Мировая энергетика и перспективы «энергетических войн
Большинство войн в человеческой истории имело экономическую подоплеку. Если говорить о войнах ХХ столетия - в том числе, подоплеку энергетическую, и, прежде всего, нефтяную. По этому поводу написано много книг. Причем вполне солидных. Одна из них - Дэниел Ергин, "Добыча". Книга имеет очень содержательный подзаголовок: Всемирная история борьбы за нефть, деньги и власть". И в ней очень большие разделы посвящены именно вопросам нефтяных войн. При этом энергетические (включая нефтяные) войны, как правило, имеют весьма существенные отличия в зависимости от того, кто именно является субъектом войны. В чем это различие?
Война с нефтяной подоплекой - это война, которую ведет государство. Или союз государств. При этом подоплека никогда не выпячивается. Государство предъявляет народу другой, убедительный для народа, мотив, требующий вступления в войну. Скорее всего, этот мотив и является решающим. Но даже если он не является решающим - все равно нефтяной (или другой) решающий, подлинный мотив - не "засвечивается".
Вела ли Британская империя в Южной Африке в начале ХХ столетия войну с бурами за алмазы? Многие считают, что это так. Но Британская империя никогда не говорила об этом открыто. Солдаты британской армии умирали в Южной Африке не за алмазы, а за несокрушимость Британской империи.
Совсем другое дело - собственно нефтяная война, ведущаяся корпорациями.
Нефтяные войны ведут корпорации, так сказать, через голову народов и стран. Но это именно войны. То есть нечто, далеко выходящее за рамки классического определения деловой конкуренции. В чем же новизна средств, задействованных в корпоративных нефтяных войнах и не задействованных в нормативном бизнесе?
Новые средства здесь - полноценная разведка конкурентов с использованием всех методов, применяемых обычной государственной разведкой, включая внедрение агентуры, прослушивание и так далее. Новые средства здесь - и корпоративные спецоперации. То есть уже не разведка, а нечто большее. Вплоть до организации диверсий в отношении активов и ресурсов конкурентов, а также их физического "устранения".
В таких войнах, помимо собственных корпоративных средств, корпорации нередко активно задействуют и государственные ресурсы. Это характерно, прежде всего, для тех слабых государств, на территории которых расположены ценные для корпорации активы. Располагая корпоративными бюджетами, качественно превышающими бюджеты этих государств или сопоставимыми с этими бюджетами, - корпорации приводят в действие пружины элитных противоречий в этих государствах, организуют государственные перевороты, провоцируют гражданские войны.
Наконец, подобные корпорации нередко входят в альянсы с так называемыми "частными армиями". Имеются в виду структуры типа знаменитых "Экзектьютив ауткамз" и "Сендлайн Интернешнл". Таких структур много. И их участие в ресурсных войнах, я думаю, хорошо понятно собравшимся. По крайней мере, степень участия "Экзекьютив ауткамз" в алмазных войнах на Юге Африки и в Сьерра-Леоне очень широко и высокопрофессионально обсуждалась.
Но существует еще и "промежуточная зона" между нефтяными войнами и войнами с нефтяной подоплекой. Я много лет занимаюсь этим вопросом во главе профессионального коллектива, который специализируется именно на ресурсных корпоративных войнах. И могу сказать, что масштабы этих войн нарастают, как и их острота. И что при этом ширина промежуточной зоны становится все больше. И особенно ярко этот процесс виден в сфере корпоративных и государственных войн за энергоносители.
Предлагаю рассмотреть под таким углом зрения проблему мирового энергопотребления. Динамика этого решающего экономического (то есть, и политического) показателя такова.
К концу ХХ века суммарное энергопотребление в развитых странах, достигнув максимума, стабилизируется или даже начинает медленно сокращаться. О причинах скажу чуть позже. А вот энергопотребление развивающихся стран, начиная с 80-х годов ХХ века, стало стремительно расти. И к 2020 году должно догнать энергопотребление развитых стран. А потом и перегнать, если тенденция сохранится.
