вынуждена искать варианты "выздоровления", развития.
К сожалению, долгосрочной стратегии развития, ее идеологии у правящей элиты не было. Как не было плана дальнейших действий. Это откровенно признал в конце июня 2006 года В.Сурков: "Действительно, на мой взгляд, стратегического видения в сфере экономии вообще не хватает нашему интеллектуальному сообществу. За эти последние 15 лет мы неоднократно пытались сформулировать стратегические задачи в сфере экономики, и это не очень получалось, здесь есть над чем работать". При этом он подчеркнул, что говорит "не только о правительстве, а о настроениях интеллектуального сообщества вообще" .
Этих новых ресурсов к 2006 году было еще явно недостаточно для решения всех накопившихся проблем, но уже достаточно для решения отдельных, наиболее приоритетных. Именно три группы таких приоритетов и были выделены в президентском послании 2006 года:
- это, прежде всего, восстановление перспективных перерабатывающих отраслей промышленности;
- это, комплекс социально-экономических мер, направленных на улучшение демографической ситуации в стране;
- это, комплекс мер по улучшению обороноспособности страны.
Таким образом, в перечне общенациональных приоритетов социально-экономические приоритеты выступают как интегральная часть общегосударственной стратегии, основанной на возможности использовать появившиеся у России ресурсы.
Вектор развития подобных приоритетных групп очевиден. Такой выбор стал следствием субъективного выбора политического и даже стратегического - выбора модели развития суверенного социально-ориентированного государства и демократического общества. Хотя выбор этот теоретически - концептуально и идеологически - оформлен не был. Не случайно в июне 2006 года, т.е. уже после состоявшегося фактического выбора, В.Сурков был вынужден признать отсутствие стратегической (идеологической) концепции развития страны не только у интеллектуальной элиты, но и у правительства, что стало в 2006 году очевидным уже не только для оппозиции, но и для всей правящей элиты.
Эту ситуацию описывали в 2006 году в прессе, наверное, ежедневно. Один из таких примеров - статья С.Кугушева "Россия над огненной рекой", напечатанная в августе 2006 года, вызвала новый всплеск дискуссии: "В последнее время, - писал автор, - в оборот стали входить давно забытые понятия "курс", "национальное проектирование", "развитие"...
Всем стало ясно: дальше без руля и ветрил страна двигаться не может. Необходимы образ будущего, топология ценностей, система социодинамических координат" .
Другой пример - статья бывшего заместителя секретаря Совбеза Н.Спасского "Стратегия для России-2008", в которой он делает анализ ситуации, когда "Россия вышла на принципиально новый этап своего развития" .
Получается странное противоречие - с одной стороны, большинство, даже абсолютное большинство авторов (как политиков, так и экспертов) считают, что у России нет стратегии, тем более долгосрочной стратегии развития. Но, с другой стороны, Россия не только успешно и устойчиво (что, может быть, важнее) восстанавливается. Но и последовательно идет в соответствии с неким сценарием (или все-таки стратегией?).
На наш взгляд, у руководства страны при отсутствии формальной стратегии есть некая концепция развития. Концепция, в которую входят, безусловно, и приоритеты, и принципы, но которую, строго говоря, нельзя назвать долгосрочной стратегией развития. А.Подберезкин не раз предлагал такой вариант в 90-е и последующие годы. Одной из таких попыток была книга "Стратегия для будущего президента страны", опубликованная в начале 2000 года.
Вместе с тем отсутствие долгосрочной стратегии у элиты отнюдь не означает, что в современной теории и практике таких стратегий вообще не существовало и нет. Совсем наоборот. Последние годы свидетельствуют не только о том, что такие модели (стратегии) существуют, но и что они практически востребованы.
