Большой СССР мне кажется сейчас каким-то очень маленьким: все из конца в конец в нем было слышно, видно и знакомо. Как журналист я изъездил его вдоль и поперек, встречая от северных равнин до гор Памира одно и то же, типовое: райкомы партии, колхозные и заводские будни – и выходные танцы в клубе, где трепетно завязывалось то, зачем мы все живем… И типовое отношение к корреспонденту из Москвы: «Милости просим, радость-то какая!.. А кто, не скажете, вас подослал?»
Помню еще такой крылатый клич советской гопоты: «Имею право в своей стране!» И он был впрямь крылатым! Даже пропащий люд, ставший таким в силу судьбы, в Великую Отечественную стал дружно под ружье – и бился за эту свою страну с потрясавшим супостата героизмом. Мой отец-фронтовик рассказывал, что наши бойцы были самые разные – но соединенные этим священным даже для урла понятием: своя страна. И нынешний расстрел этого из буржуазной пушки, раздел на «них» и «нас» – наша самая страшная потеря. Кликни сейчас: «За Родину, за Путина с Медведевым!» – кто оторвет зад от дивана? А за «своего» Брежнева, хоть и с негодной дикцией, шли в бой – в Афгане, на всесоюзных стройках вроде БАМа и КАМАЗа.
Да, лицемерия и хитрованства и тогда хватало, но было и другое: искренний порыв – убитый в финале Перестройки той фатальной ложью, которая, я убежден, угробила и весь СССР.
Это была какая-то всесоюзная, сквозная, гомерическая ложь; и когда народ уверовал, что Перестройка наконец избавит от несносного токсина этой лжи, оказалось, что это – ложь в квадрате.
Зачем мы развели ее в своей стране, еще всецело суверенной, в такой несовместимой с жизнью дозе? Вот для меня самый загадочный вопрос.
Впервые с этой Ложью с большой буквы я еще юнцом столкнулся в нашей «Правде», куда принес заметку о юной же и передовой доярке, хлебнувшей в жизни не предусмотренного в той бодрой прессе горя. Эта доярка сделала такое чистосердечное признание: «Грамота – оно, конечно, хорошо; но лучше дали б чи два рубля, чи трояку, в хозяйстве больше б пригодилось». Это сразу вычеркнул редактор, я стал бузить – и другой опытный правдист уже за дверью мне сказал:
– Здесь, что б ты знал, не правду пишут, а играют в игры. Хочешь тоже – учись, а нет – пшел вон!
Для меня это стало как обухом по голове; однако следом я как-то оправился – и давай писать не в глаз, а в бровь, чтобы хоть часть того, что почитал за правду, донести до всех.
Но эта ложь была непобедима. Врали все: секретари райком и обкомов, председатели колхозов, лекторы общества «Знание»…
В глубинке Пермской области я несколько лет кряду заряжал через центральные газеты один экономический эксперимент, нацеленный на удаление этой повальной лжи из липовых отчетов. Почин удался – но очень точечно: его участники схватили ордена, попали в Верховный Совет, но общий воз не сдвинулся в итоге ни на йоту. Партийные хлыщи мне говорили втихаря: а мы тогда, если все заработают как твой колхоз, что, станем не нужны?
На редкость порядочный секретарь райкома, позволивший проделать тот эксперимент, однажды в своем кабинете толкнул передо мной вполголоса такую речь:
– Послушайте, они все там с ума сошли? Смотрите, у меня шкафы забиты решениями пленумов ЦК: какое ушко делать у иголки, на сколько сантиметров пахать зябь, когда посевную начинать. Они что – боги, чтобы видеть это все? Если жить по их указке, мы тут и колоска не соберем! А чтобы что-то собрать, я должен лгать в отчетах и идти под гильотину. Не в срок отсеялся – партбилет на стол. Отсеялся в срок, но урожай погиб – партбилет на стол…
Это – еще до Перестройки. А в Перестройку эта ложь дошла уже до самых диких форм.
Мой уже покойный друг Феликс Саркисян, директор лучшего в Калужской области совхоза, получил орден Знак Почета – и тут же был снят и отправлен сторожем в какой-то дальний угол. Новый секретарь обкома Уланов, поставленный самим Горбачевым, ему сказал: ты для чего даешь такой надой – 5000 литров в год с коровы, когда вся область еле доит по 2500? Хочешь дешевой популярности? А не подумал, как я буду выглядеть, когда даю отчет, что непогода подвела всю область? А тебя, значит, не подвела? Снижай надой хотя бы до 3 тысяч!
Но понадеявшийся на свои заслуги Саркисян не уступил – за что и поплатился на глазах коллег, понявших на его примере все про эту ложь в квадрате!
Но главное вранье тогда засело в нашей экономике.
Если кто помнит, в СССР были колхозы-миллионеры, то есть лучшие из лучших, чьи председатели хватали тьму наград и производились в те же депутаты.
Но что это значило? Что по так называемым краткосрочным кредитам колхоз (совхоз) дал прибыль в миллион рублей и выше, вырастив хороший урожай и надоив с коров под те 5 тысяч литров. Ну, а другие – что, были идиотами или вовсе не дай бог вредителями? Да нет, работали все примерно вровень. Только назначенным в передовики выделяли «фонды» – на строительство жилья, детсадов, дорог, животноводческих комплексов, закупку новой техники и т.д. Туда, где все это являлось, бежали лучшие спецы, там молоко не кисло и зерно не гнило в старых складах. А остальные прозябали на своих ухабах.