Развивающиеся страны уже сейчас являются основным фактором в росте мирового энергопотребления. Этот рост оказывается приблизительно линейным и идет темпами более 2 млрд. тонн условного топлива (тонна условного топлива по энергоемкости примерно соответствует 700 литрам (или 4 баррелям) нефти) за десятилетие. Причем, по прогнозам МЭА на 2040 год, почти 70% всей потребляемой в мире энергии придется на развивающиеся страны. Каковы же причины такой тенденции? Они, прежде всего, в том, что отрицательный демографический тренд в развитых странах, а также используемые в них энергосберегающие технологии - привели к тому, что подушевое потребление энергии в развитых странах перестало расти, а в развивающихся странах увеличивается достаточно быстрыми темпами.
Огромную роль в снижении подушевого энергопотребления в развитых странах играют энергосберегающие технологии, а также технологии более полного использования энергетического потенциала первичных энергоносителей. Проще говоря, развитые страны за счет новых (и весьма дорогих) технологий извлекают из тонны нефти, угля или газа больше энергии, чем развивающиеся страны. Тут и повышение коэффициента полезного действия машин, механизмов и энергоагрегатов, и более полное извлечение энергоемких фракций при переработке нефти, и многое другое.
Так, по данным Международного энергетического агентства (МЭА), если в начале ХХ века коэффициент использования энергии первичных энергоносителей составлял около 9%, то в развитых странах в 80-х годах ХХ века он вырос до 23%, а к началу XXI века - до 30%. Причем оптимистические прогнозы для стран развитого мира на 2030 год обещают дальнейшее повышение этого коэффициента до 36-40%. Но подавляющему большинству развивающихся стран подобные технологии пока что практически "не по карману".
В связи с этим стоит обратить внимание на такой масштабный процесс, как "зеленая революция". Речь идет о новых способах производства продуктов питания, которые освоили развитые страны во второй половине ХХ века. В каком-то смысле эта революция не в прошлом - она является перманентной. Тут и механизация сельского хозяйства и переработки, и применение удобрений и пестицидов, и генная инженерия.
Что здесь нужно особо подчеркнуть? Что речь идет об очень эффективной, но и очень "энергетически затратной" революции. Приведу лишь одну весьма впечатляющую цифру. По существующим оценкам, в странах ЕС и некоторых штатах США суммарные затраты первичной энергии на производство одной пищевой калории достигают 15-20 калорий.
Развивающиеся страны должны кормить быстро растущее население. Они не могут это сделать с помощью архаического земледелия (земледелия до эпохи "зеленых революций). То есть они неизбежно втягиваются (и уже втянулись) в "зеленые революции". Но это значит, что им нужно все больше энергии! И она нужна не только для зеленых революций! Она нужна еще и для первичной или "второй" индустриализации.
При этом нужна не энергия вообще. Нужны (подчеркиваю) наиболее доступные и технологически отработанные источники первичной энергии. Какие же это источники?
Итак, вначале (скажем так, 500.000 лет назад) человек использовал только мускульную энергию. Потом (несколько тысяч лет назад) он перешел на древесину и органические вещества. 100 лет назад центр тяжести энергопотребления сместился в сторону угля.
70 лет назад - в сторону угля и нефти. А последние 30 лет этот центр тяжести оказался прочно связан с триадой "уголь, нефть, газ". Прогноз говорит о том, что эта триада окажется решающей в мировом энергопотреблении и на перспективу ближайших 30 лет.
Относительно небольшой (хотя и впечатляющий) рост ядерной энергетики, тем не менее, не является определяющим на обозримую перспективу (конечно, при сохранении данных тенденций). И дело не только в количественном аспекте. Дело еще и в качестве. Именно нефть и газ, как первичные энергоносители "широкого применения", оказываются наиболее востребованы как в развитых, так и в развивающихся странах. Нефть пока что незаменима в качестве источника топлива для подавляющей массы наземного, водного и авиационного транспорта, а также для множества производств органической химии. Газ оказывается вне конкуренции в качестве относительно экологически безопасного топлива для тепловых электростанций, а также для многих процессов органического синтеза. Но именно ископаемые ресурсы нефти и газа (особенно нефти) оказываются, что уже совершенно ясно, актуально ограниченными.