Напомним, что теоретически современных моделей было (если, конечно, не считать моделью возвращение к советской социалистической плановой системе) три:
- неоклассическая модель рыночной самоорганизации, которая безуспешно и с огромными потерями для России (и не только) осуществлялась с 1991 года. Примечательно, что ее остатки - и в ментальности, и в финансах, и в экономике страны - сохранились до настоящего времени, но особенно были заметны до 2003 года;
- модели, свойственной для стран Юго-Восточной Азии, в которой доминировала частная собственность при сохранении, жесткой государственной вертикали. Реализация этой модели заняла порядка 20 лет, последовательно развивая экономику "по цепочке" - от модернизации сельского хозяйства, закупки современного оборудования, до нынешнего инновационного этапа;
- так называемая Китайская, а отчасти и Белорусская модели, при которой под жестким контролем государства и снижении налоговой нагрузки, а также запрете на вывоз капитала и приватизацию госсобственности, удалось добиться огромных успехов. Так, за последние 27 лет ВВП Китая ежегодно увеличивался на 10-12%, достигнув 2,3 трлн. долларов в 2005 году (по ПСС даже 9 трлн.долл.), по сравнению с 380 млрд. долл. в 1980 году, т.е. в 30 раз!
Результат ее реализации более чем положителен: сегодня Китай потребляет в 3 раза больше, чем США проката металлов, в 8 раз больше - цемента. Он производит в 2 раза больше мяса, в несколько раз больше, чем США, изделий электроники. Объем золотовалютных резервов КНР самый большой в мире, а сама китайская экономика признана как самая динамично развивающаяся.
В России, отметим, наиболее привлекательная китайская модель уже не могла быть использована в полной мере потому, что был потерян политический ресурс (монополия партии), проведена приватизация, наделано много других глупостей.
Поэтому, завершая восстановительную стадию, в т.ч. стадию внутриполитической стабилизации, перед российским руководством вплотную встал вопрос выбора модели развития. Собственно в 2003-2006 годы, может быть непоследовательно, непублично, но этот выбор властью, на наш взгляд, был сделан. Но выбор не стратегический, не концептуальный, не идеологический в полном смысле слова, а выбор скорее прагматический, который "шел за ресурсом", а точнее - за тем, что оставалось от преимуществ на мировых рынках энергоносителей и от макроэкономической стабилизации.
Можно предположить вместе с тем, что, начиная с президентского послания 2003 года, в котором была впервые сформулирована мысль об "удвоении ВВП", процесс размышлений и формирования новой стратегии принял активную фазу. В этом процессе особая роль принадлежит публичной инициативе президента 5 сентября 2005 года, в которой предлагались приоритетные национальные проекты (ПНП) не только в силу их целевой направленности - содействия развитию "новой" экономики и "нового" общества - но, и как первая публичная заявка президента на конкретный план по реализации объявленных прежде приоритетов.
Создание Совета по реализации приоритетных национальных проектов, затем - Президиума Совета, Рабочих групп по направлениям, регулярные встречи с президентом и заседания правительства по этой теме - все это свидетельствовало не только о декларировании приоритетов, но и о стремлении создать новый механизм, способный в ограниченные сроки привести к получению конкретных результатов. Более того, иногда складывалось впечатление, что такая параллельность с текущей деятельностью правительства была предназначена для искусственного стимулирования в целях быстрой реализации поставленных задач, а может быть, даже из-за неверия в эффективность существующих государственных механизмов управления. В определенном смысле идея ПНП стала попыткой предложить альтернативный механизм реализации сформулированных президентом России приоритетов в условиях низкой эффективности деятельности правительства.
Думается, что это не случайно. Повторим: относительно 1990 года, а тем более, относительно развитых стран мира, Россия в 2005-2006 годах не выглядела - ни экономически, ни социально - здоровой, возродившейся страной.
Это опасное отставание очень медленно компенсировалось растущей российской экономикой. Медленнее, чем темпы роста экономики. Поэтому вполне вероятно, что ПНП рассматривались и как "катализатор", ускоритель социально-экономических процессов в отсутствии эффективного механизма в лице существовавшего правительства.