Почему давали именно этим, а не тем – при нехватке всего на всех? По конъюнктурным или кумовским соображениям. Отсюда и шла эта ключевая ложь: чтобы стать передовиком, надо было не работать лучше, а строить блат, захлебистей лизать зады начальства, главное – партийного. И это планомерно убивало наше сельхоздело.
Те «фонды» выделялись не за так, конечно, а за деньги – которые относились уже к так называемым долгосрочным кредитам. И о них уже в газетах не писалось и на отчетных партсобраниях не говорилось. Поскольку на поверку выходил полный абсурд: колхоз-миллионер, флагман и гордость области, имел по долгосрочному кредиту минус 10, 20, 30 и больше миллионов. То есть на деле был для государства не источником дохода, а неподъемной ношей, убийцей экономики.
Как это получилось? Страсть к бравому отчету еще в начала 70-х годов того века подвигла областные власти вливать побольше средств в отдельные колхозы и совхозы – отложив возврат денег на 5-10 лет. Но скоро стало ясно, что большинству не вернуть их и через полвека – и тогда решили поделить кредиты на эти краткосрочные и долгосрочные. И последние не взыскивать совсем.
Отсюда и пошла вся чехарда. Возникло такое понятие как «незавершенка»: производственный или жилой объект, строительство которого не завершили, потому что дармовые ссуды толком не учли – в итоге миллиарды уходили в землю. Я видел целые мертвые улицы домов, где не хватило небольшого: провести коммуникации, покрыть шифером крыши. С этой бедой боролись всей страной – но толку-то? Деньги чужие, отдавать не надо. Поэтому вложили 10 миллионов в стройку, миллиона не хвалило – и все насмарку. Председатель колхоза перед законом чист: иссякло финансирование, строители бесплатно не работают, вот и увы.
И районное начальство чисто: исчерпались фонды. И областное.
То есть был сорван сам экономический рычаг, стимул к эффективному труду – поскольку им, хоть сдохни, без долгосрочного кредита под списание не вылезешь из грязи никогда.
У Саркисяна тоже были эти долгосрочные кредиты – но он не продувал их почем зря, а выжимал из них весь сок. Но это было его личной прихотью, в итоге и подведшей под монастырь. А большинство, схватив суть продувного дела, плодило эти незавершенки и рапортовало о плохой погоде, сетуя наедине: «Ну а чего ты хочешь, тут все так намешано, без поллитры не разберешься!»
Все партначальство знало, что так жить нельзя, что надо что-то с этим делать. Но продолжало врать себе и всем – отчитываясь об успехах тех передовиков, которые на самом деле вгоняли в гроб всю экономику.
Но почему в своей стране мы не смогли признаться в этой пагубе – и искоренить ее? Что, не было своих умных голов – или примера других стран, где все это называлось дотацией и распределялось честно и эффективно? Но эта круговая ложь перешибала все, и стоило кому-то открыть рот против нее, как партбилет летел на стол, а правдолюбец – в грязь лицом!
И потому в 91-м защищать СССР от его убийц не вышел ни один советский человек. Ибо все в душе решили: да гори такой неисправимый очаг лжи огнем! Авось из пепла вырастет что-то лучшее, как на кострище свежая трава!
А выросла ложь в кубе – и лишь тогда все стали плакать о той прежней лжи, всего в квадрате…
Приватизация, две «волги» на ваучер, Ельцин с клятвой лечь на рельсы, Жириновский с посулом дать каждому мужику по бутылке водки, а каждой бабе по трезвому мужику – это была уже не гомерическая, а циклопическая ложь, с выдиранием одного глаза для лучшей видимости…
Потом пришел спаситель Путин, нефть по 130 долларов за баррель – и вся наша тяга к правдолюбию как-то утихала. Но это было только тем же долгосрочным кредитом – и вот сегодня пришло время по нему платить.
Но как?
История над нами подшутила: хотели избавиться от советской лжи, но избавились только от советской промышленности, медицины, образования и этих искренних порывов. Сменили строй – а ложь осталась в этом набежавшем ныне кубе, где она уже не на языке, а на свихнувшемся вконец уме.
Вся наша нынешняя экономика, которой уже недоступны БАМы и КАМАЗы – еще худшее вранье против советской, всего наполовину лживой. И все наши выборы – вранье; и «Единая Россия» – та же лживая КПСС, лишь под другим названием.
И самая дрянь тут – даже не технические нарушения на выборах, за которые при желании можно привлечь виновных. А неподсудные политтехнологии, что превращают черное в белое – и вконец лишают надежды выйти из современного тотального лганья.
При не путем залгавшейся советской власти хоть что-то было настоящим, а сегодня – только ложь на лжи, уже до самых ключевых понятий. Земля из шара стала плоской; космический корабль надо перед стартом обмолить, не то не взлетит; если поставить свечку в храме перед преступлением и сразу после – Бог отведет от наказания…
Сюда же входят заполонившие наше ТВ экстрасенсы, реклама эликсиров «от всего» – и недавно признанный нашей наукой факт, что деревья на Луне очень высокие, потому что там маленькое притяжение.
Вот под этими деревьями и протекает наша нынешняя жизнь с потерей главного: своей страны, которая для нас уже, как те же лунные деревья, не своя.
|
|