Сейчас в мире разведанные доказанные запасы нефти составляют около 170 млрд. тонн (чуть больше 1,2 трлн. баррелей). Перспективные запасы нефти примерно вдвое больше.
При этом потребление нефти непрерывно растет и вскоре перевалит за 4,5 млрд. тонн в год. Поделите 170 миллиардов доказанных запасов на 4,5 миллиарда тонн потребления. И вы получите около 40 лет. Конечно, постоянно открываются новые месторождения. Но это приращение нефтяного потенциала идет медленнее, нежели его же сокращение за счет наращивания энергопотребления.
Нефти в мире действительно очень немного. Это не алармизм. Это уже печальная реальность нашего времени. А также будущих времен. Но проблема осложняется еще и тем, что сосредоточены основные месторождения и перспективные провинции не там, где эту нефть потребляют в максимальных масштабах. Где расположены наибольшие запасы?
В Саудовской Аравии (примерно 25% доказанных мировых запасов). В Объединенных Арабских Эмиратах (примерно 10% этих же запасов). В Кувейте (тоже до 10% этих запасов). В Ираке (те же 10% этих же запасов). И в Иране (опять-таки порядка 10% этих запасов). Соответственно, в этом проблемном регионе находится примерно 65 % мировых запасов нефти. А еще приблизительно 10% мировых запасов (по разным оценкам - от 8% до 12%) находится в России. Остальное - в Северной и Латинской Америке, ряде африканских регионов, в Юго-Восточной Азии, Центральной Азии, Австралии, Новой Зеландии.
То есть, большинство неосвоенных нефтяных запасов находится вовсе не там, где потребляется основная нефть. И это касается не только Европы и США. Это касается Китая и Индии - двух быстро развивающихся стран, стремящихся взять и барьер модернизации, и барьер "зеленых революций". А почему бы им его не взять? Чтобы ответить на этот вопрос, всмотримся внимательнее в мировую динамику потребления нефти. В том самом сокращении энергопотребления развитыми странами, о котором я уже говорил, лидируют Европа и Япония. США почти не сокращают (а по отдельным оценкам, даже чуть-чуть наращивают) свое совокупное энергопотребление. Но не это главное. Главное то, что нефтепотребление США наращивают стремительно.
За последние 10 лет спрос на нефть в США вырос на 130 млн. тонн в год, что примерно равно половине экспорта крупнейшего мирового нефтедобытчика - Саудовской Аравии. Но это - лишь рост. В 2005 году США потребили более 1 млрд. тонн нефти (почти четверть мировой добычи), из которых на своей территории добыли лишь 340 млн. тонн.
Прогноз американского потребления на 2020 год, по расчетам МЭА, - 1,15 млрд. тонн при собственной добыче не более 400 млн. т. То есть, дефицит нефтяного баланса США устойчиво составляет более 600 млн. тонн - больше, чем совокупный экспорт Саудовской Аравии, Кувейта и России.
Но еще внушительнее рост потребностей в нефти у Китая. По данным МЭА, за последние 4 года именно Китай обеспечил 40% мирового прироста потребления нефти. По ее потреблению он в 2005 году вышел на 2-е место в мире после США (326 млн. тонн в год), но лишь половину из этого количества добывает на своей территории. На сегодняшний день Китаю нужно восполнить дефицит нефтяного баланса в объеме примерно 170 млн. тонн. Но это на сегодняшний день! Данные официальных китайских источников говорят о том, что Китай реально (а не декларативно) намерен превзойти США по объему валового внутреннего продукта (ВВП) в 2025 году.
Китайцы не склонны ничего завышать. Скорее наоборот. Если считать не по курсу доллара, а по паритету покупательной способности юаня, то даже официальные данные Всемирного банка говорят о том, что валовой внутренний продукт Китая за 2004 год составляет около 70% от американского. При этом экономический рост Китая последние полтора десятилетия устойчиво держится на уровне 8-10% в год. А раз так, то он вполне может догнать США по валовому продукту не в 2025, а в 2015 году.
Но такой экономический рост Китая требует все больше энергии. И, в том числе, нефти.