Целый ряд не просто негативных, но опасных тенденций свидетельствует о том, что Россия по-прежнему отстает от развитых стран. Причем в стратегической перспективе. Так, если сравнивать нынешнюю Россию с "объединенной" Францией и Германией, то за XX век в целом ситуация выглядела следующим образом:
Отставание России от Франции + Германии (лет)
Годы 1870 1913 1980 2004
По валовому продукту на душу населения 60 63 13 41
По средней продолжительности предстоящей жизни населения 14 16 3 11
Иными словами последнюю четверть века Россия стабильно не просто отставала относительно развитых государств, но этот разрыв стремительно увеличивался.
Эта тенденция - если ее рассматривать в глобальном плане - в действительности выглядит еще хуже, учитывая, что в последующие годы такие страны, как Китай, Индия, Бразилия, Пакистан, да и другие государства, значительно опережали по своим темпам развития ведущие европейские государства. Так, если в 1950-2000 годах во всех развитых странах Запада валовой внутренний продукт увеличился в 5,4 раза, то в такой развивающейся стране, как Бразилия, он вырос в 10 раз, в Индии - в 9,2 раза. При этом в первом десятилетии нового столетия темпы роста экономики новых промышленных держав были не только быстрыми, но и - что важно - устойчивыми.
Это означает, что у России, возможно, осталось несколько лет для того, чтобы сохранить стратегическую перспективу остаться в числе развитых государств, пусть к 2020-2040 годам. Думается, что именно в 2003-2005 годы, параллельно с разработкой долгосрочных отраслевых стратегий, правящая элита пришла к выводу о неотложности принятия радикальных мер по ускорению социально-экономического развития. С одной существенной оговоркой - в рамках существующей макроэкономической политики. В этом смысле идея ПНП вполне вписывается в общий курс, который В.Путин определил в 2006 году в своем послании как сохранение достигнутой макроэкономической стабильности.
Можно предположить, что выдвижение ПНП также имело и психологический аспект: "в наследство" В. Путину осталась страна, находившаяся близко к финансовой катастрофе, когда задача выбора алгоритма развития просто не ставилась - необходимо было "просто" немедленно реагировать на все возникшие угрозы развала государства, экономики и социального взрыва. После преодоления цейтнота появилась возможность "оглядеться и подумать", что и признал В.Путин в своем послании Федеральному Собранию 2006 года. В этом смысле ПНП, безусловно, демонстрация политических намерений власти, подкрепляющая озвученные приоритеты.
Это необходимо помнить еще и потому, что выбор вектора развития в 2000 году (что было бы классически верным решением) было невозможно сделать из-за экстремальных внутренних и внешних обстоятельств. Этим, собственно говоря, объясняются все неудачи, в т.ч. группы Г.Грефа, сформулировать стратегию в 1999-2000 годах. Инерционность, таким образом, была заложена как кризисом экономки, так и внутриполитической нестабильностью.
Вместе с тем, повторим, в экономике, особенно в социально-экономической области, осталось множество крупных нерешенных или наспех решенных проблем, требующих неотложного внимания. Эти проблемы накапливались в 2000-2006 годы, очевидно "не вписываясь" в действующий алгоритм экономического развития. Иногда они становились предметом дискуссии, но иногда просто периодически возникали, озвучивались по какому-то поводу.
Это многое объясняет. Например, антисоциальную и неэффективную систему налогообложения.
Налоговая система России не просто принципиально отличается от западных систем, она принципиально несправедлива, антисоциальна. И экономически неэффективна. Если в США и Германии доля налогов, собираемых с граждан, составляет в бюджете от 66 до 72%, то в России - лишь 2%. Зато налоговая нагрузка на производство у нас дает 98% налоговых поступлений в бюджет, тогда как в развитых странах - 28-34%.
Антисоциальность ставки подоходного налога, навязанного либералами - очевидна, хотя бы из сопоставления с ведущими и развитыми странами .