Линейная экстраполяция нынешней тенденции потребления нефти в Китае (13-15% роста нефтяного потребления в год) позволяет предполагать, что через 20 лет Китай будет потреблять более миллиарда тон нефти в год. То есть столько же, сколько сегодня США. Причем 70-80% процентов этой нефти Китай будет вынужден импортировать.
Чуть более осторожный официальный прогноз Международного энергетического агентства дает на 2025 год цифры китайского потребления 750 млн. тонн и импорта - 400 млн. тонн нефти в год. А Лесли Браун, директор вашингтонского Института политики Земли, называет возможное потребление нефти Китаем в 2031 году в 100 млн. баррелей в день (или 5 млрд. тонн в год). Это больше, чем сегодня добывается во всем мире.
Лесли Браун исходит не из реальных возможностей, а из того, что нужно Китаю для решения тех задач, которые Китай поставил перед собой. В этом - уязвимость его прогноза. Но в этом и его ценность. Дело не в том, что Китай сумеет взять откуда-то 5 млрд. тонн нефти в год. Дело в том, что они ему нужны. Как минимум, ему нужен миллиард тонн нефти в год, как у США. А на самом деле и больше. Ведь дорогие технологии энергосбережения Китаю недоступны сейчас и вряд будут доступны в обозримом будущем. А значит, он на валовой внутренний продукт, равный американскому, будет затрачивать энергии больше, чем американцы.
При этом нельзя забывать, что быстрый рост потребления нефти идет и в других развивающихся странах - в Индии (прогноз на 2020 год - более 260 млн. тонн при импорте более 170 млн. тонн), Бразилии, Малайзии, Вьетнаме и т.д. Иными словами, в сегодняшнем мире, при существующих тенденциях его развития, "нефтяной дефицит" не может быть восполнен мировой добычей нефти. Он будет стремительно нарастать. И что это означает? Какие у человечества есть способы на это отреагировать?
Сценарий №1 - изменение качества и структуры мирового энергопотребления.
Здесь нужно, прежде всего, более эффективно добывать нефть, а также более эффективно эту нефть использовать. В этой сфере лежат решения по повышению коэффициента извлечения нефти, включения в разработку бедных и сложных месторождений, вовлечения в эксплуатацию запасов битумов в сланцах и песчаниках, освоения глубоководных шельфовых месторождений, а также совершенствования технологий переработки нефти в различные типы горючего.
Далее - там, где это возможно, надо заменять нефть альтернативными энергоресурсами - газом, углем, ядерной энергией, гидроэнергией, энергией из нетрадиционных воспроизводимых источников. Наиболее ясны перспективы газовой энергетики. Газа, во-первых, по сравнению с нефтью довольно много. Его доказанные мировые запасы составляют около 200 трлн. кубических метров при годовом мировом потреблении около 2,7 трлн. куб. метров, причем пока что прирост разведанных запасов превышает уровень добычи. Кроме того, сейчас начинают осваивать технологии получения газа из так называемых "газовых гидратов" - природных полимеров, в которых молекулы метана размещены в кристаллической решетке льда. А мировые запасы газа в гидратах в 100 раз больше, чем природного газа, и оцениваются в 20 000 трлн. куб. метров. Но... пока что технологии получения газа из гидратов экономически неконкурентоспособны даже при росте нынешних цен на газ еще на 30-40%.
А в чем-то нефть не может быть замещена газом. Или это замещение требует форсированно перестроить всю мировую энергетическую инфраструктуру. Например, для сколь-нибудь серьезного (и все равно не окончательного) замещения нефти газом нужно "выбросить" несколько сотен нефтеперерабатывающих заводов стоимостью в миллиарды долларов каждый, а затем построить несколько сотен таких же газовых заводов на гораздо большую сумму. Далее, эти заводы надо обеспечить соответствующей новой инфраструктурой транспорта, снабжения, потребления. Укажем, что стоимость стратегического газопровода составляет более 1,5 миллиардов долларов на 1000 км. А скромный танкер-метановоз для сжиженного природного газа обходится в 200-250 млн. долларов штука. То есть, речь идет о многих триллионах долларов совокупных капиталовложений и многих десятилетиях.
Кроме того, в части газа неравномерность распределения разведанных запасов на земном шаре еще выше. Достаточно сказать, что почти половина этих запасов сосредоточена в двух странах - России (34%) и Иране (15%). Кроме того, еще почти 5% разведанных запасов сконцентрированы в постсоветских республиках Центральной Азии - Туркмении, Казахстане, Узбекистане. А еще примерно 25% запасов - в нефтедобывающих странах Персидского залива, а также Алжире. Да и основные запасы перспективных месторождений газовых гидратов также размещены на российском арктическом шельфе.
То есть, и здесь мы имеем картину, аналогичную ситуации в нефтяной сфере. А именно: основные запасы газа сосредоточены не в тех странах, которые его в максимальных масштабах потребляют. А там, где эти газовые запасы имеются - США, Канада, Норвегия, Нидерланды, Великобритания - большинство месторождений находится на стадии падающей добычи или истощения.
Гидроэнергетика - как в силу экологических ограничений, так и из-за гигантской капиталоемкости строительства электростанций - может восполнить энергодефициты далеко не везде. В частности, в развитых странах основной национальный гидропотенциал уже вовлечен в использование. А основные резервы такого потенциала находятся в Африке, Латинской Америке, Юго-Восточной Азии.
Угля в мире пока что очень много. Доказанные запасы - более 1,3 трлн. тонн, а потребляется около 5 млрд. тонн в год. Но уголь, во-первых, является экологически очень "грязным" топливом. Чтобы снизить экологические последствия его использования, приходится оборудовать угольные электростанции сложными и дорогостоящими дополнительными системами (дожигания газов, пылеулавливания, конверсии дымовых газов и т.д.), резко повышающими стоимость эксплуатации.
Кроме того, в "угольной" энергии весьма высока доля расходов на доставку топлива от мест добычи к местам потребления. А существующие в настоящее время технологии подземной газификации угля, позволяющие превратить исходное сырье в легко транспортируемый и более экологичный газ, а также технологии производства из угля моторного топлива, - пока в большинстве случаев неконкурентны в сравнении с использованием природного газа и нефти.
Ядерная энергетика могла бы стать достаточно эффективной альтернативой тепловым электростанциям, использующим природные углеводороды. Однако "радиационный синдром", возникший в результате аварии на американской станции "Тримайл Айленд" и многократно усиленный Чернобыльской катастрофой, надолго затормозил развитие технологий АЭС, а также сопутствующих технологий утилизации радиоактивных отходов. В частности, в США и ряде других стран было на уровне законодательства сокращено или вовсе прекращено строительство новых ядерных энергоблоков.
Американские производители в результате продали иностранным компаниям две из четырех корпораций, занимающихся строительством АЭС ("Комбастион Инжиниринг" и "Вестингауз"). В других странах значительная часть мощностей по строительству АЭС также была свернута. В результате для удовлетворения сегодняшнего быстро растущего спроса на новые ядерные энергоблоки (прежде всего, в Китае, Индии, Латинской Америке) - на мировом рынке просто нет достаточных возможностей. И быстро эти возможности - не создать.
Кроме того, нельзя не указать, что ресурсы "ядерного горючего" для АЭС также размещены на Земле далеко не в пользу наиболее развитых стран. Крупнейшие месторождения урана находятся в Казахстане и Узбекистане (около 25% мировых запасов), а также в Африке и Латинской Америке.
В том же, что касается нетрадиционной энергетики - ветровой, солнечной, приливной, геотермальной, биоэнергетики и т.д. - в современных условиях они, хотя в локальных условиях оказываются достаточно эффективны, все же не могут оказать серьезное влияние на общий энергобаланс.
Наконец, термоядерная энергетика, которая у всех на слуху в качестве главного перспективного средства выхода из ситуации глобального энергодефицита, - пока что дело достаточно далекой перспективы. По наиболее оптимистическим оценкам, первые коммерчески эффективные термоядерные реакторы появятся не ранее, чем через 25-35 лет, а для их массового строительства понадобится еще не менее 40-50 лет. То есть, существенное влияние на мировой энергобаланс термоядерная энергия начнет оказывать, в лучшем случае, к концу XXI столетия.