Эта проблема, выдаваемая все 2000-2006 годы за "достижения" либерализма, требовала все последние годы своего решения. И соответствующего политического климата, который сложился к 2006 году, когда возобновилась дискуссия о ставке подоходного налога. Но ни в 2006 году, ни в ближайшей перспективе, вероятно, она не будет решаться.
И таких примеров во всех областях можно привести множество. Они позволяют сделать вывод о том, что не только экономически и социально выздоравливающая Россия к 2006 году оказалась перед лицом проблем, сформированных в эпоху господства либерализма, но и с точки зрения управленческой, проблемами, добавленными хаотичным реформированием России в 90-е годы.
Таким образом, на старые проблемы были наложены новые, затем новейшие, что привело к окончательному запутыванию правовой, экономической и социальной ситуации в России. Не случайно в 2000-2006 годы вся "напряженная" законодательная и нормотворческая деятельность на 45, или 80% сводилась не к созданию новых законов и норм, а исправлению старых и даже недавно принятых. Парадокс: действительно напряженно работающее Федеральное Собрание... воспроизводит собственные ошибки.
В таких условиях единственной политикой, идеологией и экономической политикой мог стать прагматизм. Прагматизм во внешней и внутренней политике, экономике и финансах. Прагматизм, отрицающий концептуализм. Выдвижение ПНП - также прагматизм, сугубо конкретная попытка добиться определенного результата. В этом и политическое значение ПНП: демонстрация прагматизма в социально-экономической политике. Во многом, как отмечают обозреватели, такой подход несет на себя отпечаток личности В.Путина, "в натуре которого больше заниматься кризисным управлением, чем принимать стратегические решения" .
По этому поводу справедливо заметил политолог А.Мигранян: "...за время президентства Путина выявился доминирующий вектор развития России в плане обретения национально-государственной и культурно-цивилизационной идентичности". Именно вектор, а не стратегия.
Но "доминирующий вектор" не сразу стал таковым. Тем более до 2006 года вектор не стал полноценной политикой. В политике и экономике он искусственно сдерживался: происходило медленное становление демократических институтов, рост культуры взаимодействия между нарождающимися группами интересов параллельно с укреплением государства, появлением у него новых возможностей.
Этот вывод отмечают и представители оппозиции. Так, А.Проханов и С.Глазьев признают, что "...главная идея, провозглашенная президентом 10 мая (послание 2006 года) - это восстановление суверенитета России как великой державы по всем направлениям: экономическому, политическому, оборонному и т.д.". И здесь это связывается с появившемся ресурсом: "Наверное, Путин почувствовал в себе силы и возможности эти задачи реализовать" , - справедливо считают авторы.
При этом не случайно из прошлого, не стесняясь берется все лучшее, что достойно к применению сегодня. Обращает на себя внимание, что не только в политике, но и в экономике используется тот позитив, который принадлежал советской эпохе и от которого искусственно пытались отказаться последние годы. Что дает некоторым критикам, особенно на Западе, говорить о "возвращении России к имперской политике" .
Это не случайно. И отнюдь не из-за того, что отсутствуют новые идеи. Пример КНР и Индии в очередной раз показал, что только сочетание национальной специфики и современных реалий способно дать правильный вектор развитию страны. Это сочетание стало нормой при В.Путине, хотя вначале и вызывало немало критики и обвинений в эклектизме, безвкусице и "возврату" в прошлое. Вероятно элита, если и не поняла, то интуитивно ощутила необходимость такого симбиоза, который выглядел изначально несколько надуманным и искусственным, но к которому быстро привыкли. В отсутствии нового качества возврат к традициям всегда можно считать выходом, решением. Правда, временным выходом.
Вместе с тем общество еще не готово в полной мере, как это было в Индии и Китае, признать перспективность и эффективность, даже прагматичность традиционализма. Как справедливо сказал один из китайских бизнесменов, "мы с уважением относимся к любому периоду истории Китая... Мы никогда не свергаем памятники своим правителям..." . Эта норма, существующая в Китае, еще не стала таковой в России.