Резюмируя изложенное, следует подчеркнуть, что ни переход с нефти на газ, ни массированное наступление альтернативной энергетики не позволяет - при существующих мировых тенденциях - решить мировые энергетические проблемы. То есть, - при существующих тенденциях - "снять" проблему энергодефицита способом изменения структуры энергопотребления не удается. Человечество в его нынешней мирохозяйственном и социальном качестве решить эту проблему не может. Но оно не может и добыть необходимого количества нефти. Что тогда остается?
Либо изменить это самое социальное качество, снять механизмы торможения "энергетических революций", определяемые интересами держателей многих триллионов долларов, включить какие-то внеконкурентные общемобилизационные механизмы - либо... Анализ всех возможных "либо" выводит нас на печальный, но вполне возможный сценарий №2.
Сценарий №2 - войны за энергорсурсы
Во вступительной части я уже говорил об энергетических корпоративных войнах. А также о скрытой подоплеке прежних межгосударственных войн. Из проведенного мною анализа проблемы стратегического нефтяного (и в целом энергетического) дефицита, как мне кажется, прямо следует, что корпоративные энергетические войны будут прямо переходить в войны государственные, причем такие, в которых энергетическая подоплека будет обнажена, как никогда ранее.
Решать проблему нарастающего дефицита попытаются с помощью торможения энергопотребления в тех странах, которые наиболее стремительно рвутся к системной модернизации. И соответственно - к новым энергетическим резервуарам. Такое решение проблемы связано с торможением модернизации - прежде всего в Китае, но и не только - за счет "новых энергетических войн". Пока что эти войны можно назвать "холодными". Основные инструменты таких "холодных войн" таковы.
1. Борьба за приобретение, в том числе за счет слияний и поглощений, новых нефтегазоносных участков или уже разведанных месторождений. Частный случай - борьба за контроль над российскими нефтяными и газовыми месторождениями (а также за российскими компаниями - владельцами лицензий на эти месторождения). Эта борьба у нас на глазах становится стержнем всей российской политики.
2. Повышение мировых цен на нефть. По расчетам экспертов, сегодняшняя "справедливая" цена нефти составляет около 35 долл./барр. Политические риски, возникшие в результате войны в Ираке, обострения ситуации вокруг Ирана и Венесуэлы, а также общей нестабильности в регионе Персидского залива, добавляют к этой цене еще 25 долл. И, наконец, спекулятивная игра крупнейших мировых инвестиционных групп (прежде всего, американских) на нефтяных фьючерсах, постоянно нервирующая потребителей, обходится этим потребителям еще в 7-10 долл./барр.
Что это все значит? Что нефтяная война начинает сопрягаться с финансовой. Искателям нефти предлагают поконкурировать за совокупный мировой финансовый ресурс. У кого хватит денег, чтобы купить нефть? США играют по одним правилам. Китай по другим. Эти правила очень специфичны. В такой игре нет грязных и чистых денег. А тот же афганский героин, да и многое другое, превращается в войну за возможность купить нечто жизненно необходимое.
3. Борьба за системы транзитных экспортных нефтяных и газовых коммуникаций. Здесь, опять-таки, нет нужды объяснять, какие многолетние баталии шли и идут вокруг трубопроводов Тенгиз-Новороссийск, Баку-Джейхан, Туркмения - Афганистан - Пакистан - Индия, Иран - Пакистан - Индия, Гана - Гвинейский залив, Голубой поток, Североевропейский газопровод и т.д. Мы прогнозируем резкое нарастание и этого слагаемого мировой (пока, слава богу, все же холодной) энергетической войны. Которая, как мы считаем, уже ведется. А в ближайшие 10 лет будет приобретать все большее значение в рамках этого второго сценария.
Но, как можно заметить, уже в этой "холодной" энергетической войне налицо существенные компоненты войны "горячей". Так, в частности, операция в Ираке заблокировала доступ к нефтяным ресурсам страны подавляющему большинству нефтяных компаний, кроме американских и британских. А заодно снизила возможности закупки иракской нефти Китаем. И такой "горячий" вклад в "холодный" вопрос о повышении цены за счет операции в Ираке - весьма существенен.
Другой пример - война в Афганистане наглухо и надолго заблокировала любые возможности прокладки трубопроводов из Туркмении в Пакистан и Индию. Третий пример - если произойдет военная операция против Ирана - последствия для снабжения нефтью Китая, Индии, Японии, ряда других стран окажутся еще серьезнее.
Между тем, все это лишь первые, пока что не слишком явные, операции "горячей" энергетической войны. Можно ли прогнозировать этапы ее развития? Эксперты предлагают рассмотреть системно-террористический (или партизанский) этап этой войны в качестве следующего (и как они считают, более чем возможного). И такой прогноз не так уж и экзотичен.
Мы в России непрерывно сталкиваемся с диверсиями на трубопроводах, проходящих через Дагестан и Ставропольский край. Трубопроводы и нефтяные месторождения регулярно взрывают и поджигают в Ираке. А в Нигерии объем нефтедобычи часто резко падает в результате "бандитских нападений" на нефтяные платформы. Причем нападения совершают группы местных племен - в частности, иждо и игбо, - которые оказываются оснащены (важный вопрос - кем и как) новейшим автоматическим оружием.
Если же говорить о следующих вероятных этапах эскалации "горячей" энергетической войны, то следует рассмотреть основные "точки уязвимости" энергетической инфраструктуры. И признать возможности системных (множественных) атак на нефтяные танкеры и метановозы для сжиженного газа. А также на нефтяные платформы, трубопроводы, нефтеперерабатывающие заводы и заводы по сжижению и регазификации природного газа. Зоны возможных акций такой "горячей энергетической войны малой интенсивности" тоже, в общем, ясны.
Это, во-первых, узкие проливы, через которые идет мощный поток энергоносителей. В том числе, Ормузский пролив на выходе из Персидского залива, Суэцкий канал и Баб-эль-Мандебский пролив на выходах из Красного моря, Маллакский пролив и Андаманское море (через которые идет основной нефтяной импорт в Китай, Японию, Южную Корею), а также Босфор, Гибралтар, Датские проливы.
Это, во-вторых, зоны прохождения крупнейших стратегических трубопроводов. В отношении российского экспорта наиболее важными с данной точки зрения являются нефте- и газопроводы, проходящие через территорию Украины, трубопровод "Тенгиз-Новороссийск", газопровод "Голубой поток", а также трубопроводы "Средняя Азия - Центр". Важно отметить, что рост активности радикального исламизма в регионе Поволжья создает риск диверсионных атак такого рода уже на собственно российской территории. В частности, именно через Поволжье идет основной поток нефти и газа Западной Сибири - как для снабжения европейской части страны, так и на экспорт.
Это, в-третьих, возможные диверсии на морских (наиболее уязвимых) нефтяных и газовых промыслах. Здесь, видимо, зоны максимального риска - Гвинейский залив, Мексиканский залив и Карибское море, Северное море. Это, наконец, возможные диверсии на заводах по производству сжиженного природного газа и нефтеперерабатывающих заводах - в Алжире, Катаре, Саудовской Аравии, Малайзии, Индонезии и т.д.
А теперь главное. Если такой способ решения проблемы нефтяного и энергетического дефицита будет востребован, то одновременно с ним БУДЕТ ВОСТРЕБОВАН И ВНЕСИСТЕМНЫЙ АКТОР (АКТОРЫ), СПОСОБНЫЙ К ЭФФЕКТИВНО-РАЗРУШИТЕЛЬНОМУ ВОЗДЕЙСТВИЮ НА СООТВЕТСТВУЮЩУЮ ИНФРАСТРУКТУРУ.
Кем бы ни был этот актор - "исламским радикализмом", "глобальным терроризмом" или "национально-освободительным движением" - он будет глубоко двусмысленным. Его действиями будут открыто возмущаться. И скрыто аплодировать, если эти действия работают на искомую стратегическую цель - вывод мира в новый формат потребления энергии. Актор (или акторы) будут нужны всем игрокам. Потому что каждый из них попытается тянуть "энергетическое одеяло" на себя.
США в данном сценарии просто не могут не начать это делать, используя внесистемных акторов против Китая. Ничего, кстати, радикально нового тут нет. Эти акторы уже использовались и против СССР (причем вполне открыто), и против других "объектов воздействия". Иначе откуда бы взялся Бен Ладен? Да и не он один.