Отход от неолиберализма в 2000-2006 годы происходил медленно, без шумных деклараций. И не всегда последовательно. Идеология - политическая и экономическая - всегда знаковая, символическая. Поэтому применительно к России 2006 года и идее ПНП, это означало не только отказ от неолиберализма и искусственного подражания Западу, но и возвращение к реальным национальным интересам, прежде всего в социальной области. Когда это произошло, то осталось только эти интересы сформулировать в цели. Что, собственно, и сделал В.Путин сначала в своих посланиях 2003-2005 годов, затем в идее приоритетных нацпроектов, а затем жестко подтвердил посланием 2006 года.
Но - важно подчеркнуть, - это решение означало не завершение, а лишь самое начало процесса формирования государственной политики интенсивного развития, которая должна быть закреплена в многочисленных - политических, финансовых, бюджетных, правовых и идеологических решениях, из которых, собственно говоря, и складывается новый политический и социально-экономический курс, алгоритм развития государства и нации. Таким образом, экономический прагматизм правительства нуждается не только в концептуально-стратегической проработке, но и в законодательном и нормативном обеспечении.
У этой прагматической социальной политики, думается, есть и более глубокие философско-исторические, а не только прагматические корни. Идеи социальной справедливости и сбережения нации, звучавшие в той или иной степени во всех посланиях 2000-2006 годов Президента России, свойственно историческому национальному психотипу русской нации, естественно сочетаемому с европейской ментальностью. Как отмечал Ф.Достоевский, "будущие грядущие русские поймут уже все до единого, что стать настоящим русским и будет именно значить: стремиться внести примирение в европейские противоречия уже окончательно, указать исход европейской тоске в своей русской душе, всечеловечной и всесоединяющей, вместить в нее с братской любовью всех наших братьев, а в конце концов, может быть, изречь окончательное слово великой, общей гармонии, братского окончательного согласия всех племен...".
Итак, Правда и Справедливость во Всечеловечности, Братство народов и единение их во Братстве - вот Национальная идея русского народа, сформулированная веками его многотрудной истории и с тех пор неизменная, во всяком случае, пока жив русский народ" .
Эта взаимосвязь, отраженная в прагматическом подходе к политике, отнюдь не означала отсутствие у элиты мировоззренческих принципов. Скорее наоборот - правящая элита, очевидно, сожалела, что такие базовые принципы не стали ранее всеобъемлющими для всего политического класса, что отчетливо выразилось в "идеологическом брифинге" В.Суркова с иностранными журналистами в июне 2006 года.
Вместе с тем важно подчеркнуть, что эти знаковые сигналы не противоречат базовым принципам и ценностям демократического европейского общества, которых очевидно придерживается В.Путин. Более того, реализация ПНП, например, - одна из его инициатив, которая в наибольшей степени им соответствует. ПНП, механизм их реализации - сами по себе очевидно социальны, демократичны и антибюрократичны.
Одновременно и закономерно идет структурирование многопартийной системы. Очевидно: европейский путь развития - с его ценностями и культурным наследием - является основным не только для В.Путина и его окружения, но и для всей российской власти. С этой точки зрения и следует рассматривать отнюдь не бесспорную идею суверенной демократии для России, о которой говорят президент страны и другие российские политики. Дело не в том, что Россия создает некую особую модель демократии. Даже к той, далеко не идеальной модели, которая является универсальной для многих западных стран, эти страны пришли разными путями. "Находясь в начале пути становления демократических политических институтов и рыночной экономики, Россия иногда повторяет то, что уже прошли западные страны, а иногда может внести в этот процесс нечто свое" , - считают российские политологи, понимая, что особенности и реалии России выходят за рамки любой "универсальной" модели.
Более того, любой "универсализм" определенно вреден России потому, что мешает ей полностью использовать те конкурентные преимущества, которыми она обладает: материальные, интеллектуальные, духовные.
|
|