Но и Китай будет играть на этом же поле. И он уже начал эту игру. Это означает, что каждый актор будет предлагать себя борющимся силам, набивать себе цену. И из слуг двух (а то и нескольких) господ может стать хозяином процесса. Именно такую метаморфозу мы давно назвали "дьявол для грязной работы". Сергей Кургинян впервые использовал этот термин применительно к "ситуации Бен Ладена" в 1994 году.
Предположим, что этот "дьявол" снова будет востребован. Что может стать "точкой сборки" для такого востребования? Ведь речь идет о некой альтернативе прямой мировой энергетической войне. В которой старые империалистические державы постараются не допустить энергетического передела мира, а новые будут к нему стремиться. И мы, кстати, прекрасно понимаем, что такая (увы, почти наверняка ядерная) война - скорее всего, будет войной за энергетические ресурсы России. Но дьявола как раз и постараются использовать для того, чтобы избежать передела сфер влияния в рамках существующего миропорядка. А как этого можно избежать? Только меняя миропорядок.
С этой точки зрения холодная и горячая энергетическая война - это еще и мироустроительная война. Результатом которой должно стать НЕРАЗВИТИЕ в большинстве регионов мира. В США такой сценарий, похоже, всерьез просчитывают. Так, администрация Буша еще до войны в Ираке выступала с многозначительными "энергетическими инициативами".
Первая из них состоит в том, что США должны в течение 15-20 лет довести до минимума в 25-30% зависимость от импорта энергоносителей. Это очень впечатляющая и позитивная программа. Она включает в себя строительство новых АЭС, создание новых энергосберегающих технологий, расконсервирование нефтяных месторождений на Аляске, освоение технологий получения нефти из битуминозных сланцев, производство моторного топлива из сельскохозяйственных отходов и древесины и многое другое. А также - усиление "нефтяного" сотрудничества с Канадой и Мексикой как членами блока НАФТА. В чем цель? Окончательная цель была заявлена позже, в рамках второй программы, выдвинутой, в том числе, и по итогам анализа операции в Ираке. Это вторая программа, принадлежащая лично Бушу, содержит в себе призыв к 2025 году сократить импорт нефти из региона Персидского залива на 75%. То есть, довести его до примерно 10-12% совокупного импорта.
Как мы видим, не только китайцы, но и американцы выдвигают программы с ориентацией на 2025 год. А еще недавно по этому поводу кое-кто из западных, в том числе дружественных нам экспертов - иронизировал. Мы предупреждали о генеральных "геополитических ставках" в районе 2017-2020 года, а нам говорили, что "о целях, ориентированных на 2017 год, могут рассуждать только неадекватные люди". И вот Джордж Буш ставит такие цели. А что они означают? Нельзя не приветствовать попытку освободиться от импортной (прежде всего, нефтяной) энергозависимости. Но нельзя не понимать и другого.
Во-первых, достаточно простые расчеты показывают, что такими способами нельзя освободиться от импортной энергозависимости надолго. Действительно, США, в принципе, могут за счет перечисленных мер и форсированного использования собственных нефтяных ресурсов резко снизить свою зависимость от нефтяного импорта из Залива на 5-7 лет. А что будет потом? И что должно произойти за эти 5-7 лет?
Во-вторых, кому хотят подарить нефть Персидского залива, от которой откажутся США? И возможен ли такой щедрый подарок в рамках сколько-нибудь рациональной политики? Ведь конкуренты США обязательно этим подарком воспользуются. И тогда они просто не могут не победить. Значит, они не должны суметь этим воспользоваться. А когда они не смогут этим воспользоваться? Только при очень специфическом развитии событий в главном нефтяном макрорегионе, включающем, как я уже показал, не только Саудовскую Аравию, Кувейт, Эмираты, но и Иран с Ираком, а также многое другое. В том числе и Россию.
Что значит это специфическое развитие событий? Я здесь не берусь разрисовывать конкретные антиутопии. Но всем ясно, что такое развитие событий должно находиться за рамками даже минимальной стабильности - то есть, на уровне Большой Катастрофы.
|
|
